Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру - Гунтхард Вебер

Обратимся теперь к другой важной составляющей ориентированности на решение. Мы помним: волшебная жемчужина, особая сила работы методом семейной расстановки, раскрывается только в состоянии самозабвения. Другими словами, одной из важнейших и эффективнейших интервенций при поиске решения является не-знание.

He-знать — это означает все что угодно, только не «ничего-не-знать». Как раз наоборот: это значит обладать большим багажом теоретических знаний и клинического опыта и доверять тому факту, что знающее поле расстановки воспользуется нашими способностями, при том что выход нам неизвестен. Поэтому я готов сказать и так: сведущее самозабвение.

В расстановках часто случается так, что мы не знаем, что делать дальше, мы не имеем об этом ни малейшего представления и блуждаем в потемках, и это как раз самые плодотворные моменты. Тогда мы вместе со всеми нашими представлениями, желаниями и надеждами поневоле отступаем назад и таким образом оставляем поле свободным для собственного решения этого поля, этой семьи. Если сказать об этом искренне и не манипулятивно, то это звучит так: «Я не знаю, я ничего не могу найти, тут не хватает чего-то важного». Это значит отказаться от того, чтобы вести расстановку самому, что часто становится началом ведомости системой и ее полем. И тогда через некоторое время растерянности поле обычно дает о себе знать через кого-то из участников расстановки: это может быть изменение в ощущениях, новое восприятие или желание что-то сделать.

Приведу пример

Один участник недавно занял место заведующего отделением зависимостей в клинике нервных заболеваний в одной из новых федеральных земель. Он делает расстановку коллектива руководимого им отделения

На первом и единственном пока общем собрании он сталкивается с тем, что коллектив в шоке из-за недавно случившегося самоубийства одного пациента, бывшего офицера госбезопасности ГДР. Сначала он проходил лечение в закрытом отделении больницы в связи с острой суицидальностью, но затем, после явного уменьшения угрозы суицида, был переведен в отделение зависимостей по поводу алкоголизма, где очень жестоким и кровавым способом «себя казнил», как это было воспринято персоналом.

Сначала в расстановке никак не удается найти решение, и прежде всего не получается воздать уважение и вес руководителю отделения и цели — эффективному лечению страдающих зависимостями пациентов. Все участники напряжены, подавлены, и все попытки перестановок практически ничего не меняют. Я говорю, что не могу найти никакого решения, так как не вижу, что здесь могло бы помочь коллективу и заведующему. И жду. Спустя некоторое время, в течение которого напряжение не спадает, заместитель, представляющий в расстановке врачей-ассистентов, говорит: «То, что здесь происходит, как-то связано с бывшей ГДР, с тем, что там было, я тоже во всем этом был» Таким образом было дано решающее указание рядом с каждым членом коллектива мы ставим по одному человеку, который представляет его или ее тень, — все то, что он или она совершили или пережили в бывшей ГДР. В том числе мы ставим тень заведующего — его собственную беду или переплетение. Когда все участники на мгновение кладут на свои тени руки — что для некоторых очень нелегко, — наступает мир и тишина. Теперь коллектив мог увидеть и признать руководителя и цель.

Через восемь недель после той расстановки заведующий сказал мне, что ему по-прежнему нелегко ездить на эту работу, но образ тени его успокаивает и приносит облегчение, тень стала для него добрым спутником. В первый раз с момента вступления в должность началось что-то похожее на работу: коллектив бойкотировал проведенное заведующим анкетирование и смог потом об этом говорить, а также о своем большом страхе перед последствиями, которые может иметь откровенность, а это уже первый шаг к работе.

Думаю, хорошо, что я тогда действительно не знал, что делать дальше. И тем самым уступил место тем, о ком шла речь, и они сами смогли найти целительное указание, которое, возможно, станет началом осторожного и примирительного обращения с бедой и виной — иным, чем архаичный самосуд офицера Штази [Служба госбезопасности в ГДР и самая мощная после советского КГБ тайная политическая полиция в бывших странах Варшавского договора — Прим. ред], каким бы неизбежным он ни был для него самого. Это и есть то, что я воспринимаю как мудрость расстановки — мудрость, находящую нас, когда мы сами найти ее уже не способны.

Итак, под самозабвением, этой важной составляющей ориентированности на решение, я понимаю прежде всего большое, деятельное доверие к группе и к знающему полю расстановки, сообщающему о себе в ощущениях заместителей. Таким образом, самозабвение подразумевает готовность позволить быть неясным, «не спасенным» ситуациям в расстановках, готовность к отказу от желания знать лучше, чем знает сама система. И еще терпение, которому мы учимся не столько у людей и вещей, дающих нам подтверждение, сколько у тех, кто занимает противоположную позицию и разочаровывает нас чем-то неожиданным.

Так что в хорошем решении «полезной для здоровья усадке» подвергается не только расставляющий свою систему клиент, этот целительный процесс переживает и терапевт. Недавно на семинаре впервые присутствовала моя жена и наблюдала меня в работе. Во время первого перерыва я с ожиданием спросил ее о впечатлениях и был довольно обескуражен ее ответом. «Ты стал меньше, ты как-то съежился, — сказала она, — это делаешь не ты — тут есть что-то еще, и оно тебя ведет».

О том, что речь здесь идет не о ложном смирении, а достоинство и готовность «становиться меньше» — вещи вполне совместимые, говорится в одном саксонском анекдоте. Приходит саксонец в магазин и просит глобус. Продавец приносит ему глобус, но, на взгляд саксонца, он слишком велик. Ему приносят другой, поменьше, и тот тоже оказывается слишком большим, как и третий, который принес ему продавец. В конце концов, покупатель заявляет: «Знаете, мне бы совсем маленький глобус, где одна Саксония».

Теперь я подхожу к последнему пункту, который причисляю к ориентированности на решение, и это нечто очень деликатное. Это готовность к познанию благоговения, почтения, тишины, красоты и даже святости, которая может быть в «да, это так» какого-нибудь решения. Решения соединяют нас с несущими взаимосвязями, которые выходят далеко за пределы наших личных «могу», которые мы познаем, но описать можем лишь отчасти. В первую очередь мы должны испытывать к ним благодарность, ибо, если решение выливается в подобный религиозный опыт, мы знаем, что на этот раз достигли Цели.

3. Какой квалификацией нужно обладать, чтобы правильно обращаться со знающим полем и его силами?

Американский инженер Томас Эдисон, которому мы, помимо прочего, обязаны лампочкой накаливания, микрофоном и граммофоном, сказал однажды о возникновении важных изобретений и открытий так: «Это на 1% инспирация и на 99% — транспирация». Очень похожа на это высказывание одна буддистская поговорка: «За каждой драгоценностью стоит 5000 потных лошадей».

Так я добрался до первой части своей темы: «Мудрость не приходит к ленивым». Теперь речь пойдет о прилежании и технике. И если то, что я скажу дальше, напомнит приезд в Тулу с парочкой своих самоваров, так это потому, что мне кажется, еще для нескольких штук места там хватит вполне.

Тот, кто занимается семейной расстановкой, должен иметь солидное базовое психотерапевтическое образование и многолетний клинический опыт. Семейные расстановки, какими бы простыми они иногда ни казались, это очень мощный инструмент, обращение с которым требует высокой компетентности, и не в последнюю очередь из-за тяжелых кризисных обострений, которые здесь могут произойти.

Сегодняшняя ситуация с семейной расстановкой несколько напоминает мне распространение гештальттерапии в Германии в начале 1970-х. Тогда я, едва окончив медицинский институт и только начав учиться анализу, в полном восторге прочитал две книги Фрица Перлза и тут же в качестве «ученика волшебника» начал проводить эти идеи в жизнь на своем первом рабочем месте, в студенческой консультации Геттингена. На «горячем» стуле сидел студент с угрозой психоза. Под моим «руководством» он должен был снова прочувствовать невыносимые для него части души. Слава Богу, моему шефу Экхарту Шперлингу удалось вовремя предотвратить угрозу «выхода из берегов» и преподать мне урок стойкого чувства благотворного стыда.

К хорошему образованию и клиническому опыту прежде всего относятся еще и солидные знания о самих себе, реалистичная оценка собственных способностей и границ, а также основательные знания типичных склонностей и «слепых пятен» в глухих зарослях переноса и контрпереноса — другими словами, основательное самопознание. В этом отношении особенно многим (в смысле способности целесообразно обращаться и уметь играть с собственными идиосинкразия-ми в психотерапевтическом контексте) я обязан психоанализу как инструменту обучения и тренировки. Да, в сущности, психоанализу я обязан основами для того, чтобы выйти за его рамки в семейной расстановке.