Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис

— Что вам надо? — резко, с горечью спросила она. Я представил ее себе в их роскошно обставленной гостиной. Худенькая и решительная блондиночка, такая же всеведущая и трудолюбивая, как Джоди. Она сейчас, наверно, одета в тугие синие джинсы и дорогую рубашку, на запястье у нее позванивают шесть золотых браслетов, и она благоухает мускусными духами. У нее обычно обо всем было свое мнение, которое она высказывала решительно, не терпя возражений. Но до сих пор она никогда не пробовала своих коготков на мне лично.

— Договориться о перевозке, — сказал я.

— Стало быть, вы все же решили нас погубить!

— Вы выживете.

— Трепло самодовольное! — зло сказала Фелисити. — Так бы и придушила! После всего, что Джоди для вас сделал...

Я помолчал.

— А он вам не сказал, почему я решил порвать с ним?

— Из-за какой-то паршивой лишней десятки в счете!

— Нет, все было куда серьезнее, — возразил я.

— Чепуха!

— Спросите у него, — сказал я. — Как бы то ни было, в четверг утром я пришлю за лошадьми три фургона. Шоферы будут знать, как выглядит каждая из лошадей и куда их нужно везти. Скажите Джоди, что, если он снова вздумает подменить лошадей, ему придется заплатить за лишние перевозки самому.

Слова, которыми она меня обозвала, потрясли бы отца Джоди до глубины души.

— В четверг, — повторил я. — Три фургона, в разных направлениях. До свидания.

Неприятно. Ужасно неприятно.

Я мрачно сидел, смотрел по телевизору какую-то пьесу и не слышал ни слова. Без четверти десять зазвонил телефон. Я выключил телевизор.

— Я просто хотел узнать, сэр, как теперь со мной будет.

Раймонд Чайльд. Жокей-стиплер средней руки. Тридцать лет. Довольно серая личность. Ездил он неплохо, но чем чаще я бывал на скачках и чем лучше разбирался в них, тем отчетливее я видел его недостатки. К тому же я был уверен, что Джоди не мог бы так манипулировать моими лошадьми без помощи жокея.

— Я пришлю вам премию за Энерджайза, — сказал я. Жокеи официально получают процент от суммы приза, но владельцы, которые хотят выразить особую благодарность, часто посылают им дополнительные премии от себя.

— Спасибо, сэр... — он, похоже, удивился.

— Я ставил на него и выиграл крупную сумму.

— Разве? — Раймонд удивился еще больше. — А Джоди говорил... Он осекся.

— Я ставил на тотализаторе.

— А-а...

Молчание затянулось. Раймонд прокашлялся. Я ждал.

— Так вот, сэр. Я... э-э... как насчет будущего?

— Мне очень жаль, — сказал я, отчасти даже искренне. — Я благодарен вам за победы, которые вы одерживали. Я пришлю вам премию за Энерджайза. Но в будущем на нем будет ездить жокей, который работает с его новым тренером.

Раймонд ругаться не стал. Он только тяжело вздохнул.

— На самом деле, сэр, я вас понимаю... Это было почти равносильно признанию. Ответить я ничего не успел — он повесил трубку.

* * *

Во вторник одна из моих лошадей должна была участвовать в скачках в Чепстоу, но, поскольку я отказался от услуг Джоди, он не мог ее туда отправить. Все утро я бесцельно бродил по квартире, а днем отправился гулять. Я прошел от Кенсинггон-Гарденс до Тауэра. Холодный, серый, сырой день; над илистыми отмелями, обнажившимися во время отлива, орут чайки. Кофейного цвета река торопится к морю. Я стоял, глядя на Сити с вершины невысокого холма, на котором стоит Тауэр, и думал о тех, кто сложил здесь голову на плахе. Совершенно декабрьское настроение. Я купил пакетик жареных каштанов и поехал домой на автобусе. В среду пришло письмо.

"Дорогой мистер Скотт!

Где и когда?

Александра Уорд".

Пятерку она оставила себе.

* * *

В четверг вечером три тренера подтвердили, что получили моих лошадей. В пятницу я немного поработал, а в субботу поехал на скачки в Челтенхем. Я, конечно, не думал, что меня встретят овацией, но всеобщей обструкции тоже не ожидал.

Некоторые просто ненавязчиво поворачивались ко мне спиной. Некоторые знакомые, говоря со мной, прятали глаза и при первой возможности спешили удалиться. Репортеры исподтишка следили за мной, тренеры держались настороженно, а Жокейский Клуб проявлял холодную враждебность.

Один только Чарли Кентерфильд подошел ко мне, улыбаясь во весь рот, и пожал мне руку.

— У меня что, рога выросли, что ли? — спросил я. Он расхохотался.

— Вы ударили лежачего. Благородные британцы вам этого не простят.

— Даже если этот лежачий ударил первым?

— Слабейший всегда прав. Он повел меня в бар.

— Я провел нечто вроде социологического опроса. Процентов десять полагают, что вас тоже стоит выслушать. Процентов десять придерживаются мнения, что вас надо пристрелить. Что пить будете?

— Шотландское виски. Воды и льда не надо. А остальные восемьдесят процентов?

— Столько благородного негодования, что «Гринпису» хватило бы на несколько месяцев работы. — Он расплатился за выпивку. — Ваше здоровье!

— И вам того же.

— Уляжется, — сказал Чарли.

— Я тоже так думаю.

— На кого бы вы поставили в третьей скачке?

Мы принялись обсуждать сегодняшних фаворитов и о Джоди больше не упоминали. Но потом, когда я остался один, мне стоило большого труда не обращать внимания на всеобщую враждебность. Я поставил по десятке на пару лошадей на тотализаторе и проиграл. Такой уж день выдался.

Весь день мне ужасно хотелось объяснить всем и каждому, что это я был пострадавшей стороной, я, а не Джоди. Но я вспоминал о новых тысячах, которые он непременно вытянет из меня, если я хотя бы заикнусь об этом, и помалкивал.

Гвоздем программы был Квинтус собственной персоной. Он преградил мне путь и громко заявил, что я позорю доброе имя английских скачек. Я подумал, что Квинтус постоянно изъясняется штампами...

— Должен сказать вам одну вещь, — продолжал Квинтус. — Если бы вы не поступили так подло с Джоди, вы были бы избраны членом Жокейского Клуба. Мы рассматривали вашу кандидатуру. Но теперь вам этого не предложат — я об этом позабочусь.

Он резко кивнул и отступил в сторону. Я не двинулся с места.

— Это ваш сын поступил подло со мной.

— Да как вы смеете!

— Можете мне поверить.

— Глупости какие! Нестыковка в вашем счете — результат обычного недоразумения. Секретарь ошибся. Если вы посмеете утверждать, что это было нечто иное...

— Знаю, — перебил я. — Он подаст на меня в суд.

— Совершенно верно! Все деньги Джоди заработаны законным путем.

Я ушел. Квинтус пристрастен, но я знал, что от репортеров я получу прямой ответ.

Я подошел к старшему обозревателю одного из ведущих ежедневников, человеку лет пятидесяти, который писал отрывистым телеграфным стилем и сосал мятные леденцы,