Золотой жёлудь. Асгарэль. Рассказы - Ольга Владимировна Батлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спектакль оказался документальным, как сама жизнь. Переносясь из одного места в другое и наблюдая сценки, я почувствовала, что вспоминаю этот мир, будто бывала здесь прежде. Мне только трудно было поверить, что всё это пело и шумело, плескалось и благоухало, распуская свои влажные лепестки, для одной-единственной зрительницы – меня…
Город у воды назывался Аютхайей, а история крутилась возле жившей там в незапамятные времена сиамской девушки. Она была сиротой, которую тетка взяла из деревни в столицу, чтобы иметь бесплатную служанку. Но Маи выросла красивой, и тогда теткины планы расширились.
Она познакомила племянницу с китайским купцом, чья огромная джонка с красными парусами, похожими на расправленные крылья дракона, останавливалась в Аютхайе по пути в Персию. Купец обычно дополнял местной посудой свой бесценный груз сине-белого фарфора и зелёного селадона.
В первое же свидание Чанг Жень захотел подарить Маи дорогое нефритовое ожерелье, но сирота отказалась.
Потом она, свернувшись нагим клубочком, лежала и смотрела на строгий профиль гостя, на его седеющие виски.
– Вот как бывает… – он с грустью провел пальцем по стоявшим на полу колокольчикам с изображениями слонов. – Нашёл прекрасное дерево, а топор сломан.
Маи захлестнула волна жалости к мужчине.
– В другой раз всё получится, – и девушка робко погладила китайца.
Она оказалась права: во время следующего визита её гость был таким, каким хотел: то нежным, то жестоким. И были мгновения, когда он терял голову, как мальчишка. В знак благодарности за удовольствие господин Чанг разложил перед Маи деньги. Но она снова отказалась, потому что решила оставаться хозяйкой хотя бы собственной душе. И обескураженный китаец подумал, что эта девушка не похожа на других.
Зато тётка с удовольствием выкладывала свои увесистые серебрянные пульки-монеты в длинную гусеничку.
– У меня тут денежный угол! – хвасталась старая сводня. – Когда серебрянный червяк доползет до вон той стены, купим большую лодку, наймем рыбаков.
– Заживем! Интересно, где этот Чанг деньги прячет? – смеялся Лек. Глаза его оставались злыми. Ему самому нравилась Маи.
Ни Лек, ни его мать не догадывались, что их бизнес положит начало долгой любви для двух других. Теперь каждую зиму, когда китаец отплывал из Гуанчжоу с новым грузом, он знал, что главной остановкой на его пути будет Аютхайя. Маи тоже ждала встречи – сдержанный и заботливый Чанг Жень все-таки проложил путь к её сердцу.
Сначала девушке было лестно, что она усмирила высокомерного иностранца, который теперь уважительно называл её хун Маи. А потом она просто влюбилась во всё, что он говорил и делал. Даже когда китаец ел свой суп, шумно засасывая лапшу, она не могла оторвать восхищенных глаз. Им было хорошо вместе – их души и тела переплетались друг с другом, как два нежных червячка в зелёном листке (ну и сравнения ко мне стали приходить).
Чанг поселил свою наложницу в отдельном домике и нанял ей двух служанок. Он был женат, но Маи всё равно мечтала, что однажды её любимый останется в Аютхайе навсегда. Гости на их свадьбе будут лить святую воду из морских раковин на руки и головы молодоженов, желая им здоровых детей.
– Хун Чанг, – Маи игриво дернула китайца за растрепавшуюся косу, когда они вечером катались на лодке. – А ведь нашему ребенку могло исполниться шесть лет в этом году. Я бы сказки ему уже рассказывала… Про то, как девушка семерых юношей в рабство продала! – звонко рассмеялась она.
Её спутник словно не услышал. Он заговорил на совсем другую тему, показывая в сторону дворца, где новый король возводил ступы в память своих отца и брата:
– Что они там строят?
Маи загрустила – господин обычно понимал её с полуслова, недаром он был родом из южной провинции.
Но он неожиданно засмеялся (конечно, слушал!):
– Надеюсь, это была бы не девчонка. У женщин, рожденных в Год Огненной лошади, опасный характер. Мужчины на таких не женятся.
Чанг Жень внимательно посмотрел на Маи. Подсвеченная оранжевым фонариком, она казалась очень юной в своём новом шёлковом наряде.
– Какое у тебя настоящее имя, Маи? – спросил он.
Она пропела с улыбкой:
– Вы же знаете – имена нельзя раскрывать. А я хочу счастливой оставаться.
– Я тоже очень счастлив… – сказал китаец дрогнувшим голосом, – что встретил такую женщину. Ты прекрасна и изнутри, и снаружи.
– Кху кхаан… любимый… Ну так оставайтесь здесь. Если вам лучше со мной, чем с…
– Я этого никогда не говорил.
Маи вынула из волос цветок и бросила в воду. Она была страшно оскорблена, но волю чувствам дала только дома.
– Поссорилась со своим господином? – злорадно спросил Лек. Он и тётка постоянно крутились около, выклянчивая подарки.
– Он мне не господин больше, – сквозь рыдания ответила Маи.
И так велика была её обида, что она рассказала Леку, где китаец хранит деньги и ценности. Пусть его обворуют, ей не жалко!
Когда наутро Маи одумалась и поспешила к Чангу, она застала там страшную сцену – Лек душил её господина. «Чуай дуай, на помощь!» – подняла тревогу девушка. Лек разомкнул руки, но, к ужасу Маи, Чанг уже не шевелился.
– Ты же сама послала меня ограбить его! Притворщица! – закричал Лек. – Мертвеца под листком лотоса не спрячешь. Решила меня в тюрьму упечь?
Вытащив нож, разъяренный кузен полоснул её по лицу:
– Теперь никому не будешь…
Лек не договорил. Он в изумлении посмотрел на Маи и сполз к её ногам, а
Чанг Жень отбросил свой нож. Потом китаец долго хрипел и откашливался, держась за шею.
– Ку кхаан, простите меня! – повторяла Маи.
Кровь сочилась между её пальцев, на полу стонал раненый Лек.
Всё это выглядело так невыносимо натуралистично. Я отвернулась.
***
Его величество Раматхибоди Второй не мог оставить безнаказанным нападение на важного гостя. Преступников бросили в тюрьму, там Лек и скончался. Маи выпустили через год, она стала нищей – тётя прибрала к рукам всё её имущество. И плохие люди, которые прежде заискивали перед наложницей богатого китайца, теперь посмеивались ей в спину. А, если разобраться, в чем она была виновата? – Только в том, что ляпнула что-то сгоряча негодяю Леку.
Я бы давно подошла к ней утешить, если б не предупреждение Морены Ивановны: «Помни, ты зритель». Мне было
