Удар по России. Геополитика и предчувствие войны - Валерий Коровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Российская внешнеполитическая доктрина – это «пустой концепт». Мы сами не рефлексируем свои позиции, путая не только оппонентов, что, казалось бы, плюс, но и союзников, что очевидный минус. Путаясь при этом сами. А если спрашивают – хихикаем. Можно пошутить, сказать, что Маккейн – не враг, а просто американский солдат из вьетнамской ямы. А если что, то мы вас ракетой. Забавно? Да. Но только вот американские элиты – очень серьёзные ребята. Они любят пошутить, но делают это с абсолютно каменными лицами, ибо им самим не до смеха. Когда речь идёт о контроле над миром.
Американские элиты прекрасно представляют себе свою цель. Она проработана на всех уровнях – от метафизического (американская однополярная глобализация – это эсхатологический проект) до военно-стратегического и технологического. Новые постмодернистские технологии, включая концепции миметического оружия и сетевых войн, у них на вооружении уже сейчас, в данную минуту. Американский однополярный мир – это чёткая идейно-идеологическая вертикаль, основанная на философии однополярности. Какая философия у нашего руководства? «Ой, хи-хи, а можно следующий вопрос…»
24 марта 1999 года[12] – день начала глобальной войны Америки за единоличное правление, за однополярный, американоцентричный мир. Это день начала конца эпохи национальных государств, день их отмены, как и отмены мира национальных государств. Это день начала решительного строительства нового мира, где в центре – американская империя. Да, именно империя, и к этому мы ещё вернёмся чуть позже. А что же Россия? Наша элита, кажется, начала догадываться, чем всё-таки отличается национальное государство от империи. «Чем в этой связи является Россия?» – «До этого пока не добрались, вопрос непростой». «Есть ли у нас ответ на вызов Американской империи?» – «А это о чём вообще? Мы же покончили с империализмом…»
Грядущий мир – либо мир Империи, и тогда это американская глобальная империя, либо мир империй. Уже сегодня основные акторы мировой арены – это большие «государства»-полюсы. Это уже не государства-нации, а именно военно-стратегические блоки, наподобие Европейского союза, Организации американских государств, Лиги арабских государств, намётки Евразийского союза – вот контуры нового многополярного мира. Если следовать терминам английской школы теории «международных отношений», то Путин, настаивающий на том, что Россия сама разберётся с правами человека и решит, какие выборы честные, а какие нет, – плюралист. Именно плюралисты определяют государственный суверенитет и принцип невмешательства как формирующие всю систему межнациональных отношений понятия. Соблюдение прав человека представляется плюралистам исключительно внутригосударственным делом, о чём Путин высказывался неоднократно, а «гуманитарная интервенция», с которой Россия особенно активно борется в период выборных циклов, – нарушением системообразующих правил.
С ними спорят солидаристы, отстаивающие право внешних сил на вмешательство в ситуации, когда принципы демократии, понимаемой в западном представлении, не соблюдаются. Либо же тогда, когда ситуация выходит из-под контроля национальной администрации. Таких взглядов придерживается, к примеру, Игорь Юргенс, председатель правления Института современного развития (ИНСОР)[13], считающий, что «возвращение Путина – это катастрофа». Это тот самый ИНСОР, попечительский совет которого возглавляет экс-президент Дмитрий Медведев. Тот самый Медведев, который продолжатель курса Путина, его преемник. Отсюда вопрос: какой курс у Путина? И если Юргенс – типичный солидарист, если Медведев его попечитель, а Путин – старший товарищ и идейный наставник Медведева, то каков же подход российской государственной власти к «международным отношениям», к внутриполитическому устройству – солидаристский или всё же плюралистский? Или он мерцает? И когда правит Путин – подход плюралистский, а когда Медведев – солидаристский, включающий в себя поддержку такой инициативы, как создание Международного уголовного суда нарушителей прав человека. Путин является плюралистом, значит, по мнению солидаристов, нарушает эти самые права человека, и пока солидарист у власти – Путин или те, кто мыслит так же, отправляются в этот самый Международный уголовный суд.
То же касается и такой темы, как свободный рынок, а также необходимости интеграции в него. Это является угрозой для плюралистских ценностей. Рынок мешает России, а интеграция в ВТО – губительна. Переговоры по вступлению России в ВТО начались в эпоху солидаризма и доминации либеральной теории при Ельцине, были продолжены при плюралисте Путине и завершены при солидаристе Медведеве. Как будут развиваться в этой связи отношения России и ВТО дальше, после возвращения Путина, объявившего начало евразийской интеграции, – неясно не только для ВТО, но и для самой России. Не знают, как себя вести и какую концепцию реализовывать, и российские элиты – чиновники, политики. Поэтому и реализуют кто во что горазд. Потом понимают, что ничего не выходит, плюют и просто крадут. Красть – это понятно. Это просто. Не надо ломать голову относительно концепции… На всё это строго взирают американские политические элиты. Они именно политические, строго в соответствии с понятием политического[14] и именно элиты. А политические элиты всегда предвзяты, поэтому понимание безопасности у них и у нас отличается. У них – для внутреннего пользования ценности плюралистские, для внешнего экспорта – солидаристские. Солидаристы, проповедующие «гуманитарную интервенцию», основывают свои рассуждения на том, что форма и способы обращения государства со своими гражданами постепенно перестают быть его внутренним делом, становясь на законных основаниях объектом внимания всего международного сообщества. А учитывая, что со времён Вьетнама Америка действует согласно концепции «вбомбите их в каменный век», можно примерно представить себе последствия их «экспортной» продукции.
Таким образом, отсутствие чёткой концепции внешнеполитического развития даёт возможность захода всех заинтересованных сил на любой уровень российской политической системы. Потому что все эти уровни при отсутствии чётких критериев оказываются «в законе». Потому что никакого «закона нет». И именно это открывает все возможности для «гуманитарной интервенции». Система не имеет концепции, а значит, не имеет и сопротивляемости, что её и разлагает. Нынешний неопределённый статус России – это и есть главная угроза потери идентичности и суверенитета. Прошлое – отвергнуто, настоящее – невыносимо, будущее – неопределённо.
Все последние годы мы демонстрировали такую непоследовательность действий, что головокружение от неё возникло даже у самых видавших виды экспортёров демократии, либерализма и прав человека. Те же, кто мог и должен был стать нашими союзниками, лишь в недоумении наблюдали за происходящим. Доктрина России – не реализм, так как Америка не враг, а «перезагрузка», или даже «перегрузка», но точно не враг; не либерализм, так как для «демократий» мы не «демократия», а значит, тот, с кем они воюют; не марксизм с его агрессией против мира капитала и буржуазии, так как, что такое марксизм, мы давно не помним, а буржуазии с капиталом у нас и своих хватает, включая тех, кто напрямую интегрирован в систему глобального капитала. Ну а постмодерном мы просто не умеем пользоваться, да и не знаем, честно говоря, что это такое. Такого самозабвенного самоуничтожения вследствие невнятности на всех уровнях история не видела давно. Внешнеполитической доктрины у нынешней России нет и не предвидится. А это, как мы теперь понимаем, – просто опасно!
Пять принципов внешней политики России и американский ответ
Пиком падения влияния России на международной арене стали четыре года медведевского президентства. При этом следует признать, что внешнеполитический провал эпохи Медведева не проходил спонтанно. Он был даже в какой-то степени запрограммирован своего рода стратегией провала. Конечно, из лучших побуждений, а то, что так получилось, – это скорее следствие симуляционного подхода ко всему, что относится к идеологии и мысли в целом. Сразу вскоре после признания независимости Абхазии и Южной Осетии, осуществлённого по инерции от недавно закончившейся путинской эпохи, только что ставший президентом России Дмитрий Медведев огласил пять принципов своей внешней политики, получивших в СМИ название «внешнеполитическая доктрина Медведева». На них, как предполагалось, он и планировал строить внешнюю политику РФ в течение последующих четырёх лет своего президентства. Возникшая тут же трескотня о «перезагрузке» должна была, по замыслу автора, вызвать ощущение некой имитации прорыва, того, что Россия, совершив некоторые несложные внешнеполитические телодвижения, встала на одну ступень с Соединёнными Штатами Америки.
