Формула истории - Александр Тюрин

Отрыв потребления от производства, денег от товаров (настоящих и будущих) означал повышение устойчивости западной системы, перенос всех факторов риска, связанных с материальным производством, во внешнюю среду.

Платежеспособный спрос западных потребителей мог теперь неограниченно расти за счет эмиссии электронных денег, за которыми стоят не западные товары, а западный контроль за мировой финансовой системой и западная эксплуатация трудовых и прочих ресурсов во внешней среде. Под этими ресурсами подразумеваются и обитатели Третьего мира, чье собственное потребление годами могло находится на уровне железного минимума (сандалии-трусы-велосипед-чашка риса).

Неограниченно растущий спрос в западном мире привел к появлению «опережающего предложения». Это когда «королю-покупателю» с помощью нейролингвистической рекламы прививают искусственные потребности и на рынке появляется все больше товаров, без которых можно и нужно обойтись. Все больше товаров и услуг ориентируются на стимуляцию низменных человеческих начал. И ради этих товаров и услуг перемалывается все больше мировых ресурсов.

Постиндустриальный мир – это конспирологический мир информационных фантомов и симулякров, создающих фальшивые образы прошлого и будущего. Задача исторических фантомов – показать богоданность англосаксонской модели, которая век за веком уничтожает кровавые и отсталые «тирании» по всему миру. Политические симулякры, вроде партий, маскируют глобальных кукловодов, которые разыгрывают выборные спектакли. В отсутствии массового производителя от демократия остается лишь упаковка, удовлетворяющая запрос массового потребителя на моральное удовлетворение.

Одним из информационных конструктов является и сама «глобализация», в объятия которой должны безоглядно отдаться все народы. Внушается, что любая страна становится частью глобальной сверхсистемы, стремящейся к глобальной устойчивости. На самом деле роль глобального регулятора исполняет Запад, столетиями эксплуатирующий слабые социумы.

Постиндустриал – это эпоха без массового производителя и массовой армии, в них нет нужды, следовательно население начинает вымирать. Особенно быстро это происходит в странах, где происходит форсированно быстрое уничтожение некогда обширной и диверсифицированной индустрии, не вписывающейся в постиндустриальную роль. Например, в России и на русскоязычной Украине. В этих странах потери составили до 15 миллионов человек. Забавным образом и некоторые американские промышленные города, как, например, некогда блестящий Детройт, запустели, облупились и стал напоминать послевоенные руины. Даже в богатых США излишки пролетариата криминализировались и составили огромное население тюрем, превышающее численность зеков в СССР 1930-х.

С исчезновением массового производителя усиливается расслоение общества – на тех, кто понял условия игры, и тех, кто не понял. Это время, когда основные решения принимаются хорошо законспирированной финансово-информационной элитой.

Это эпоха заката традиционных ценностей и декаданса в смеси с эпигонством в искусстве и литературе. Что страшно напоминает закат Римской империи, движущейся навстречу варварству и феодализму.

Постиндустриал – это эпоха монокультур. Монокультура есть то, что будет иметь ценность на глобальном рынке товаров и услуг и поэтому рентабельно для данной страны или региона.

Американская монокультура – создание информационных конструкций-«ценностей», контроль над информационными и финансовыми потоками.

Китайская монокультура – это производство ширпотреба (конечно, Китай выходит за рамки той роли, которую ему предоставляет постиндустриальный мир, но это его собственное дерзание).

Монокультура постиндустриальной России – это поставка дешевых энергоресурсов (формально цены могут быть высокими, но предусмотрены механизмы возврата энергетической выручки на Запад). Задним фоном этой роли является импорт практически всего спектра промышленных товаров длительного пользования для элитных групп населения страны. При такой монокультуре России не нужно ни большое население, ни большой рабочий класс, ни большая прослойка ИТР. Ни в каком обозримом будущем в России не будет столько населения, столько рабочих и ученых, как в 1991 г.

Ближайшие десятилетия постиндустриальной России будут наполнены борьбой либералов, встроенных в новый мировой порядок, и патриотов, сформированных инерцией индустриальной эпохи. По отношению к культуре это будет напоминать борьбу зелотов и эллинистов в Иудее времен римского владычества. По отношению к средствам производства – борьбу прозападных компрадоров против традиционалистов – консерваторов, что, в общем, типично для полуколониальных стран (например, Китая 19 века).

Либерально-патриотическая граница уже сейчас проходит наискось по пирамиде российского общества. Чем выше от подножия к вершине, к элитным слоям, тем меньше доля патриотов и больше доля либералов. Либеральная новорусская элита представляет местный филиал мировой элиты и потребляет большую часть природной и земельной ренты, оставшейся в стране после сдачи дани в пользу «золотого миллиарда». На нижние слои общества падают и будут падать все издержки функционирования системы: бедность, алкоголизация, воинская повинность. Либеральная элита, в принципе, заинтересована в сокращении численности низших слоев общественной пирамиды.

Патриоты будут стараться поддержать целостность России, либералы постараются ее расчленить – для более легкого поглощения российского общества новым мировым порядком. Расчленять страну они будут, в первую очередь, в меридиональном направлении «Волга-Кавказ», по зоне существующих межэтнических разломов. А затем, в широтном направлении – примерно вдоль шестидесятой параллели. Для отсечения энергоресурсного севера либералами будет усиленно создаваться конструкты сепаратных северно-русского и сибирского этнического типов. Особые усилия будут прилагаться к демонизации общерусского прошлого – это облегчит задачу дробления психологического и культурного единства русского народа. Однако времени у расчленителей не так уж много.

Берусь утверждать, что Постиндустриальный мир, несмотря на свою технику создания информационных конструкций, на самом деле весьма хрупок. Если почти все его элементы прочности носят лишь виртуальный характер, как он сможет реагировать на реальные опасности?

Одна из таких опасностей – техногенная, переход технологий в фазу неконтролируемого саморазвития. Постиндустриальная эпоха последовательно уменьшает человеческие фактор в производительных силах, а ряд технологий, по сути своей, предрасположены к «утечке» и «выходу из под контроля».

Другая опасность – несогласие ряда глобальных фигур с той ролью, которую им предоставили на мировой шахматной доске. Захочет ли, к примеру, огромная Азия быть вечно резервуаром дешевой рабочей силы, регионом низких производственных издержек, поставщиком дешевых товаров, обмениваемых на пустые доллары? Или же она потребует увеличить свою долю в энергоресурсах – что можно будет сделать только за счет Запада, сделает упор на собственное потребление и перестанет тратить свое время на обслуживание «золотого миллиарда».

Еще одна опасность для Постиндустриала – климатические изменения и стихийные бедствия. Честные исследователи признают, что западная цивилизация получила конкурентные преимущества в значительной степени за счет мягкого морского климата и удобных естественных коммуникаций. Но климат и прочие природные факторы имеют свойство меняться, давая преимущества то одному, то другому региону, а иногда это происходит в очень болезненной форме. И закрытие Гольфстрима, что случится в результате таяния арктических льдов, может превратить северо-западную Европу в подобие республики Коми. Как будет отвечать Постиндустриальный мир на стихийные вызовы, если серьезные научные изыскания есть удел немногих глобальных игроков, когда мировые ресурсы в таких масштабах расходуются на сверхпотребление?

Постиндустриальный мир рухнет еще быстрее, чем создавался, потому что работает на ожирение и деградацию (биологическую и духовную) привилегированного потребителя в немногих регионах планеты, оставляя все остальные с неразрешимыми вопросами: как обеспечить рост благосостояние в условиях климатических сдвигов, продолжающегося роста населения и истощения природных ресурсов?

Закат центров постиндустриального вампиризма даст России новый шанс. С закатом Постиндустриала замедлится маховик сверпотребления стран «золотого миллиарда» и закроется новорусский либеральный филиал в нашей стране. Ресурсы нашей страны пойдут на развитие огромного внутреннего рынка, на повторное освоение запустевших территорий. Новые технологии закроют необходимость в глобальных потоках грузов, товаров и денег, на чем собственно и держится Постиндустриал. В то же время традиционная роль государства по обеспечению всеобщих условий безопасности и производства будет скреплять Россию.