Жертва репрессий - Павел Александрович Трофимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люся побросала кое-какие вещи в чемодан, купленный нами ещё перед поездкой в Турцию, и ни слова не сказав ушла из дома. Я остался наедине с тяжелыми мыслями, постепенно погружаясь в бездну.
Когда? Когда я стал таким? Почему никто этого не замечал? А если все это видели, то почему молчали? У меня не было ответа ни на один вопрос.
Как водится в таких ситуациях, единственный друг и товарищ, спаситель, хранитель и главный враг страдающего человека – алкоголь. Я с ним познакомился давно. Мы крепко дружили не только в горестные минуты, но и в минуты счастья. Таких было немало, и связаны они были в основном с работой. Вот, допустим, мы заключили крупный контракт с японской фирмой. Это был первый мой успех на новой работе. Тогда мы славно побузили. Я даже скорешился с одним япошкой, и мы вместе тусили в ту ночь на закрытой вечеринке в клубе. Потом таких контрактов было много. Всё шло отлично. Пока не случилось то, что случилось…
Сам того не заметив, я выпил сейчас целую бутылку текилы. Из моих глаз текли слёзы, я уже ничего не соображал и вырубился тут же, где сидел.
Меня одолели алкогольные видения и кошмары – один страшнее другого. Я увидел начальника. Сначала издалека. Ничего необычного в нём не было. Потом приближаюсь, смотрю – а у него сзади крылья, как у насекомых. Дальше я увидел, что брюхо у него, как у пчелы, в жёлто-черную полоску.
Пытаюсь ему что-то сказать, но вместо этого слышу:
– ЖЖЖЖ!
Я зажужжал как пчела, а начальник так и покатился со смеху.
– Что ты такой убитый? – жужжит он мне в ответ. – Полетели лучше смотреть наш улей.
И что вы думаете? Мы и правда полетели вместе с ним.
– Это рабочие пчёлки – основа нашего бизнеса, – указывает он мне вниз на целый рой копошащихся у сот безликих пчёл. Нет, впрочем, не безликих. В этой массе я различаю знакомые лица. Вон тот рабочий, с которым мне привелось сегодня обедать. Вижу ещё знакомые лица – только не могу вспомнить где мы встречались.
Рабочие пчёлы жужжат и не отвлекаются на нас, а мы летим дальше. Подлетаем к пчёлам-клеркам. Вот они – все мои товарищи. Сонечка тоже здесь. Эти пчёлы гораздо менее активны, зато более агрессивны. Я пролетаю и вижу, как они пытаются друг друга ужалить. Когда они остались уже позади, послышалось гневное жужжание и чьи-то крики. Кажется, кого-то зажалили насмерть.
Наконец, начальник показал мне место, где находились пчёлы-трутни. Во главе их сидел наш генеральный.
– Не потерплю, если мои пчёлы будут делать неправильный мёд! В конце концов, это вина не мёда, а пчёл, что он неправильный. Таких пчёл мы будем наказывать.
– Так точно! – подхватил мой начальник слова разгневанного шефа.
Тут генеральный замечает меня.
– Как, и этот здесь?! Мудакъ! А ну ребята, жаль его!
Меня зажали в углу. Крылья кто-то схватил, чтоб я не смог улететь. Сотни лапок хватают и треплют меня. Вот я потерял последние силы к сопротивлению и почувствовал нестерпимую боль в области живота. Это чьё-то жало вонзилось в меня. Потом уже десятки жал вошли в моё тело, а я извивался и молился, чтобы только поскорее закончилась эта пытка.
Последней я увидел свою жену. В обличье пчеломатки она была просто неотразима.
– И ты, Брут? – воскликнул я и пал от её острого смертельного жала.
Дальше наступило беспамятство, иногда перемежающееся с очередным бредом. То мне виделось, что главный американский журнал «Mudak» сделал меня человеком года и поместил на свою обложку, то другая подобная ерунда… В общем, проснулся я в ужасном состоянии. Мало того, что с похмелья, так ещё и был страшно подавлен своими снами и вчерашними неудачами.
Пошёл в ванную комнату. Была пятница, но работу никто не отменял. Нужно было побриться, умыться и как-то привести себя в порядок. Подхожу к зеркалу. В голове страшный гул тысяч голосов, и все они напевают и нашёптывают одно, всего лишь одно слово, но зато какое обидное. И как от этого ещё больше трещит и раскалывается череп! Я такого не перенесу.
Смотрю в зеркало. Лицо опухшее, глаза запали, и под ними огромные тёмные мешки. Щетина вылезла какая-то грязная и колючая. Все признаки запойного состояния, как говорится, налицо… Собираюсь с силами. Может быть, всё-таки можно будет как-нибудь реабилитироваться в глазах начальства и коллег и снять с себя это позорное клеймо мудака, столь неудачно, но крепко прилепленное ко мне? Привожу себя в порядок и спешу в офис.
Иду через проходную. Уже здесь чую неладное. Охранник не здоровается со мной и пропускает как-то нехотя. «Ладно, погоди. Ты у меня ещё за это потом будешь прощения просить! Мне бы только пробиться на приём к генеральному. Уж я вам покажу, что меня ещё рано сбрасывать со счетов».
Я быстро забежал в свой кабинет, где помимо меня сидело ещё три человека из моего отдела. Они сухо поздоровались и не стали отпускать дебильные шуточки, как делали обычно. Я тоже ничего не сказал и убежал в приёмную директора. Соня окинула меня холодным взглядом:
– Вы к Ивану Сергеевичу?
– Да.
– Он занят и пока принимает только тех, кого вызвал.
– Ничего, я подожду.
Сел в уголке и начал ждать. Долго мне пришлось так сидеть. Мимо проходили начальники отделов, супервайзеры, маркетологи и прочий начальственный и близкий к нему люд. Каждый подходил к двери директора со страхом и трепетом, готовясь принять либо хвалу, либо хулу от шефа. Как только дверь закрывалась за кем-нибудь, оттуда начинали доноситься звуки бурной дискуссии. Кто-то что-то доказывал, потом извинялся или оправдывался, обещал всё исправить… и прочее, и прочее. Я же сидел спокойно и был далёк от этих прений. Что мне их проблемы, когда жизнь дала трещину, и, кажется, ничто уже не сможет вернуть вещи в нормальное состояние?
Наконец, ближе к обеду в расписании директора появилось окно, которым я не преминул воспользоваться. Не дожидаясь отмашки от Сони, я влетел в кабинет.
– Здравствуйте, Иван Сергеевич! Я по личному вопросу.
– Давай только быстрее. У