Электрическое тело пою! (сборник) - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в кресле в глубине комнаты солидный Белый цилиндр будет читать Ницше и покуривать трубку. И тут же будет бегать Пай. И завяжется беседа, придут еще друзья, Белый цилиндр и Белый четырехгранник будут смеяться, и шутить, и угощать всех крохотными сандвичами и вином, и вечер пройдет славно, весело и непринужденно.
Вот так это будет.
Щелк!
Гуденье прекратилось.
С Хорна сняли колпак.
Все кончилось.
Они уже в другом измерении.
Он услышал, как вскрикнула Полли. Было очень светло. Хорн соскользнул со стола и остановился, озираясь. По комнате бежала Полли. Наклонилась, подхватила что-то на руки…
Вот он, сын Питера Хорна. Живой, розовощекий, голубоглазый мальчуган лежит в объятиях матери, растерянно озирается и захлебывается плачем.
Пирамидки словно не бывало. Полли плакала от счастья.
Весь дрожа, но силясь улыбнуться, Питер Хорн пошел к ним – обнять наконец и Полли, и малыша разом и заплакать вместе с ними.
– Ну вот, – стоя поодаль, промолвил Уолкот. Он долго стоял не шевелясь. Стоял и неотрывно смотрел в другой конец комнаты, на Белый цилиндр и стройный Белый четырехгранник с Голубой пирамидкой в объятиях. Дверь отворилась, вошел ассистент.
– Шш-ш! – Уолкот приложил палец к губам. – Им надо побыть одним. Пойдемте.
Он взял ассистента за локоть и на цыпочках двинулся к выходу. Дверь затворилась за ними, а Белый четырехгранник и Белый цилиндр даже не оглянулись.
Женщины
Перевод Т. Сальниковой
Океан вспыхнул – как будто в зеленой комнате включили свет. Под водой, точно пар, который осенним утром выдыхает море, зашевелилось и поплыло вверх белое свечение. Из какой-то потайной впадины стали вырываться пузырьки воздуха.
Она была похожа на молнию – если посчитать море зеленым небом. И все же она не была стихией. Древняя и прекрасная, она нехотя поднималась из самых глубин. То проблеск, то шепот, то вздох – ракушка, травинка, листок… В ее безднах колыхались похожие на мозг хрупкие кораллы, желтые зрачки ламинарий, косматые пряди морской травы. Она росла с каждым приливом и с каждым веком, она по крупицам собирала и старательно берегла и прах, и саму себя, и чернила осьминогов, и все, что рождает море.
Нет, она не была стихией.
Просто – некая светящаяся зеленая сущность в осеннем море. Ей не требовались глаза – чтобы видеть, уши – чтобы слышать, кожа – чтобы осязать. Она вышла из пучины морской. И могла быть только женщиной.
Внешне она ничем не походила на мужчину или на женщину. Но у нее были женские повадки – мягкие, вкрадчивые, лукавые. И двигалась она совсем как женщина. Словом, в ней легко угадывались все знакомые женские штучки.
Карнавальные маски, серпантин, конфетти… Все, что вбирали в себя у берега темные волны, наполняясь, словно человеческая память, – все сияющие зеленые пряди пропускали сквозь себя. Так ветви векового дуба пропускают сквозь себя ветер. Здесь были и апельсиновые корки, и салфетки, и яичная скорлупа, и головешки от костров… Она знала: их оставили после себя длинноногие загорелые люди из каменных городов – те, что бесцельно топчут песок уединенных островков, те, кого рано или поздно с визгом и скрежетом умчат по бетонному шоссе железные демоны.
Мерцая и пенясь, она медленно всплыла в утреннюю прохладу. Мерцая и пенясь, всплыли в утреннюю прохладу русалочьи волосы…
Она долго пробивалась сквозь тьму и теперь отдыхала на волне. Пытливо вслушивалась в берег.
Там был мужчина.
Почерневший от солнца, поджарый, с длинными стройными ногами.
Каждый день он должен был входить в воду, купаться и плавать. Но он не входил. Рядом с ним на песке лежала женщина – женщина в черном купальнике. Обычно женщина беспечно щебетала или смеялась. Иногда они держались за руки, а иногда – слушали черную плоскую коробочку, из которой лилась музыка…
Свечение безмолвно висело на волнах.
По всему, сезон уже подходит к концу. Сентябрь. Все закрывается.
В любой день он может уехать и никогда не вернуться.
Нет, сегодня он должен войти в воду.
Они жарились на песке. Негромко играло радио. Вдруг женщина в черном купальнике беспокойно дернулась, хотя глаза ее были закрыты.
Мужчина продолжал лежать, подложив под голову мускулистую руку. Открытым ртом, ноздрями, всем лицом он впитывал солнце.
– Что с тобой? – спросил мужчина.
– Страшный сон приснился, – ответила женщина в черном купальнике.
– Что, прямо днем?
– А разве тебе ничего не снится днем?
– Мне вообще ничего не снится. И никогда не снилось.
Она по-прежнему лежала на песке, ее пальцы дрожали.
– Боже, какой жуткий сон…
– О чем?
– Не знаю, – ответила женщина, как будто и в самом деле не знала. Ей снилось что-то ужасное, но что именно, она забыла. Не открывая глаз, она попыталась вспомнить.
– Значит, обо мне, – лениво потягиваясь, сказал мужчина.
– Вовсе нет, – возразила она.
– Правда-правда, – сказал он, улыбаясь самому себе. – И я был в этом сне с другой.
– Да нет же…
– Не спорь, – продолжал мужчина. – Я знаю. Я был с другой – ты застаешь нас, начинается скандал, и в результате я оказываюсь в луже собственной крови.
Женщина невольно поморщилась:
– Перестань.
– Интересно, – продолжал он. – Какая она из себя? Кажется, мужчины предпочитают блондинок?
– Ну, хватит издеваться, – сказала она. – Мне и без того плохо.
Он открыл глаза.
– Неужели этот сон так сильно на тебя подействовал?
Она кивнула:
– У меня так бывает. Иногда приснится что-нибудь днем, а потом просыпаюсь – и сама не своя.
– Бедняжка. – Он взял ее за руку. – Принести тебе что-нибудь?
– Ничего не надо.
– Мороженое? Колу? Эскимо?
– Спасибо, милый. Не беспокойся за меня. Это все последние четыре дня. Сейчас совсем не так, как в начале лета. Что-то случилось.
– Но ведь не с нами же случилось, – сказал мужчина.
– Нет-нет, конечно, не с нами, – поспешила согласиться женщина. – Только тебе не кажется, что иногда все вдруг меняется? Пирс или карусели, например. Даже хот-доги на этой неделе совсем не те, как раньше.
– Какие же?
– Как будто старые, что ли. Не знаю, как объяснить, но у меня начисто пропал аппетит… И вообще, скорее бы кончился отпуск. Да-да, больше всего на свете мне сейчас хочется домой.
– Завтра и так последний день. Ты ведь знаешь, что значит для меня эта лишняя неделя отпуска.
– Я все прекрасно понимаю, – вздохнула она. – Если бы только это место не казалось мне таким чужим и странным. Ничего не могу с собой поделать. У меня вдруг такое чувство – хочется вскочить и убежать.
– И это все из-за сна? Я со своей блондинкой и моя преждевременная кончина?
– Замолчи, – сказала женщина. – Не смей так говорить о смерти! – Она придвинулась к нему поближе. – И вообще, я сама ничего не могу понять…
– Успокойся. – Он погладил ее. – Я всегда сумею тебя защитить.
– Не меня – себя, – шепнула женщина. – У меня было такое чувство, что ты… устал от меня и… и ушел.
– Ну что ты… я же люблю тебя.
– Я просто глупая. – Она натянуто рассмеялась. – Ну и дуреха же я!
Они неподвижно лежали под куполом из неба и солнца.
– Знаешь, – задумчиво произнес мужчина, – и мне начинает казаться, что здесь стало как-то по-другому. Что-то действительно изменилось.
– Значит, ты тоже заметил… – обрадовалась она.
Он сонно улыбнулся, покачал головой и прикрыл глаза, упиваясь солнцем.
– Вот-вот… – пробормотал он, – я тоже… Мы оба… Оба перегрелись… Оба…
Мягко, одна за другой на берег выкатились три волны.
День продолжался. Солнце пощипывало небеса. В бухте качались на волнах ослепительно белые яхты. Ветер доносил запахи жареного мяса и подгоревшего лука. Песок шуршал и колыхался, точно изображение в огромном зыбком зеркале.
Под боком у лежащих доверительно бормотало о чем-то радио. На фоне светлого песка их тела были похожи на застывшие черные стрелки часов. Они не двигались. Только ресницы беспокойно трепетали, а уши пытались расслышать неслышное. То и дело языки мужчины и женщины скользили по пересохшим губам. На лбах у обоих мельчайшей водяной пылью искрился пот.
Мужчина поднял голову, не размыкая век, вслушиваясь в раскаленный воздух.
Шумно вздохнуло радио.
Он снова уронил голову на песок.
Но уже через минуту женщина почувствовала, как он вновь приподнялся. Она приоткрыла один глаз – облокотившись на песок, мужчина внимательно оглядывал пирс, небо, воду и пляж:.
– Что случилось?
– Ничего, – ответил он, снова укладываясь на песок.
– Совсем ничего?
– Мне показалось, я что-то слышал.
– Это радио.
– Нет. Что-то другое.
– Значит, еще чье-то радио.
Мужчина не ответил. Она почувствовала плечом, как он с силой сжимает и разжимает руку.
– Черт, – сказал он. – Ну вот, опять.
Они лежали и оба прислушивались.