Дочь Роксоланы - Эмине Хелваджи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цену кивка Узкоглазого Аги лала-Мустафа хорошо знал. И потому, переведя дыхание, решился продолжить:
– Только за счет моих шахзаде, сам понимаешь… Ты все правильно описал, ага. Не победить. Баязид еще когда вырастет, да и то… А пока во всей нашей семье только двое мужчин. Твоя хозяйка и твоя девочка.
Ага не переспросил и не возразил. Он не страж гарема, но мастер боя, преподаватель воинской изощренности, на нынешнюю должность его самолично султан поставил. В этом смысле нелепо говорить, что у такого человека может быть «хозяйка». Но во Дворец Пушечных Врат он, Доку, пришел из Изразцового павильона. Где был человеком Хюррем. И – да, блистательная русоволосая хасеки твердостью духа и разумом больше мужчина, чем все ее сыновья.
А его девочка… Она действительно его. Плод его бесплодных чресел, жемчужная сердцевина души, сладость и горечь несказанная. Все трое ее братьев, о которых хоть что-то сейчас можно сказать, – девчонки по сравнению с ней. Духом в мать пошла.
Или в отца…
– Союза с хасеки-хатун искать вовсе излишне, – проговорил Доку бесстрастно. – Она и без того сделает все, чтобы престол достался одному из ее сыновей.
«И чтобы резали друг друга уже они сами, родные братья, а не их единокровный полубрат, твой тезка. По душе тебе такой исход, лала-Мустафа?» – этого Доку, разумеется, вслух не произнес.
Его собеседник угадал несказанное. И тяжко вздохнул: «Ну, может быть, не придется им… по крайней мере не всем… Еще отведен кому-то из троих, а тем паче четвертому, срок на детские болезни, опасности юношеского возраста, взрослый риск поля боя, интриг и мятежа. Но лучше так, чем…»
И снова кивнул Доку-ага. Для наставника даже так – лучше. Если уж иначе совсем никак.
Несказанное осталось несказанным, но есть вещи, которые нужно произнести вслух. И лала-Мустафа сделал это.
– Это так. Но в той семье тоже есть мать, и она в не меньшей степени мужчина духом. Двойной перевес.
– Не так и много.
– Брось, мастер боя. Немного – это когда ты против учеников, пусть и старшего года. Тут-то хоть против восьмерых. Или даже против янычар полной выучки да с боевым опытом: их, полагаю, тоже и двоих не хватит, и троих.
– Не хватит, – подтвердил Доку.
– Вот. Но это на тебя. И в прямой схватке. Вообще же двоих на одного, как правило, достаточно, особенно когда бьются… на дворцовый манер. А мы не в таком мире живем, в котором четырнадцатилетние девочки за бойцов считаются.
– Девочки? – Узкоглазый Ага лишь слегка поднял бровь, голос его тоже звучал обычно. – Какие девочки?
В воздухе повисла странная пауза, короткая, но словно бы звенящая сталью.
У лала-Мустафы вдруг ни с того ни с сего возникло нелепое ощущение, что он перерублен пополам. Или вот-вот будет. Ерунда, конечно, но…
– Да просто девочки вообще, – растерянно пробормотал он, – даже если дух у них равен мужскому. Как у твоей Михримах.
– А.
Ощущение перерубленности исчезло. Мустафа чуть заметно поежился, провел ладонью по телу – от левого плеча к правому бедру, вдоль незримой линии, по которой его несколько мгновений назад обожгло ледяной вспышкой. Задумался.
– А вообще ты верно заметил. Именно девочки. Две, а не одна. Верная служанка – это очень хорошо, особенно когда есть возможность на нее влиять. И во сто крат лучше, если это не просто служанка, а наперсница с самых нежных лет, молочная сестра.
Сказав это, лала-Мустафа снова на миг ощутил, будто его тело рассекли незримым клинком, на сей раз не от плеча к бедру, а поперечно, через гортань и шею. Но, уже зная, что это ерунда, глупое наваждение какое-то, продолжил:
– Большая удача, что ты можешь влиять на дочь султана не только напрямую, но и через ее молочную сестру. Они ведь обе выросли под твоей рукой…
– Под моей. – Доку-ага странно усмехнулся. – Больше, чем под рукой Хюррем-хатун. Ей за дворцовыми делами часто недосуг.
– Вот и отлично.
Между ними снова повисла пауза. Тяжелая, но на этот раз не насыщенная призраком рубящего взмаха.
Лала-Мустафа вновь украдкой передернул плечами. Да что за безумие: может, по исходу сегодняшнего разговора Узкоглазый и не сделается его полным союзником, но в этот момент они уж точно не враги. Одной крови служат, крови потомков султана и роксоланки.
Ну и вообще, Доку известен как раз не яростным пылом, а ледяной сдержанностью, даже когда он и вправду с оружием в руках. А сейчас к тому же его руки свободны, а их оружие вон там, в стойке у дальней стены, где они немного поупражнялись на гвизармах, прежде чем приступить к кофейной церемонии. И ни на поясе Узкоглазого, ни рядом на подушке никакого оружия нет. Как и у самого Мустафы, конечно. Не в обычае это за кофе.
– Отлично что? – поинтересовался Доку в своей обычной манере, то есть совсем без выражения.
– Нам нужен в семье еще один мужчина, Доку-ага. Если уж блистательной хасеки не очень повезло с сыновьями, то пусть на ее стороне играет зять.
Лала с легким беспокойством прислушался к своим чувствам, но ощущение разрубленности более не возникло. Это, разумеется, какой-то странный морок был. Хвала Аллаху, он миновал бесследно.
– А сама хасеки знает об этих твоих планах, многопочтенный лала?
– Нет, почтенный ага. Потому я и обратился к тебе.
Узкоглазый снова кивнул. Третий кивок за сегодня. Поистине чудо: вообще-то, у него и за месяц такое редко случается.
Но у кивков, как и у жестов, свой особый язык, евнухи понимают его лучше всех прочих. И вот этот кивок по-прежнему не был знаком согласия: он лишь признавал законность вопроса.
Все понятно. Блистательная Хюррем – пантера в полном цвете сил, и она надеется без посторонней помощи одолеть состарившуюся тигрицу. Обе они защищают свое потомство, и их силы, возможно, действительно равны. Но лала-Мустафа видит – и вряд ли ошибается, – что рядом с тигрицей стоит уже не тигренок, но молодой тигр. И чтобы одолеть его, даже такого, каков он сейчас, нужен матерый барс. Пускай сама пантера еще не признала этого. Поскольку признать такое – значит призвать на помощь и поделиться властью.
И еще есть юная пантера, бесстрашная и непокорная. Которая сама по себе все же не сила – только вместе с грядущим барсом, в таком уж мире мы живем.
Юная пантера, на которую нужно влиять. В том числе через ее молочную сестру.
Наставник шахзаде сам не понимает, в чем он прав, а в чем ошибается. К сожалению, это даже и не очень важно. Потому что в этом аркане все волокна, включая ложные, затягиваются в истинную петлю.
Тут Доку вдруг улыбнулся, потому что мысли о юной пантере напомнили ему о совершенно реальном существе из рода кошачьих, не просто юном, а совсем маленьком, шатком на лапках, но уже исполненном непокорной отваги. Иберийский котенок. Короткохвостый, кистеухий, пантерно-пестрый котенок для его девочки.