О русских детях в окружении мигрантов … Свои среди чужих - Изяслав Адливанкин

Изяслав Александрович Адливанкин (монах Иоанн)

О русских детях в окружении мигрантов … Свои среди чужих

Часть 1

Вместо предисловия

Настоящий материал построен на Аналитическом заключении по проблемам религиозного экстремизма, подготовленном по договору с администрацией одного из ведущих по нефтедобыче городов Сибири, где его автор многократно изучал ситуацию на местах. Но проведенный здесь анализ и его выводы имеют отношение ко всей нефтяной Сибири, а в главном и к иным областям России, где массовые миграции из исламских регионов СНГ и Кавказа поставили вопрос о сохранении народов, исконно проживающих на местах оседлости переселенцев, и русского этноса в первую очередь.

Если рассматривать ситуацию в подростково-молодежной среде, складывающуюся в быстро формирующихся новых демографических и социальных условиях, можно видеть, что она несет в себе все признаки развивающегося этноцида русского населения.

(ЭТНОЦИД - искусственно созданные условия, приводящие к уничтожению национального самосознания народа)

                         Сибирь - это земля, без которой не существует России, это то место, которым Россия прирастает своей силой, мощью, богатством. С Сибирью связано наше национальное самосознание. С Сибирью связаны замечательные черты нашего национального характера.  Патриарх Кирилл

СВОИ ВАХХАБИТЫ

Эта статья родилась тогда, когда я сидел напротив симпатичных русских ребят, учащихся одного из колледжей российской системы образования в одном российском городе русской Сибири. Их было, кажется, девять - с виду обычных русских мальчишек, не старше 15-ти лет. Необычным было то, что все они были ваххабитами. Стороннему наблюдателю в это было бы трудно поверить, но именно этим было обусловлено мое присутствие здесь. Образование зашло в тупик.

Их собрали в отдельной аудитории специально для беседы. Разговаривали довольно долго. Во время разговора одного из парней куда-то отослали, он вернулся и деловито сложил в уголок принесенные коврики для намаза. Самый тщедушный из моих собеседников, совсем с виду ребенок, когда узнал, что я был коллегой убитого несколько лет назад в Москве радикальными исламистами священника Даниила Сысоева, за моей спиной отчетливо произнес: «Нужно и этого замочить». Когда я повернулся, поставленная ребром рука у его горла заканчивала демонстрацию того, как это нужно сделать. Я его внимательно рассматривал: у него было наивное лицо... и далеко не наивные глаза, которые он и не думал от меня отвести. Его друзья были с ним очевидно солидарны. Такие с виду вполне милые дети, окончившие свои детские игры в неигровом ваххабизме и с недетской усидчивостью наглядно, с вызовом, выполняющие все его строгие предписания. Даже в условиях учебного заведения...

Их небольшое сплоченное сообщество однозначно доминировало над обычным детским коллективом колледжа. Их явно боялись, и это было одним из аспектов  их управляемой стратегии. Наше общение, если его можно так назвать, представляло собой переговоры в разгар войны. Парламентарием был я. Один из них, этнический исламист, внимательно следил за поведением остальных. Но дети все же есть дети и через какое-то время их жестко спаянный искусственной злобой монолит дал небольшие трещины. Пока я по ходу мучительно обдумывал дальнейшую свою «дислокацию», понимая, что возможная мера нашего разговора - чья-то жизнь или смерть, как в аудиторию твердо вошла обычная школьная завуч, и бесцеремонно вырвав меня из их душевного ада (где я уже отчасти профессионально увяз), с комсомольским задором провозгласила: «Но вот и хорошо, что поговорили, мы все живем в большой стране и нужно жить дружно!»... Эта постсоветская утопия была частью некого апокалипсического сценария судеб этих подростков. Я провожал их глазами и думал... сколько стоят эти души?.. и кто заметит их утрату в суете нашего сумбурного мира? Они ушли, снова слившись в управляемую убийственную машину. Когда уходил я, меня почти профессионально «вели». Это было как-то умилительно наблюдать в среде колледжа, трудно пока было смириться с мыслью, что происходящее совсем не «зарница». Я отметил, что в моем «ведении» участвовало уже далеко не девять ребят: серьезно-внимательных смуглых лиц, очевидно контрастирующих с пестро мелькающей средой подростков, было куда больше. В последующих учебных заведениях такие же лица меня уже ожидали.

Я тогда вдруг вспомнил свою школу 70-х годов и вот о чем подумал: здесь ведь все всё понимают, уж точно дети знали куда больше, чем их учителя. И именно в этом была какая-то особая аномалия, потому что в основном это были обычные, советские дети... среди которых учились потенциальные убийцы - ваххабиты, их однокашники. Все ведь знали это, как минимум, из сообщений новостей о терактах. И это действительно так: ваххабизм исповедует философию смерти, уничтожения, выделенную в практическую дисциплину. В определенном смысле весь колледж был в заговоре. Одни готовились убивать, другие искусственно скрывали свое к этому отношение. При этом разумные дети не могли не понимать, что потенциальными жертвами были именно они. Подумалось: «Девочки, наверное, влюбляются в загадочных ваххабитов... а в интернете есть кадры, как их кумиры и учителя отрезают головы «неверным»... а сегодня все дети в интернете...». Ну, в общем, да... хороша образовательная среда.

Статья Уголовного кодекса, предполагающая ответственность за недоносительство,  отражает в себе непреложные нормы общечеловеческой морали, и именно школа, по идее, закладывает их в детскую душу. Противление злу - нравственный императив, нет ничего пагубнее для души ребенка обыденное сосуществование с тем, с чем даже частично смиряться никак нельзя. В душах такого детско-юношеского сообщества неизбежно развивается глубинная патология - и в откровенно злых, и в потенциально добрых. И если власти не опомнятся и не выжгут всеми возможными средствами зачатки исламского радикализма из системы образования и воспитания российской молодежи, он выжжет все «разумное, доброе, вечное» из душ наших детей даже там, где им придется просто «наблюдать» его присутствие.

С родителями я отказался разговаривать, многих из них, как я узнал, в целом все устраивало -  «не пьют»... «курить бросили». Что ж, свято место пусто не бывает.

Но с моими девятью собеседниками и им подобными пока еще можно и нужно говорить - если есть кому, желание и понимание проблемы. Их нынешнее состояние пока больше не от радикального ислама, а от юношеского радикализма, но, оставленные под губительным авторитетом, - эти подростки станут пушечным мясом. И многие уже стали.

Крайняя озлобленность русских девчонок, принявших ислам, по отношению к своим землякам - была непробиваема. Другие русские девочки полушепотом признавались: «Крестики прячем по пути в школу...»

Справка: ХМАО - Ханты-Мансийский автономный округ Югра, Западная Сибирь, часть Тюменской области, на которую приходится более половины всей нефтедобычи России. По переписям в период с 1939 по 2010 годы около 80 процентов русского населения.

ЛИЧНОСТЬ В ПРИЦЕЛЕ

    В течении почти девяти лет я посещаю регион ХМАО по приглашению местных властей в качестве специалиста по проблемам религиозной деструкции, молодежных субкультур и психологических зависимостей. В 2010-12 годах - по поводу массового принятия русскими подростками, учащимися средних учебных заведений, радикального ислама. Десятки часов общения с аудиториями разного профиля - от рабочей среды до учащихся школ, колледжей, педагогов и социальных работников - позволили сделать определенные выводы, при этом наблюдая развитие определенных процессов в многолетней динамике.

Многие города ХМАО (как, к примеру, Мегидон, Лангепас, Ханты-Мансийск) - своего рода образцово-показательные,  где социальная и административная работа на сегодня - лучшее из возможного. Взрослые горожане пока еще могут спать спокойно, но, увы, не их юные сограждане - если говорить о быстро набирающей силу проблеме религиозного экстремизма и этносепаратизма. Именно дети, подростки, в основном учащиеся средних учебных заведений, на фоне некоторого общего благополучия, вошли в первый эшелон борьбы за жизненное пространство, и это может быть для них слишком тяжким грузом.

Аналогичная ситуация практически повсеместна - по всей нефтяной Сибири. Со всех сторон и всеми возможными путями сюда идет радикальный ислам. Время не ограничивает его глобальные притязания, он ведет тотальную «надвременную» войну. Ни законы цивилизованного общества, ни даже сама человеческая жизнь ничего не значат в его фундаментально обоснованной стратегии захвата власти - особой, сакральной, над обществом, государством и главное - над личностью. В прицеле агрессии исламского прозелитизма юная, еще не сформировавшаяся личность. Захватив ее, радикальный ислам обеспечивает себе будущее. И, увы, эта пагубная стратегия успешно реализуется.