Безымянная вода. Рассказ - Иван Тертычный

Тертычный Иван. Безымянная вода. Рассказы

Безымянная вода

1

«Что-то тут не так… Что-то тут не так…» — думал он, неторопливо шагая но низкорослым улицам старинного русского городка. Шёл он наугад, не раздумывая, сворачивая вдруг влево или вправо, или устремляясь с изрядно потрёпанной асфальтовой дороги на мягкую травку какого-нибудь тишайшего переулка. Вокруг было довольно пустынно, хотя уже наступил полдень: два-три-пять отдалённых прохожих да там-сям возникающие из ниоткуда простенькие автомашины… Шёл он наугад, но чувствовал, что движется в нужном ему направлении. И точно: слабое веяние влажного воздуха достигло его лица. Значит, где-то там, впереди Волга — великая русская река.

Извилистый путь Букину был необходим; он хотел сам, без чьих-то подсказок, понять нрав и облик старинного городка, связать их воедино, чтобы составился его цельный образ, чтобы потом в родном Воронеже он мог оглядывать его со всех сторон, вспоминать его особенные черты и чёрточки, его дневной и вечерний свет, его звуки… думать над ним.

2

Собственно, смутили его в первые минуты пребывания в городке не принакрытое серыми облаками небо, не улицы, не их общий вид: к названному ум и душа претензий не имели. Погода в русской стороне переменчива: были тучки или дождик, глядь, уже сияет солнышко. Бревенчатые дома и домишки хоть и приземисты, но крепки да изукрашены подзорами и наличниками. Сады кудрявы и пышны. Да и улицы — опять же — не стеснены, лежат вольно…

Смутила его с самого начала в общем-то малость: сбоку старенькой автостанции лежала куча современного мусора — пластиковые бутылки, пивные банки, пакеты из-под сока и прочая украшенная яркими пятнами этикеток и надписей бяка, — а рядом, в трёх-четырёх шагах от неё приютилась небольшая стоянка такси, где, сойдясь в кружок, неспешно перебрасывались словами водители. Истомившись от долгого пребывания в скупом пространстве автобуса по вольному воздуху, по земле, по дымящейся сигарете, Букин подошёл к извозчикам и закурил. Один из них, белолицый крепыш с покатыми плечами, молча, кивком, спросил его: «Подвезти?» Букин качнул головой: «Не надо…» — и прислушался к разговорцу. Толковали водители о строительстве деревянных домов; один говорил о срубах — бревенчатых и брусовых; другой — о качестве материала; третий вспоминал соседа (пятый год строит, а всё никак не достроит, цены-то не ползут, а скачут…). Букин осторожно вклинился в беседу, вспомнив, как строили дом его дяди (приходили мастера со своим инструментом, не бегали к хозяину или его соседу, дай, мол, фуганок или полуфуганок; были у них и топоры большие и маленькие, пилы двуручные и лучковые, долотца и стамесочки всякие…). Водители уважительно посмотрели на него, мол, помнит давние тонкости, разбирается в плотницком инструменте (хотя и не плотник, конечно, и очки в тонкой оправе, и пальцы чистенькие, белые… А какие пальцы могут быть у зубного врача?) Тут-то вот Букин и спросил у мужиков калязинских напрямик, кивнув на мусорную кучу, не тяжело ли им каждый день глядеть на эту бяку, дышать её вонью? Взяли бы в руки лопату да за десять минут всё это забросали землёй. Мужик постарше, с худощавым, побитым красными жилками лицом, спокойно ответил ему, что, мол, они когда-то засыпали всё это, а потом приехал трактор с ковшом и выкопал рядом яму, мол, давайте, продолжайте бросать, граждане пассажиры. Так-то вот… Вот в ту, кажется, минуту и посетило Букина (или выросло в нём само собой) сомнение: «Что-то тут не так…»

3

После добровольных блуканий по улицам и переулкам и твёрдого решения самому выйти к Волге он всё же сдался (видимо, подустал) и остановил вопросом загорелого слабосильного парня. Тот махнул рекой.

— Волга?.. И колокольня, наверно?.. Туда.

Улица помалу пошла под уклон; асфальт иссяк, и под ноги легла булыжная мостовая с проплешинами истолчённого до пыли песка. Дома тут стояли посолиднее — кирпичные. Дом купцов таких-то, дом купцов таких-то… — читал он на памятных досках. И вот — наконец-то! — за наклонёнными ветвями давних лип и тополей появилось синее оконце. Волга! А вон и она, белая колокольня, которую он видел на цветной фотографии в журнале!

Он остановился в шагах десяти от воды; улица, казалось ему, ещё продолжала своё тихое движение, вела его… Но пешему человеку дальше ходу не было. Водная толща поглотила и продолжение улицы, и её окрестности… И высилась лишь па крошечном острове эта странная колокольня…

Букин стал жадно оглядывать водный простор Волги. Он так долго хотел увидеть его! Вода широко уходила вправо, влево, вперёд — расплывчато, грубо оформленно. У реки, подумал он, есть понятные берега, русло, камыши, рогоз, стрекозы, видимое течение. Река речёт, говорит, течёт… А это — огромный разлив влаги! Букин растерянно оглянулся, желая немедленно спросить кого-нибудь: туда ли он пришёл? Волга ли это? Но вокруг не было ни души. У кого спросишь? И тут Букин вспомнил, что в его дорожной сумке лежит путеводитель по городу, купленный в киоске на автостанции. Он взял в руки глянцевую книжицу величиной со школьную тетрадку, и па него дохнул прохладой зимний вид того самого места, где он сейчас стоял. Озарённая восходом или закатом колокольня, окруженная бледным льдом… синяя полоска дальнего берега… да, эти вот две обнажённые высокие липы у дома купцов Рыжковых… только фасад не белый, как теперь, а землистого с зеленцой цвета, и крыша плотно укрыта снегом… и тлеющий от заревого отсвета мезонин…

Букин оторвал взгляд от путеводителя — и вздрогнул. Перед его глазами — там, за колокольней — невесомо скользила немая громада трёхпалубного теплохода, казалось, она не касалась воды, а скользила в воздухе…

Ни звука, ни человека…

4

На небольшой, в полстранички, карте Калязина он увидел па синем пятне, обозначающем водное пространство, надпись «Угличское водохранилище». Водохранилище… нефтехранилище… То есть, подумал он, это хранилище воды и есть великая былинная река Волга. А ещё вверху, в правом уголке, он заметил белое пятнышко и подпись под ним — «Монастырские острова». А левее, внизу, три строчки, набранные мелким шрифтом, гласили: «Колокольня Николаевского собора». Это, стало быть, близ неё он сейчас стоит… А ещё он увидел два синих рукава, отходящих от водохранилища, — Пуда и Жабня. Бывшие речки, догадался он, впадавшие в реку…

5

Опомнился Букин только у моста через Жабню. Увидел синюю табличку — и остановился.

— Эх! — сказал он огорчённо и махнул рукой.

Рядом скрипнули тормоза.

— Куда надо?

Белые «жигули» с клеточками — местное такси — будто нарочно ехали за ним следом и ждали той самой минуты, когда он устало остановится и коротко задумается о чём-то.

— На кладбище!.. Кладбище какое-нибудь есть в городе?

— Есть.

Белобрысый молодой извозчик внял ему мгновенно — не улыбнулся, не пошутил, не удивился; наверное, и не такие ещё желания выказывали приезжие люди.

— Но — старинное, — уточнил Букин, захлопнув за собой дверцу. И откинулся на спинку сиденья.

— Значит, в Заречье. На Свистуху.

Вот что значит — колёса! Минут через десять он был па месте.

— Тут, — сказал парень. — Через церковные ворота пойдёте… Введенская церковь это. Она у нас действующая…

То ли зелёные шатры куполов над храмом и звонницей, увенчанные голубыми маковками, знакомое ему чередование белого и красного на стенах утишили его смятение, то ли что-то другое благотворно подействовало на него, но разом успокоился, стал самим собой.

Храм не работал. Из объявления на его дверях Букин узнал, что службы проходят в другие дни. Букин, честно говоря, и не был готов к его посещению: и настрой душевный не тот, и к тому же церковь не стала для него (как для иных его родственников и знакомых) родным домом, тем очагом, к которому льнёт душа. Он и входил-то в действующие храмы будто с оглядкой какой-то и даже, стыдно признаться, с лёгкой опаской, поэтому, не огорчившись, что не может взглянуть на внутреннее убранство Введенской церкви, свернул у ступеней налево и остановился через несколько шагов у надгробия из белого мрамора. «Под сим камнем, — читал он тускло отливающие золотом слова, — погребено тело калязинского купца Ивана Егоровича Охлобыстина, скончавшегося 14 юля 1878 года на 77 году…» Уж не прадед ли он другого Охлобыстина Ивана? Того самого, что на телеэкране лет десять назад маячил частенько, чуть ли пе скандально вёл себя на публике, а потом вдруг ушёл в монахи? Сценарии писал, роли играл… И вдруг… Купеческий нрав, он такой: из края — в край… А наследственность, она и есть наследственность… И прадед, купец, видно, в конце жизни крепко о спасении души задумался да решил, кроме прочих благих деяний, поучаствовать в жизни храма, а может, и в его строительстве. (Догадка Букина в чём-то подтвердилась; как он узнал из путеводителя, церковь Введения действительно построена на средства И. Е. Охлобыстина.) Букин неторопливо обошёл кладбище, вернее, погост, поскольку над могилами возвышался храм. Про то, что такое погост и про многое другое, что его предки знали с младых ногтей, он услыхал лет пять-шесть назад в одной компании летом на Дону и был ошеломлён. Его сверстники легко перемещались, бродили по дорогам и закоулкам русской истории, вспоминая то царевича Димитрия, то Ярослава Мудрого, то деяния Петра и его подручных… А он сидел, разинув рот, и не понимал, о чём это они… Вот с той поры и начался его поход в историю с напрочь забытых школьных учебников, с книг Костомарова, да Карамзина, да Ключевского… Вид давних могил, тишина успокоили его окончательно, и он, выйдя из церковных ворот, направился привычным шагом по улице, к поблескивающей воде…