Приключения слов - Борис Казанский

Приключения слов

НЕ СТОИТ ОБИЖАТЬСЯ ЗА НАШ ЯЗЫК

Первое издание этой книги состоялось в 1931 году. Имеет ли это значение? Имеет. Мы обнаруживаем, что по прошествии многих лет нам интересны темы, которые обсуждает автор, и нас привлекает манера, в которой эти темы излагаются, – это рассказ, доступный пониманию нормального читателя, это стиль, не замусоренный новомодными словечками-терминами, которые вроде как поднимают обсуждение языковых вопросов на серьезный научный уровень: современные филологи как будто отгораживаются от тех, кто не посвящен в «проблемы лингвистики». Им не приходит в голову, что они сильно отгородились и от изучаемого предмета, а именно от русского языка.

Борис Васильевич Казанский рассказывает нам, что когда-то краской называли только красный краситель, а теперь слово краска используется по отношению к любому красящему веществу, хоть синему, хоть черному или белому. А чернила были только черными: на это указывает сам корень слова. Мы и сами могли бы догадаться об этом, но как-то не догадывались. Точнее, в большинстве своем, мы просто не задумываемся, как появились слова, как они развивались, как менялось подчас их значение, почему одни слова ушли из языка, а другие вошли в него...

Кстати, о том, что входит, точнее, врывается: на наших глазах английский офис активно вытесняет и в каких-то случаях полностью вытеснил русскую контору. А почему? Чем наша контора хуже? И для чего вводить иноязычные салон, маркет, бутик, когда есть русские магазин и базар? Дошло то того, что в программе телепередач только кириллица убеждает нас, что мы в России, а далее – засилье иностранных словес: ток-шоу, дог-шоу, триллер, реалити шоу, хит-парад...

Может быть, нам перейти на латиницу?

Трезвые головы охлаждают наш патриотический жар: не надо драматизировать, и не надо преувеличивать: в той же телепрограмме все-таки преобладает русский язык.

А люди знающие подскажут: контора, магазин и базар тоже не коренные русские слова, они в свое время были заимствованы из других языков.

Но разве это нормально? – все же хочется возопить – когда в рекламе расхваливаются леди-спид-стик и крим-фор-мен! Куда уж дальше...

Стоит ли в связи с животрепещущей, злободневной и сиюминутной дискуссией сдувать пыль с книги, которая была написана семьдесят лет назад, когда в помине не было офисов и особенно леди-спид-стиков, и когда любое высказывание делалось с оглядкой на строжайшую сталинскую цензуру? Автор однозначно должен был ратовать за чистоту исконного русского языка и клеймить любую иностранщину...

Но послушаем, что пишет автор – в том самом «сталинском» 1931 году:

«Русский язык на две трети полон заимствований, да и из оставшейся трети значительная часть слов не имеет прав на русское происхождение».

Мы можем обидеться: нас хотят лишить родных исконно-посконных корней... Но языковед Казанский считает, что обижаться не следует:

«И немецкий, и французский, и английский языки столь же пестры по составу своего словаря. И в этом нет ровно ничего обидного для самолюбия».

В своих рассуждениях автор опирается на античную и русскую литературу, фольклор и библию, не считая нужным обезопасить себя цитатами из классиков ленинизма-сталинизма, он позволяет себе назвать коммунистическую революцию октябрьским переворотом... Но для нас сейчас важна не политическая смелость автора, а то, что он интересный писатель и рассказчик, который обращается не к узкому кругу «специалистов», а ко всем нам – людям, говорящим на русском языке.

В первом издании все иностранные слова написаны русскими буквами, и мы взяли на себя смелость воспроизвести большинство из них в оригинале. Кроме этого, даны сноски с нашими пояснениями, ссылками и замечаниями.

К. Васильев

ГЛАВА 1

СЛОВА И ВЕЩИ

Почему и каким образом

Почему вещи называются так, а не как-нибудь иначе? Этот вопрос не сразу приходит в голову. А если и придет, то не всякий на него ответит. Как-то в Швейцарии устроили опрос детей одного детского сада именно для того, чтобы выяснить, как они понимают, что такое слова.

– Откуда взялось название солнца? – спрашивали детей.

– Солнце сделало само себе название и называется так, – отвечает мальчик семи лет.

– Бог сделал это название, когда сделал солнце. Чтобы люди знали, что это такое, – говорит девочка того же возраста.

– Солнце было названо солнцем одним человеком, а потом уже каждый знал, – говорит мальчик постарше. – Это был ученый.

– Как же люди узнали название солнца?

– Потому что увидели его, – сказал мальчик.

– Потому что Бог сказал Ною, а тот сказал уже всем, – было мнение одной девочки.

– Потому что солнце на небе, потому что оно светит, круглое, и желтое, и теплое. И тогда люди сказали, что это солнце, и это было солнце, – сказал старший мальчик.

– А если бы солнце называлось луной, а луна солнцем, была бы разница?

– Это невозможно! – воскликнул мальчик. – Потому что луна должна быть луной, а не солнцем, а солнце – солнцем.

– Бог пожалуй мог бы это сделать, – неуверенно сказала девочка. – Но это было бы неправильно, потому что это разные вещи. Солнце греет, а луна только светит, и притом ночью, а не днем.

– Это нельзя, – возразил мальчик постарше. – Люди назвали солнце самым подходящим словом. Это слово яркое, сильное, веселое, а слово луна – бледное, тихое.

Из этих и других мнений, подобных тем, которые высказали дети при опросе, видно, что для детей до 9-10 лет слово и предмет, который оно обозначает, так тесно связаны, что, когда дети говорят о словах, они на самом деле говорят больше о самих предметах. Только детей постарше, и то не сразу, удавалось наконец убедить, что не слово солнце желтое, яркое и горячее, а само солнце.

Наши дети конечно развитее в этом отношении, потому что им не забивали головы рассказами о том, что все вокруг создано Богом. Бог не стоит между ними и миром как хозяин мастерской, из которой они получают все вещи готовыми. Но и для них трудно ответить на вопрос, почему вещи называются так, а не как-нибудь иначе. Потому что для этого надо знать, каким образом и откуда появилась вещь, для чего была первоначально сделана и какое имела дальнейшее применение. А для этого надо быть очень знающим человеком. Догадаться самому можно только в самых простых случаях.

Качалка называется так, потому что в ней можно качаться, свечка – потому что она светит, а крыша – потому что она покрывает здание. Но уже труднее догадаться, что узел происходит от глагола вязать, венок от вить, масло от мазать.

И потом одной догадки мало. Нужно еще объяснить, почему. Мы знаем, что узлы вяжутся и венки вьются. Но со словом масло дело обстоит сложнее. Почему масло в сущности, то есть первоначально, значит мазь? Потому что его изначально намазывали на хлеб, чтобы сделать бутерброд? Да, если бы слово масло создавалось теперь, то мы могли бы думать: масло получило свой смысл от намазывания бутербродов. Но это слово создавалось очень давно, несколько сотен лет тому назад, когда не только бутербродов не делали, но и вообще масла не ели.

Напротив, масло применялось тогда для цели, которая теперь нам не приходит в голову. Подобно многим древним и примитивным народностям пастушеской культуры, древние славяне имели обыкновение натирать маслом тело; до сих пор натираются жиром эскимосы, самоеды, негры; древние греки и римляне натирались растительными маслами. Отчасти это заменяло славянам употребление мыла, которого они не знали, отчасти служило смягчению кожи, предохраняло от зноя и холода, а также от вшей и блох. Только зная эти условия жизни наших предков, можно с уверенностью выводись масло из мазать и по-настоящему понять, почему это случилось.

Даже названия современных нам вещей, вещей, которые мы употребляем сами ежедневно, иногда нам совершенно непонятны, если мы не знаем их истории. Мы пишем пером. Но почему металлическая штучка, которой мы для этого пользуемся, называется пером? И почему карманный складной ножик называется перочинным? Нам очень трудно до этого додуматься, потому что перья, которыми мы пишем, очень мало похожи на птичьи. Но мы знаем, что металлические перья изобретены сравнительно недавно, а до того люди писали действительно настоящими гусиными перьями. Перо держали трубочкой вниз, и трубочку срезали наискось, а получившееся таким образом острие расщепляли. Когда оно от долгого употребления расслаблялось или стиралось, как это происходит, в конце концов, и с металлическими перьями, его можно было починить, срезая кончик ножом, снова заостряя трубочку. Подобным же образом и тем же перочинным ножом стали «чинить» и карандаши, когда они появились, хотя в этом случае уже срезали деревянную оболочку, чтобы удлинить стершийся грифель.