Начало. Эпизоды и некоторые факты моего детства и юности - Светлана Ситникова

Начало

Эпизоды и некоторые факты моего детства и юности

Светлана Ситникова

© Светлана Ситникова, 2017

ISBN 978-5-4485-1178-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Это написано в соответствии с желаниями моих дочерей и внуков, которые твердили, что даже самые обычные вещи, происходившие со мной, моей семьей и друзьями – интересны. Когда я начала писать, я поняла, что каждый день и час моей уходящей жизни исчезают воспоминания о когда-то очень важных событиях и фактах. Правда, когда пишешь, что-то и всплывает из глубин памяти, что приятно удивляет.

В получившемся произведении нет никакой стройности, идеи. Сначала я попыталась писать в хронологическом порядке, но к описанным событиям прилипали какие-то детали из других времен и событий. Ну, что получилось, то получилось.

Я старалась все писать, как помню, и факты, и впечатления о них. А люди, о которых здесь упомянуто, ни в чем не смогут меня уличить и упрекнуть, потому что большинства из них уже нет на свете.

Возможно, мои воспоминания перенасыщены фотоиллюстрациями. Так сложилось, что многие близкие нам люди были фотолюбителями, и даже классными фотографами. Это Адик Андреев и Андрей Андреевич, мамин сокурсник по Высшей Партийной школе. Игорь, танин отец, тоже много снимал как любитель. Большинство фотографий сделано ими.

Война и Победа

1943 год. Долго ехали на поезде из Аральска в Москву, бабушка, мама и я. Я ходила по вагону и пела песни и рассказывала стихи.

1944 год. Мы живем на Кропоткинской улице. Все окна в квартире вечером и ночью закрыты шторой из синей плотной бумаги, я ее помню на ощупь.

1945 год. И вот наступает Победа. Ее еще не объявили, но все уже ждут этой минуты. Ночь. Я сижу на столе в кухне. Все ждут.

И наступает момент, когда по радио объявляют, что наступила Победа!!!!! Все соседи кричат, обнимаются и открывают окно. Начинают печь пироги из продуктов, припасенных специально для этого дня.

Мама работала на Пушкинской площади, там тогда был Гидрометеоцентр. Утром 9 мая мы идем (едем?) туда. Улица Горького заполнена народом, который движется к Красной площади, с цветами и флагами. Меня сажает на плечи мамин муж, и я тоже еду к Красной площади в этой толпе. Далеко ли я уехала, не помню, помню только, как мы начинаем двигаться от Пушкинской площади.

В Москве мы жили на шестом этаже огромного дома НКВД на Кропоткинской улице, лифт не работал, и я ходила в магазин и гулять пешком по лестнице вверх и вниз.

Кропоткинская ул., дом 31,где мы жили

Меня иногда посылали в ближайший магазин за продуктами, которые выдавали по карточкам. Я помню, как я однажды эти карточки потеряла, правда, на обратном пути из магазина. Но больше меня не посылали.

В квартире жили мы, в восьмиметровой комнате, и еще три семьи, все без детей: семейная пара Глассонов (имен я не помню), одинокая Антонина Ивановна и одинокая Калерия Михайловна. Все соседи ко мне относились хорошо, никогда не тыркали. Антонина Ивановна иногда в выходной приглашала меня к себе в комнату, разговаривала со мной и показывала игрушки, которые украшали ее комнату. Помню медведя-лыжника, который стоял на тумбочке. Потом точно такой медведь был игрушкой моего внука Саши и до сих пор живет на даче в Омутищах.

Меня определили в детский сад, и бабушка стала там работать нянечкой. Мы там питались, не было необходимости сидеть весь день в тесной комнатушке, и там была дача.

Я на детсадовской даче, 1945 год

Однако, я, конечно, болела, и тогда меня оставляли дома, а бабушка все равно уходила на работу. Соседка Калерия Михайловна, уходя на работу, оставляла открытой свою комнату и разрешала мне там находиться. Там были радио и рояль. Мой день проходил под роялем, где я играла и слушала все детские радиопередачи, спектакли и концерты. Последние известия я тоже слушала, но реагировала больше всего на позывные «Широка страна моя родная..». Я пугалась, так как этими позывными начиналось объявление о воздушной тревоге.

Горячей воды в квартире не было. Большая ванная использовалась как кладовая. Мы и все соседи с шайками ходили или подъезжали на трамвае в Усачевские бани. Этажом выше жила девочка, имени которой я не помню, но зато помню всю жизнь, что она говорила «всегаты» вместо «все-таки».

После войны

1946 год. Это было очень голодное время, все по карточкам и по минимуму.

Некоторым людям, работающим в серьезных учреждениях, как моя мама, выделяли участки за городом, где можно было посадить картошку. Нам дали участок в Кучино, потому что там территория принадлежала гидрометеорологическому техникуму. И вот я помню, как я сижу под большой опорой электрической сети, а мама с бабушкой недалеко от меня сажают картошку.

В том же году я заболела в детском саду скарлатиной, и меня с детсадовской дачи отправили в инфекционную больницу в Москву. Там меня остригли наголо, чтобы не возиться с моими длинными волосами. Болела я не тяжело. Помню, что в одной со мной палате лежал мой любимый мальчик из детсадовской группы, Никита, это утешало.

Потом меня отправили в деревню Старая Тяга, далеко от Москвы, вместе с отчимом, который был направлен в тамошнюю МТС в качестве уполномоченного.

Мама как раз в это время родила Вову и кормила, было тесно дома.

В деревне меня поселили в избу, где жили двое детей, сестра и брат, лет двенадцати-тринадцати. Взрослых там не было. Дети что-то готовили поесть, я питалась с их стола, вернее, из их русской печи. Они готовили в основном многосуточные щи, которые всегда стояли в печке. Отчим там не жил, а жил где-то в МТС.

Потом к нам в деревню приехали мама с Вовой и бабушка. Они привезли продукты и стали готовить на улице, на костре. Один раз они сварили большой котелок лапши, а мимо шло стадо, и коровы все съели.

Когда отчим иногда брал меня с собой на работу, я ездила с ним на телеге, и меня спрашивали: «с кем это ты?». И я была приучена говорить, что с папой. Но те, кто меня спрашивал, видимо, знали больше меня и говорили мне, что мой отец погиб. Но я была мала, мне не было шести, и меня это не трогало. Отчим был со мной в хороших отношениях, я не страдала от этих разговоров. Однако всегда у меня было чувство, что вдруг мой отец жив и найдется.

И это чувство сохранялось до тех пор, пока мы не нашли папину могилу в деревне Лужно.

Однажды в Старой Тяге мама с мужем пошли в лес и набрали, видимо, каких-то несъедобных грибов. Они их приготовили, съели и отравились, очень серьезно. Но, к счастью, бабушка грибов этих не ела, и нашла в себе силы всю ночь ухаживать за Вовой и отпаивать и промывать желудки мамы и ее мужа. Все выжили.

В 1946 году я уже умела читать, мама мне даже в больницу носила детские книжки, которые пришлось потом там оставить, так как больница была инфекционная.

Кропоткинская улица, детская библиотека справа

В Москве я ходила в детскую библиотеку рядом на Кропоткинской улице, и к первому классу уже перечитала все детские книги для моего раннего возраста. Дома книг тогда не было.

1947 год. Летом 1947 года мы жили «на даче» в деревне Фенино, по Казанской дороге. У меня остались самые отрадные воспоминания от этого лета. У хозяев была комолая коза, очень ндравная, но молока она давала достаточно для хозяев и для нас. Мама работала, приезжала на поезде каждый выходной и шла четыре километра пешком до деревни. В деревне была речка, очень быстрая и чистая, но с пиявками у берега. Я все равно купалась.

Однажды хозяева поручили мне привести козу с луга вечером домой. Я честно привела ее на веревке к дому, но она приперла меня лбом к калитке и держала, несмотря на мои попытки вырваться, пока не пришел хозяин и меня не выручил.

В лесу были ягоды и грибы, и бабушка за ними ходила.

А сегодня я узнала из последних известий, что деревня Фенино вместе с речкой Пехоркой погибает от московского мусорного полигона, который начали двадцать лет назад и давно должны были перестать пополнять. Но везут и везут наш мусор, и пакеты летают и трепещут на ветвях деревенских садов и тех лесов, где когда-то были грибы и ягоды.

В конце лета у меня разболелся зуб, и мама повезла меня в Москву к зубному врачу. Зуб полечили, а потом мама привезла меня рано утром на Казанский вокзал, посадила в поезд (поезд вез паровоз!), сказала проводнику, где меня высадить, а мне рассказала – куда идти от станции. И я поехала. Мне еще не было семи лет! Но я пришла домой, к бабушке и Вове!

Первоклассница

1947—1950 годы. В сентябре я пошла в первый класс женской школы N41, которая находилась напротив нашего дома на Кропоткинской.