Военно-морской флот. Истории из жизни вдохновляющие и забавные - Павел Рупасов

Военно-морской флот

Истории из жизни вдохновляющие и забавные

Павел Рупасов

© Павел Рупасов, 2016

© Оксана Хейлик, дизайн обложки, 2016

© Оксана Хейлик, иллюстрации, 2016

Редактор Андрей Вадимович Грунтовский

Корректор Алла Никандрова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Дырочки»

Оля попала ко мне в кабинет, окнами выходящий на военный порт. Прижалась носом к стеклу, смотрит на корабли, издает сначала простые звуки, потом начинает задавать вопросы:

…Ой.

…Ой!

– Ай, сколько там палочек, ниточек, жердочек, дырочек… как же это… они сами? Неужели они во всем этом понимают? Ну, скажи, Паша, ну скажи… Боже мой… Боже мой… Боже мой… Как интересно! А… а это китаец идет? В розовой куртке. Нет, это женщина. Ну вот, вышла и все испортила, а я подумала, что это какой-то иностранный экипаж. А вон тот толстый, это мичман, да? Он все время прячется внутри, он смотрит, как все готово, да? А лица у матросиков невдохновенные у всех какие-то. Почему?.. Нет, это у мичманов – у всех. А у матросов есть вдохновенные.

– Да как ты знаешь, что у них такие лица?

– Ну, вон у прапорщика, посмотри какая поза. Ему скучно.

– А-а-а-а! Я узнала в нем прапорщика! По рассказам Сережи!

(Сережа – Олин жених. Сережа когда-то служил на военном флоте).

– А это что?

– А это – «судно-мишень».

– Ничего про него не могу сказать, хотя очень хорошо разглядела. Слушай, Паша, а они матершинники? Я себе представляю, какой вон тот мич-мэн матершинник!

– Почему это?

– Не знаю…

– А офицеры, они меньше матерятся?

– Почему ты все время про нас делаешь такие дикие предположения?

– Не знаю, – офицеры же не будут вот так презрительно поддерживать ногой веревку… А он может стать не мичманом? Сережа так же запросто бродил по кораблю… И полы он мыл, да? Да, я вспомнила, матросы все время моют полы… все эти матросы… кажется, что никто из них не сможет стать Сережей.

– Почему?

– Потому что они такие тупые.

– Ну, почему ты опять?

– Ну, видно же что, и походка у них другая, и затылки.

– Затылки?

– Да, затылки.

В чем-то ее мнение совпадало с мнением людей с опытом службы на флоте, – матросы теперь не те, редко кто даже молоток умеет в руках держать.

Оля вскоре ушла.

Вечером я ехал домой. На набережной у моря почти не было горизонта: весь горизонт занимало собою длинное судно – сухогруз, и все у него было выкрашено в стендалевские цвета – красное и черное.

На моей улице возле частного дома в траве был вкопан какой-то древний камень – «кнехт», с круглой головой. Рядом паслась белая коза, она встала на камень передними копытцами и заглянула мне в глаза своими желтыми квадратными зрачками.

В них отражаются разрушенные старые улочки южного города. Уши у козы висят вперед и имеется аккуратнейший носик. Она нюхает меня и кусает за штаны.

Все небо – голубое с золотом.

Флотские жены

Гаджиево, город Скалистый. Красивые места, и люди, и нравы.

Рассказ жены военнослужащего.

Надоела мне мужняя служба – все комиссии и комиссии. И, естественно, – все пьют и пьют. И каждый день он пьяный домой под ночь является. Так, характер у меня импульсивный – мне надо выплеснуться на кого-то, свое возмущение по поводу этих пьяных комиссий излить. Мне надо выплеснуться, а тут так как-то получилось, что он пришел и быстренько под одеяло шмыг, и спит уже. И мне так стало тяжело, так нехорошо, что некому стало выплеснуться, ну, куда покричишь и с кем повозмущаешься – полтретьего ночи!

Я на крыльцо выбежала – темно и никого, а меня так возмущение разбирает и душит, повозмущаться мне не с кем, – дети в детской спят. Я опять к мужу – гляжу на него, а он так сладко спит, и лицо у него такое умиротворенное, и ему так хорошо, что мне так стало плохо от того, что ему так хорошо!

И тут я придумала: ну, думаю, я сейчас сделаю, чтобы мне тоже было хорошо! Открываю холодильник, – а там у нас разная выпивка стояла. Я ее никогда больше десяти грамм за вечер выпить не могла, – 10 грамм, и я уже пьяная. Тут я, сгоряча, стала выбирать и выставлять бутылки из холодильника на стол и выбрала себе спирт, настоянный на золотом корне. Налила в такой 300-граммовый стакан аж грамм 70 и даже воды запить не приготовила. И так – хлобысь! Его весь! И мне тут вдруг, в один секунд, мгновенно стало хорошо! Так стало хорошо!.. у меня на сердце и на душе!

Я думаю: Боже мой, как хорошо! Вот, дура! А моему мужу сейчас тоже так хорошо. Думаю я так и куда-то иду, на ватных ногах – диван плывет, как хорошо мне, вот дура… Нет, я мужу мешать не буду и пойду спать в детскую!

А муж мой – он бодрячок, ему четыре часа достаточно поспать, и он уже как огурчик свеженький. Встает он – глядь, а меня рядом нет. Он на кухню. Глядь, а там на столе стоит такой стаконяка 300-граммовый, а вокруг батарея бутылок. И бутылка со спиртом открытая. Ну, он перепугался, что же это тут ночью было?

Я себе сплю счастливая, вдруг просыпаюсь от того, что надо мной кто-то дышит. Надо мной кто-то дышит и все! А это он проверяет – дышу ли я.

Вот с тех пор я начала чуть больше чем по десять грамм употреблять за столом, по праздникам, и понимать, какая, все-таки, сложная служба у наших мужей.

Авианосцы США

(Рассказ капитана второго ранга)

1

Я люблю мою Россию. Я отдал ей двадцать пять лет службы на ВМФ.

Над собой можно только любя смеяться.

Смеяться лучше, сравнивая наши нравы с чьими-то достоинствами. Здесь «они» против «наших». Но в остальном наши им не уступят. Это к дальнейшей характеристике американских крейсеров.

Если бы не было так смешно – ни за что бы не пошел служить на флот.

– Катер к трапу!! (команда, которая подается при сходе командира корабля на берег).

– Приехал на Мысхако (одноименные мыс и поселок под Новороссийском). На проверку войсковой части. Проверял, проверял, мимо стоянки автомобилей прохожу, – а где мой уазик?

– Разрешите доложить, Вашу машину по приказанию оперативного дежурного по каким-то там вопросам отправили.

Это и есть наши нравы, к двадцатому году службы привыкаешь и не удивляешься.

У «загнивающих» империалистов другие нравы.

Как вспомню, так плакать хочется: например, как они содержат корабли… Приходим в Мельбурн. Я в гостях у «них» на борту. Вижу, – бежит бригадир из береговых работяг – боцман ему в руку списочек, а там весь ремонт на время стоянки: покрасить якорные цепи, там и там заменить линолеум, там плафон, там залить негорючей мастикой щели и прочее и прочее. И этот шуршандер гражданский со своей бригадой поднимается к ним на борт, и все там быстренько делается.

А заявка?! Заявка эта сразу направляется на склад, без всяких печатей и накладных – ничего тебе этого не надо…

Что, проняло? Впечатлились?

Или, вот, расскажу я вам, как принимает решение командир нефтеналивного танкера на заправку топливом крейсера, который находится в море. На компьютере картинки с ориентировкой: где танкер, другая – где крейсер, третья – параметры прогнозируемого места встречи. Еще картинки – метеосводка, рекомендованный курс танкера, и картинка крейсера – там, куда надо завести какой конец. Командир смотрит: «Гуд». Нажатие кнопки, и вся эта кухня передается на крейсер.

Я говорю:

– А если компьютер откажет?

Не понимают, как это компьютер откажет?! Не бывает такого!

– Ну а если? – упорствую я.

Отвечают:

– Дак, у нас есть второй.

– А если второй?

Смотрят непонимающе.

– Не может отказать второй. Ну, не может!

– Ну а если? – пытаюсь я довести ситуацию до конца.

– Тогда у нас есть такая папочка, – достает, – со всеми документами, – вот юридический документ имеется отпечатанный, физически, всегда в папке подшит. В свободные места заполняется обстановка и отсылается на крейсер.

И «вот, его!», красиво как все! Подошел танкер к крейсеру, на ходу, все на ходу. Воздушные троса протянулись и в четыре рукава сечением по 400 мм дуют горючку. А вертолет в это время сетками таскает баллоны с кислородом и ацетиленом; только сетка коснулась палубы – щелчок и сетка отстегнулась. И вертолет за следующей сеткой. И все это увозится потом с верхней палубы крейсера автокаром и вниз лифтами развозится по палубам…

Я потом на нашем авианосце в истерике бился и кричал: «Каменный век!» Бегать и материться по нашему кораблю надо. И остается это делать только весело, и когда это весело, стенокардия за сердце хватает тебя тоже весело.