Эскапада - Уолтер Саттертуэйт

Уолтер Саттертуэйт

«Эскапада»

Фокусник — это актер, играющий роль фокусника.

Секс стоит того, чтобы за него умереть.

Утренняя почта

12, Йоменз-Роу, Найтсбридж

15 августа 1921 года

Дорогая Евангелина!

Сегодня обойдусь без нудных жалоб. Сегодня у меня хорошие новости, просто прекрасные. Завтра утром Аллардайс со своей платной компаньонкой, девицей, отправляются на спиритический сеанс в Девон.

Да, завистливая бедняжка, на спиритический сеанс. В Девон. В замок с привидениями, ни больше, ни меньше. Звон цепей, таинственные голоса, текучая эманация и ожиревший медиум с таинственными посланиями от дражайшей покойной тетушки Делайлы. А еще — поездка через весь запад на поезде! Вересковые болота, неоглядные пустоши — словом, прочь из унылого серого Лондона! Я просто вне себя от радости!

Аллардайс последние два дня только и делала, что болтала о своих связях в благородном обществе. Она доводится родственницей — наверняка седьмая вода на киселе — Алисе, виконтессе Перли, муж которой, Роберт, он же виконт, — приходится сыном графу Эксминстерскому. Сеанс состоится в Мейплуайте, поместье графа. Итак, Ева, с завтрашнего дня я начну общаться с высшей знатью. Но ты не волнуйся, я никогда не забуду простых, честных людей, вроде тебя, которые были так добры ко мне до того, как я вознеслась в заоблачные выси.

Я собираю вещи (ее и мои), так что сейчас у меня нет времени на длинное письмо, ограничусь несколькими строками. Но спешу тебе сообщить, что я начала читать книгу, которую ты мне прислала, «Любовь в замужестве» госпожи Стоупс. Забавно и довольно приятно видеть все эти части тела, смело разбросанные по страницам, и холодные латинские названия, наброшенные, подобно тогам, на гладкие теплые плечи. Книгу я везу с собой, разумеется, тайком. Узнай Аллардайс, что я читаю с таким увлечением, ее хватил бы удар. Но я проделала хитрую штуку: заменила суперобложку на другую, с названием «Мэнсфилд-парк». Думаю, это позабавило бы мисс Остин и сильно огорчило бы госпожу Стоупс.

Как поживает твой очаровательный братец?

Мне пора. Напишу снова, когда доберусь до замка с привидениями. Тогда ты узнаешь обо всем подробно.

Глава первая

Великий человек гнал большую «Лансию» по скользкой извилистой дороге так, будто получил телеграмму от самого Господа с обещанием вечной жизни.

— Не гоните, Гарри, — сказал я. Впрочем, я уже это говорил, но все без толку. Я и на этот раз ни на что не рассчитывал. Повторил просто так, для порядка.

Великий человек улыбнулся. Улыбка у него была широкой, бесшабашной и очаровательной. Она означала великую радость по поводу того, что он разделяет ваше общество, а вас она наводила на мысль, что и вам несказанно повезло осчастливить его своим присутствием. Но стоило ему сесть за руль — и эта улыбка уже не действовала.

— Фил, — сказал он, — да не волнуйтесь вы так. Я не один год потратил на то, чтобы отточить мастерство до тонкости. Сами знаете. Не будь я мастер, тогда верно — пиши пропало. Так что со мной вы в такой же безопасности, как младенец в люльке.

У Гарри всегда была такая манера разговаривать.

— Не на меня смотрите, — попросил я, — на дорогу.

— Периферийное зрение, — сообщил он и снова улыбнулся, не сводя с меня глаз и одновременно посылая машину в еще один крутой поворот. Зубы у него были белые. Глаза серо-голубые и сияющие, от улыбки морщины, идущие вниз от губ, казались еще глубже. — И это тоже, — уточнил он. — Практикой и усердием его можно довести до совершенства, недоступного ни одному другому.

— Гарри, — сказал я. — Смотрите. На. Дорогу.

Он рассмеялся. Но все же повернулся лицом к дороге, дав мне возможность любоваться своим профилем. Черные волнистые волосы, слегка взлохмаченные, седина на висках. Крупный нос, широкий рот, твердый подбородок. Лицо, в сущности, непривлекательное, даже некрасивое. Но подвижное и выразительное, как лезвие топора.

Я попытался разглядеть что-нибудь сквозь лобовое стекло. Дворники со скрипом скользили взад-вперед, разгоняя воду по стеклу, только и всего.

Мы оставили позади Дартмур — холодный серый туман и бесконечные голые серые холмы. Там было мрачно и пусто, но, по крайней мере, иногда попадались попутные машины. Все лучше, чем ничего, как сейчас.

Сейчас — только серый дождь, высокие, темные кусты по обеим сторонам дороги и постоянная опасность с чем-нибудь столкнуться. Иногда за кустами проглядывали деревья, слева и справа, — их темные ветви с черными листьями склонялись над самой дорогой, образуя длинный мрачный туннель. Фары хоть и горели, но толку от них было не больше, чем от дворников.

Я откинулся на спинку сиденья и вздохнул.

Обычно за руль садился я. Это входило в мои обязанности наемного работника. Обычно Великий человек с женой сидели сзади. Но жена Великого человека занемогла и осталась в Париже, так что мы отправились сначала в Амстердам, а потом в Лондон без нее. И Великого человека это не радовало.

Он хмурился, пока лорд Эндовер не одолжил ему «Лансию» — «пользуйтесь сколько хотите, старина». Великий человек посмотрел из окна городского дома лорда в Белгравии на «Лансию», припаркованную на углу, на ее длинное белое тело, гладкое, многообещающее и опасное, как вторая жена банкира. В глазах его загорелся огонек, и я понял, что скорее всего мне никогда не сидеть за рулем этой зверюги.

Дождь барабанил по крыше машины и шипя стекал по стеклу. Дворники знай себе шуршали туда-сюда.

В Англии принято левостороннее движение. Но на этой дороге что левая сторона, что правая — один черт. Стоило высунуть руку в боковое окно, и можно было дотянуться до кустов. Хотя на самом деле это были не кусты. Кусты — растения, они расступаются, когда их задеваешь. Эти же стояли каменной стеной, слегка заросшей сорняками, и они бы разорвали мою руку напополам.

Гарри на шальной скорости вошел в очередной левый поворот. Только на этот раз задние колеса машины повело, и она накренилась в сторону громоздящейся стены. Я затаил дыхание и сжался в комок. Как будто это спасло бы меня, если бы мчащаяся с огромной скоростью железная махина, весом в добрую тонну, налетела на эту древесную твердь.

Великий человек слегка отпустил педаль газа, чуть-чуть повернул руль в сторону заноса, и машина проскользнула в нескольких дюймах от стены. Черные ветви попытались ухватиться за корпус, царапнули мое окно. Затем, в последнюю долю секунды, когда я уже решил, что все кончено, колеса снова оказались на дороге. Великий человек переключил передачу, прибавил газу, и машина снова ринулась вперед, в серую пелену дождя. Он повернулся ко мне, засмеялся и сказал:

— Мастерство.

Он был прекрасным водителем. Лучше меня, хотя я тоже не промах. Но с меня хватило.

Я вздохнул. Потом выдохнул. И сказал:

— Ладно, Гарри. Остановите машину.

Он повернулся и нахмурился.

— Что?

— Машину. Остановите. Сейчас же!

В его глазах появилось сердитое выражение.

— Вы хотите, чтобы я остановил машину?

— Немедленно.

— Но…

— Немедленно.

Он остановил машину и взглянул на меня, все еще хмурясь.

Я схватил шляпу с заднего сиденья. Открыл дверцу, вылез под дождь и захлопнул за собой дверцу. Напялил шляпу. Поднял воротник пальто, застегнулся на все пуговицы, затянул пояс и зашагал в обратном направлении.

Дождь был не такой сильный, как казалось в машине, мчащейся со скоростью шестьдесят миль в час. Но он был мокрый, каким обычно бывает дождь, и к тому же холодный. Было, наверное, что-нибудь около сорока градусов[3] с небольшим. И это в августе. Как хорошо бывает в Англии летом.

Я услышал, как сзади подъехала машина.

— Фил?

Машина шла задом. Он опустил стекло и перегнулся через борт, чтобы со мной поговорить. Дождь колотил по кожаным сиденьям, но ему как будто было все равно — ни малейшего беспокойства. Если сиденья испортятся, он купит лорду Эндоверу новую машину. Он может себе это позволить.

Я все это увидел, даже не взглянув на него. Периферийное зрение. Я все шел, а он все ехал. Машина держалась от меня на одном расстоянии, футах в двух. Он прекрасно вел машину, даже задом.

— Фил? Вы куда?

Я на него даже не взглянул.

— Обратно в Нью-Йорк.

— А как же работа?

— Мне с ней не справиться, если мы оба умрем.

— А как же Бесс? Что я скажу Бесс?

Бесс — его жена. Именно ей пришло в голову меня нанять.

— Говорите что хотите, — сказал я.

— Фил, — сказал он, — вы обиделись.