Бриллианты Вольштейна - Лоренс Блок

Лоренс Блок

Бриллианты Вольштейна

Глава 1

Ночь выдалась подходящая. Серый хмурый день медленно перетек в сумрак, а потом в темноту. Жара не спадала, влажность увеличивалась. Тяжелые тучи нависли над землей. Нью-Йорк затих в ожидании дождя.

Я быстро поел в кафетерии на углу. Вернулся в свою квартиру, поставил пластинку на проигрыватель. Сел в кресле и закурил. Слушал музыку, всматривался в ночь. Тучи черной краской замазали луну и звезды. Где-то между одиннадцатью часами и полуночью зарядил дождь. И тут же подул сильный ветер. Я снял с проигрывателя пластинку Моцарта и поставил квартет Бартока: перемена погоды требовала другой музыки. В такую ночь добропорядочные люди сидят дома, смотрят телевизор и пораньше укладываются спать. Я надеялся, что жители Восточной 51-й улицы именно так и поступят.

Пластинка доиграла до конца, я выключил проигрыватель, достал из стенного шкафа длинный плащ и шляпу с широкими полями, которые каждый частный детектив приобретает в день получения лицензии. Потом скатал восточный ковер, лежавший в прихожей, захватил его с собой, спустился по лестнице и вышел в дождь. Погода была хуже некуда. Капли дождя барабанили по моему плащу, другие скатывались с полей шляпы. Нашлись и такие, что попали в трубку и загасили ее. Я сунул трубку в карман и зашагал по пустынной улице, неся ковер под мышкой.

Автомобиль я держал в подземном гараже на Третьей авеню, между 84-й и 85-й улицами. Лицо паренька, работавшего в ночную смену, пылало угрями. К тому же он сильно гнусавил, наверное, из-за аденоидов.

— Мистер Лондон, — мое появление явно удивило его. — Вам понадобился автомобиль в такую ночь?

Я заверил его, что так оно и есть. Он отложил комикс с Бэтменом и побежал за автомобилем. Я тем временем стряхнул капли дождя с ковра. Он подкатил в моем «шеви», заглушил двигатель, вылез из-за руля, оставив дверцу открытой, и протянул мне ключи.

— Лучше бы поднять верх, иначе вас зальет водой.

Я дал ему четверть доллара, в надежде, что он отложит их на операцию, бросил ковер на заднее сиденье и сел за руль. По Второй авеню покатил к 51-й улице. Адрес, который продиктовал мне Джек Энрайт, Восточная 51-я улица, дом 111, производил впечатление. Если держишь любовницу в таком районе, значит, в жизни ты преуспел. Светловолосую любовницу Джека звали Шейла Кейн, и я ехал на встречу с ней.

51-я улица уже отходила ко сну. Еще час-полтора, и погаснут последние. Когда все спят, любой пешеход вызывает подозрение. А вот проезжающий автомобиль остается незамеченным.

Я медленно проехал мимо 111-го. С облегчением отметил отсутствие швейцара. Удостоил квартал почетного круга, нашел место для парковки в двух десятках ярдов от подъезда и вылез из «шеви», захватив с собой ковер. С минуту постоял в нише у подъезда, изучая список жильцов. Четвертый этаж делили с мисс Ш. Кейн трое: доктор медицины Хубер, некая Анжела Уикс и миссис Ларон Клаймен. Я надеялся, что все они сладко спят. Насчет Шейлы Кейн я не волновался. Конечно, я выбрал не самое лучшее время для визита, но знал, что она возражать не будет. Потому что умерла.

Один из ключей, который дал мне Джек Энрайт, подошел к наружной двери. Я вошел в холл, с ковром под мышкой направился к лифту. Он тащился медленнее черепахи, но доставил меня на четвертый этаж. Аккуратная медная табличка на одной из дверей подсказала мне, что именно за ней и проживает Шейла Кейн, хотя это уже не соответствовало действительности. Я вставил в замочную скважину ключ, полученный от Джека, и повернул. Дверь беззвучно распахнулась. Я переступил порог, закрыл за собой дверь. Поискал рукой выключатель. Где-то, в другой квартире кто-то слушал «Смерть и преображение». Более чем уместную музыку.

Включив свет, я понял, что испытал Джек: шок!

Большая гостиная, пол, от стены до стены застланный толстым серым ковром, у стен со вкусом подобранная французская мебель. А посреди гостиной, в центре пустого пространства — женщина. В чулках и поясе она выглядела даже более обнаженной, чем в наряде Евы. Этакая сюрреалистическая трехмерная композиция в стиле Дали. Эффект усиливал царивший в гостиной абсолютный порядок. Все вещи лежали на своих местах. Ни тебе окурков в пепельницах, ни пустых стаканов на столах. Лишней была лишь эта женщина, лежащая на спине, широко раскинув руки, практически голая, с лицом, превращенным в кровавое месиво. Вытекшая кровь запачкала ковер у ее головы и светлые волосы.

Должно быть, она была очень хорошенькой. Теперь — нет, лицо, в которое стреляли в упор, не может быть красивым. Лицо это являло собой смерть, а смерть и красота несовместимы. Труп редко можно принять за спящего. Ее тело пыталось отрицать смерть. Такое юное, упругое, розовое, оно выглядело живым. Упругая грудь, тонкая талия, длинные, стройные ноги.

Я прошелся по квартире. Спальня, ванная, маленькая кухонька. Везде чистота и порядок. Кровать застелена, раковина блестит, тарелки вымыты и убраны. Оставалось только гадать, зачем убийца раздел ее и что сделал с одеждой. Может, унес с собой. Как сувенир. Логического объяснения случившемуся я не находил. Когда гангстер убивает гангстера, это никого не волнует, поскольку общество от этого только выигрывает. Но какой смысл убивать красивую женщину?

Работа мне предстояла неприятная. Заниматься ею не хотелось. Я бы предпочел отправиться сейчас домой и сделать вид, что знать не знаю никакого Джека Энрайта и никогда не был в квартире на четвертом этаже дома 111 по Восточной 51-й улице. Что не было никакой Шейлы Кейн, и не лежало ее тело на полу в гостиной. Я долго смотрел на убитую. Потом раскатал рядом с ней ковер, который принес с собой, присел и переложил сто с небольшим фунтов углерода и водорода на ковер. Бренная плоть, холодная и тяжелая. Я закатал ее в ковер. А затем прошел в ванную и поднял крышку унитаза. Меня вырвало. Сразу чуть полегчало.

Я еще раз обошел квартиру, хотя и чувствовал, что зря теряю время. Интуиция меня не подвела. Ничего интересного я не обнаружил.

Впрочем, и смотреть-то было не на что. Хорошая квартира, комфортабельная, но у меня сложилось ощущение, что в ней не жили. Квартира словно ждала, когда придет риэлтер и покажет ее новому жильцу. Только какой-то идиот оставил труп посреди гостиной.

Я нашел в чулане маленький коврик и прикрыл им кровяное пятно. Уж не знаю, зачем. Если бы кто-то стал искать кровь, то обязательно бы нашел. Затем закинул на плечо ковер с телом женщины и понес к двери. Тяжелый, очень тяжелый груз придавливал меня к земле. Я выключил свет и открыл дверь. Лифт ждал меня. Я занес ковер с телом в кабину, нажал кнопку. Дверь закрылась и кабина медленно поползла вниз.

Лифт вызывала женщина. Седая, за пятьдесят, в норковой накидке и с лорнетом. В руке она держала сложенный зонт.

— Этот дождь — просто кошмар, — поделилась она со мной своими впечатлениями.

— Все еще льет?

Она мне улыбнулась. Опыт подсказывал, что ее муж, отойдя в мир иной, оставил ей приличную страховку.

— Моросит. Но этот лифт. Его давно пора заменить. Еле ползает.

Я ей, конечно же, тоже улыбнулся в ответ. Она вошла в кабину и поднялась на третий этаж. Сие, скорее всего, означало, что с Шейлой Кейн она не знакома. Я вышел из подъезда абсолютно уверенным, что она меня не узнает. Такие женщины живут в собственном, обособленном от остальных, мире. Их главные заботы — лифт и дождь.

Действительно, дождь уже не лил, но ночь оставалась такой же темной. Уличные фонари пытались разогнать мрак, правда, без особого результата. Ковер с телом Шейлы я положил на заднее сиденье. Сам сел за руль, выехал на Пятую авеню, свернул к Центральному парку. Машин стало еще меньше. Я взглянул в зеркало заднего обзора, чтобы убедиться, что никто не следует за мной. Никто и не следовал.

Центральный парк — это оазис в пустыне или большая поляна посреди джунглей. Я петлял по нему в поисках укромного местечка. Наконец вроде бы нашел. Съехал на траву, заглушил двигатель и полной грудью вдохнул чистый, свежий воздух. Казалось, я совсем и не в Нью-Йорке. Открыл заднюю дверцу, вытащил ковер, положил на траву. Взялся за свободный торец, потянул. Ковер развернулся, тело Шейлы Кейн выкатилось на землю, дважды перевернулось и застыло, уткнувшись лицом в траву. В бардачке «шеви» лежал фонарик. Я достал его и бросил последний взгляд на женщину. Пуля не осталась в ее голове, вылетела наружу, проделав аккуратную дырочку в затылке. Я достаточно хорошо разбирался в криминалистике, чтобы предсказать заключение экспертов: убийца — мужчина, белый, тридцати или тридцати двух лет, в синем пиджаке, правша. Наука — это чудо. Я-то, увидев выходное нулевое отверстие, мог лишь сказать, что убийца унес пулю с собой.

Я выключил фонарик. Скатал этот чертов ковер, швырнул на заднее сиденье. Меня тошнило от ковров и трупов, запахов Центрального парка и смерти. Я подумал о Шейле Кейн, лежащей в темноте на мокрой траве, подумал о ньютоновском законе инерции. Тела, находящиеся в покое, должны оставаться в покое, но убитая женщина нарушила этот закон, потому что уже после смерти перенеслась из одного места в другое. И до окончательного упокоения ей было еще ой как далеко. Сначала ее ждала поездка в морг. Потом вскрытие. И лишь после этого — могила.