Ибо не ведают, что творят - Юрий Сергеевич Аракчеев

Вернувшись в Москву, я вытащил из почтового ящика телеграмму: «Не могу вам дозвониться, вероятно вы куда-то уехали. Ваша рукопись отвергнута, но еще есть шанс поправить положение. Срочно, как только приедете, звоните в издательство». Вот тебе и раз! Телеграмма подписана женской фамилией – главный редактор Издательства…

– Вот ваша рукопись, а это рецензия, – сказала главный редактор, приветливая милая женщина восточной наружности. – Почитайте внимательно, я с рецензентом согласна. Еще есть шанс все исправить. Почитайте внимательно, подумайте, потом позвоните. Мы с вами решим, что делать.

Дома я начал читать «внутреннюю» рецензию.

Как бы не так!

Эта рецензия оказалась для меня весьма ценным документом. Писал профессионал, писал грамотно и логично, достаточно доказательно и по существу вполне уважительно. Но писал он НЕ О МОЕЙ РУКОПИСИ. Как и Рецензент, преградивший путь «Ростовской элегии» когда-то, он наглядно показал мне, КАК читают рукописи (и, очевидно, книги) мои соотечественники-профессионалы, «специалисты» и теперь, в наше «демократическое», «бесцензурное» время, в какой безнадежной зависимости они находятся вовсе не от официальных цензоров, не от ЦК или КГБ, даже, видимо, не от своего непосредственного начальства. А – от привычных установок и правил. Как никогда четко и ясно я понял: ОНИ НЕ УМЕЮТ ЧИТАТЬ. Они разучились читать? Их отучили читать? А может быть они никогда и не умели? Эта рецензия была гораздо лучше, профессиональнее, чем та, написанная когда-то Рецензентом о «Ростовской элегии». В ней не ощущалось лукавства, равнодушия и явного лицемерия. Она не вызвала у меня отвращения. В отличие от того, прежнего, этот рецензент действительно прочитал мою рукопись. То есть прочитал по-своему, увидев ее через свою призму. И честно написал о том, как воспринял, без лицемерных признаний в «любви к творчеству» рецензируемого автора. Эта рецензия вызвала у меня даже нечто похожее на уважение к ее автору. И – благодарность за отличный наглядный урок. Он наверняка не представлял себе, насколько это ценный материал для меня. Он закрыл путь моей «Паутине» в этом издательстве, но дал гораздо больше. Автор рецензии был уверен, что все у нас изменилось, Пирамиды не стало, да он и вообще не понял главную мысль моей «Пирамиды». Да, судебные ошибки бывают у нас и теперь, но это именно ошибки, а система у нас, якобы изменилась. Но это в корне противоречило моей «Паутине».

Да, тут-то я и вспомнил опять и Кондратовича, и Инну Борисову, и Рецензента моей «Ростовской элегии», и Первого зама (как ни странно, все бывшие «новомировцы», между прочим…) И даже первых, самых первых моих «официальных» читателей – «семинаристов» в Литинституте… Чувства мои тогда были ТЕ ЖЕ САМЫЕ! Недоумение, сомнение в своих собственных способностях – ведь не может же быть, чтобы они… Не могут же они быть такими бесчувственными и глупыми! Это, наверное, я… Я терялся в постоянном, мучительном НЕДОУМЕНИИ… И только с годами – обдумывая, сомневаясь, анализируя, рассматривая бесконечные варианты, все четче и четче осознавал: дело проще. МОГУТ! Могут быть бесчувственными и глупыми, очень даже могут…

Они НЕ УМЕЮТ ЧИТАТЬ! А если и умеют, то не соглашаются с тем, что для них непривычно. А аргументов просто-напросто не воспринимают. Ведь их приучали всегда – родители, школа, да и потом… – приучали воспринимать не так, как подсказывает им собственное чувство, совесть, разум, а – как НАДО! Всегда, постоянно над каждым из них был какой-нибудь «начальник», с которым они, увы, должны были соглашаться, даже если все у них внутри было против (ты начальник – я дурак). Вот и привыкли… Всю жизнь, постоянно, изо дня в день они наступали на горло собственной песне, отучались верить самим себе, делали то, что «нужно», говорили, что «нужно», а потом и думать научились «как нужно». Не им нужно, увы… Как нужно начальству, хозяину. Как «принято в обществе»… И – окончательно разучились видеть, слышать, понимать… Им – про одно, они – про другое… Рабство – в крови…

«Они не ведают, что творят» – все больше понимал я. И опять вспоминал «Дневник» Юрия Нагибина, высказывания Юрия Трифонова… Они ведь не чета мне, они в свое время были «раскручены», признаны и «специалистами», и правительством, а вот, поди ж ты. У них – то же самое.

Хорошенько подумав, я понял: объяснять что-либо рецензенту вполне бесполезно. Его не убедила ни «Пирамида», ни «Паутина», ни письма читателей «Пирамиды», которые я процитировал, тем более не убедят мои устные доводы – он все равно будет считать по-своему, убежденный в том, что я лишь упорно и эгоистично буду упираться в своей «обиде» и защищать свою «личную линию». Альтернатива такая: либо отказаться совсем от общения с этим Издательством, либо, поняв, чего они хотят, все-таки попытаться сделать то, что возможно.

И опять, как тогда, с Первым замом, я относительно успокоился и решил на этот раз попытаться не просто гордо остаться «при своих интересах», а добиться максимально возможного, пусть с потерями, но победить.

Подробно рассказывать о дальнейшем, думаю, здесь не обязательно.

Я понял, что действительно от меня вовсе не требуется «продавать душу дьяволу», а потому работа не вызвала отвращения. Но, к сожалению, времени было действительно мало, халтура же, естественно, исключалась.

Работу по сокращению я сделал, рукопись сдал, ее приняли. Сначала рецензент, а потом и редакторша прочитали очень быстро. У них обоих был ряд замечаний, я практически все их учел, потому что теперь – в преломлении НОВОЙ темы – они были вполне справедливы.

Рукопись моя теперешняя называлась «Предательство – в законе». Смысл в ней был тот же самый, просто более глубоко запрятанный. А именно: предательство «специалистами» и правительством своего народа, который… Который по сути предал сам себя. Потому что – позволил. Потому что «наступал на горло собственной песне» и не признавал у себя и друг у друга «личную линию». Целиком отдавая себя во власть «начальства» и лживого «социума».

Рукопись была сдана в производство. Я совершенно искренне остался благодарным и рецензенту (который в период работы продемонстрировал истинный профессионализм), и редакторше, проявившей и вкус, и такт, и деловую хватку. Получилась другая книга, не та, что я хотел, не «Паутина». Но все же моя. С меньшими обобщениями, более примитивная, но моя.

…О выходе книги из печати я узнал вовсе не от Издательства. А от своей знакомой, которая случайно увидела книгу на прилавке магазина… Из Издательства не удосужились даже мне позвонить.

Когда же я увидел ОБЛОЖКУ своей книги, то