Правдивые байки воинов ПВО - Сергей Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас встречал незнакомый мужчина в «афганке» без знаков различия:
«Михаил Михайлович Михайлов. Военная разведка. Меня попросили вас встретить и сопроводить в вашу часть. Я её курирую, на время боевых действий. Добро пожаловать на войну!». Фамилия и имя-отчество у него были явно вымышленные, а вот отсутствие знаков различия – удивило. Это было непривычным тогда явлением.
«Вам бы тоже надо сменить повседневную форму на полевую. Слишком вы заметны на войне в таком ярком виде. Привлечёте внимание снайпера. А их тут полно. Подстрелить московских полковников для них – высший шик! Ну да ладно, до части я вас довезу – там вас переоденут» – продолжил он вводный инструктаж. «Пойдём, представлю вас старшему группировки».
Старшим тогда был генерал Сибудкин. Маленького роста десантник, не слишком приветливо пообщался с нами: «Растерялся ваш командир части, занервничал. Подумаешь, обстреливают территорию. Я направил к нему в помощь усиленную роту десантников. Держите со мной связь. Если грузины будут слишком сильно вас обстреливать – докладывайте, подниму авиацию, пуганём их».
На этом короткая беседа с ним завершилась, и мы поехали в часть, куда благополучно прибыли, преодолев штук 15 различных блок-постов. На них сидели бандитского вида абреки, вооружённые кто во что горазд. От пулемётов и гранатомётов до охотничьих ружей и кинжалов. Некоторые «ополченцы» – выпивали по ходу дела, прямо при нас.
Михал Михалыч, хотя и знал всех старших этих блок-постов по именам, свой пистолет спрятал от греха подальше. «Дикий народ!» – посмеиваясь, сказал он. «Привяжутся: подари, да давай обменяемся – не отвяжешься. До конфликта может дойти. Они же не понимают, что такое табельное оружие».
Ясно было, что война тут особая – с кавказской спецификой.
Тем временем разведчик постепенно ввёл нас в курс дела. Острая фаза войны длилась уже 5 дней. По его словам, началась она с ввода войск Шеварднадзе в Абхазию и последовавшей за этим взаимной резни. В первую очередь обе стороны разгромили все коммерческие палатки представителей «враждебных» наций. Однако абхазы громили и убивали в основном грузин, а грузины, на захваченной территории – всех не грузин. Исключения бывали, конечно, но общее правило действовало. У самого Михал Михалыча до войны была трёхкомнатная квартира в Сухуми.
«Всю квартиру разграбили и сожгли грузины, когда захватили Сухуми», – хмуро сказал он. «Ничего не осталось, гол, как сокол. Хорошо, хоть жену с детьми весной к её матери успел отправить».
К моменту нашего прилёта грузины захватили значительную часть Абхазии от своей границы до реки Гумиста (на правом берегу которой и дислоцировалась наша сейсмическая лаборатория). Она оказалась прямо на линии фронта. В окна квартир домов офицеров и прапорщиков легко залетали шальные автоматные пули. В таких условиях там жили жёны и дети. Спали на полу, стараясь «не маячить» в окнах. Обстановка среди членов семей была нервная, конечно.
Ещё один грузинский анклав оказался севернее Гудауты. В начале войны, внезапным, для абхазов десантом с моря, при поддержке местных жителей – грузин, была захвачена Гагра и прилегающая к ней местность. Абхазы, на чьей территории находилась наша часть, контролировали всего 2 куска своей республики: от реки Гумисты до Гагры (включая и свою временную столицу Гудауту) и участок севернее Гагр до реки Псоу, границы с Россией. На линии соприкосновения враждующих отрядов шли боевые действия. Как правило, днём шли вялые перестрелки, ночью же боестолкновения принимали порой ожесточённый характер.
Сухопутного пути из части в Россию не было. Как вывозить людей, и уж тем более, эвакуировать их имущество – было непонятно.
За разговором время пролетело быстро, и мы приехали в часть. Нас встретил командир части, полковник Мысоев Василий. Это был мужик лет 50-ти, среднего роста, с большим пузом. Держался он властно и уверенно. Откуда взялось предположение генерала Сибудкина о его «растерянности», мне непонятно по сию пору.
Василий сначала распорядился нас переодеть. Нам выдали по комплекту полевой формы – афганки, пилотки и автоматы АКМ каждому. От предложенных Васей бронежилетов и касок мы отказались. Жара стояла страшная.
Потом, посмеиваясь над «московскими чудиками», прилетевшими на войну в галстуках, Вася провел для нас экскурсию по части. Территория её была не очень большой (примерно как площадь боевой позиции дивизиона С-75). Правда, в отличие от «зачуханных» Войск ПВО, строившихся в основном «хапспособом», здесь всё было построено основательно и даже красиво.
3-х этажная казарма, большой клуб, столовая, штаб части, технические сооружения были возведены строителями из белого силикатного кирпича. И вообще – часть смотрелась, как игрушка: субтропическая растительность, кругом цветы, прудик с золотыми рыбками у штаба, чистота. Война почти не ощущалась. Только бойцы, сидевшие кое-где в окопах, и следы от снарядных осколков на зданиях напоминали о ней. Когда мы обходили казарму, послышался резкий звук близкого разрыва снаряда. Мысоев с Михал Михалычем ничком упали в канаву. Мы, трое «москвичей» остались, с дурацким видом, стоять. Просто не успели ничего понять и испугаться.
«Ничего, привыкнете падать и вы. Снаряд званий не выбирает» – прозорливо предсказал Вася наше дальнейшее поведение, вставая и отряхиваясь.
Выяснилось, откуда «брались» снаряды, регулярно падавшие в окрестностях и на территории части. На грузинском берегу Гумисты, на территории бывшей дачи Министра обороны СССР, в районе Келасури грузины установили гаубичную батарею и постреливали из её орудий по абхазам. Артиллеристы из грузин были неважные, и порой снаряды залетали прямо на территорию части. (За месяц нашего пребывания было зафиксировано свыше 60 прямых попаданий грузинских снарядов по территории и объектам части).
Нам всем оставалось только уповать на милость Божью, что мы и делали. Орудий у абхазов тогда не было, и подавить огнём грузинскую батарею они не могли. Раза три, при особо ожесточённых обстрелах, мы через Сибудкина вызывали авиацию. Полёт пары СУ-25 на малой высоте производил должное впечатление на грузинских артиллеристов, и они прекращали обстрел, чтобы через некоторое время его продолжить. Подавлять их огнём наша авиация не имела права, конечно.
Очень своеобразное ощущение испытываешь при близком разрыве гаубичного снаряда. То, что показывают в кино – не идёт ни в какое сравнение с реальными звуками и чувствами человека под обстрелом тяжёлых снарядов. Кажется, что какой-то великан огромной металлической палицей наносит мощный удар по железной же крыше, под которой ты находишься. Рот наполняется острым металлическим привкусом, а все внутренности – содрогаются. Организм испытывает немалое потрясение от такого стресса. Но – ко всему привыкаешь, и спустя пару дней мы научились даже спать под грохот недалёких разрывов. Наиболее интенсивная стрельба велась ночью, и деваться от неё было некуда.
Недалеко от нашей лаборатории находился дом Виталия Ардзинба. Он тогда был президентом Абхазии. Думаю, что грузины знали это и старались попасть в дом мятежного президента. По странной иронии судьбы, все дома вокруг дома Ардзинбы получили по 2—3 попадания, некоторые были разрушены до основания, а вот его дом, при нас, не был задет ни одним снарядом. Каждое утро нам в штаб звонили по городскому телефону из Гудауты:
– Это из администрации президента звонят. Как там дом Ардзинба?!
– Всё нормально, стоит, – отвечали мы.
– Ну, хорошо, спасибо.
Конечно, грузины легко прослушивали эти разговоры. Вот такая «секретность» была с этим президентским домом.
Как ни странно, но связь у нас в части хорошо функционировала на протяжении всего времени, что мы находились на линии огня.
Причём действовало несколько каналов: ЗАС – с нашим командованием в Москве. Однажды по каналу ЗАС к нам в лабораторию позвонил лично Паша Грачёв. Вызвав командира к телефону, Паша заслушал его доклад об обстановке, ситуации в части, быте беженцев (которых у нас временами скапливалось по 500 человек и более). Разговор был спокойный, без «накачек». Паша пообещал свою поддержку (после чего в части и появилась «усиленная рота десантников»), и разрешил Василию Мысоеву звонить ему лично, в экстренных случаях. Кроме линии ЗАС у нас работала и обычная «проводная» телефонная связь. Причем и с абхазской и с грузинской стороной мы могли свободно перезваниваться.
Довольно часто это приходилось делать в отношении наших бывших грузинских «братьев по оружию». При усилении гаубичного обстрела, когда снаряды начинали рваться на территории части, командир обычно звонил в министерство обороны независимой Грузии и требовал «прекратить артиллерийский огонь по российской воинской части». Особого эффекта это, впрочем, не давало. Грузины разговаривали нагло, отвечали, что, мол, «никто по вам и не стреляет, это мы по сепаратистам стреляем» и несли эту ахинею в ответ на наши претензии. Лучшим способом заставить «заткнуться» грузинскую артиллерию тогда было, как уже говорилось, вызвать нашу авиацию для демонстрационных полётов над ними. Помогало хорошо. К сожалению, часто делать это мы не могли, и приходилось просто пережидать огневые налёты, надеясь на Божью помощь.