КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Помня об этой беседе, Питовранов написал Сталину письмо не с просьбой его помиловать, а с перечнем предложений о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме вождю обязательно доложат. Так и получилось. Сталин сказал Игнатьеву:

— Я думаю, что Питовранов человек толковый. Не зря ли он сидит? Давайте через какое-нибудь время его выпустим, сменим ему фамилию и вновь возьмем на работу в органы госбезопасности.

После этого, рассказывал Питовранов журналистам, отношение к нему в тюрьме изменилось. Ему стали давать книги и подселили сокамерника — Льва Романовича Шейнина, писателя и бывшего начальника следственного отдела союзной прокуратуры. Питовранов по профессиональной привычке представился ему инженером, который работал в Германии и потерял важные документы… 2 ноября 1952 года прямо из тюрьмы Питовранова привезли к Игнатьеву, который поздравил его с освобождением и передал слова Сталина:

— Не будем менять Питовранову фамилию. Поправим свою ошибку. Нас поймут. Пусть пока немного отдохнет. Скоро он понадобится.

Через десять дней Питовранова вызвали в Кремль и поставили во главе разведки. Чекисты были уверены, что он станет следующим министром. После смерти Сталина Питовранов потерял свой высокий пост, но он, счастливчик, в отличие от большинства своих коллег прожил достаточно удачную жизнь и умер на восемьдесят пятом году жизни…

Заведующий отделом партийных и комсомольских органов ЦК Игнатьев специальным постановлением от 11 июля 1951 года был назначен представителем ЦК в министерстве государственной безопасности. В августе он уже стал министром.

Он стал первым после Менжинского главой органов госбезопасности, который на этом посту остался штатским человеком: звания он не получил. Игнатьев сменил руководство министерства. По указанию Сталина взял на работу два десятка секретарей обкомов, которые получили воинские звания и возглавили различные подразделения в аппарате МГБ. Материальные условия им были сохранены — не хуже, чем у секретаря обкома, всем дали квартиры в Москве.

Скажем, заместителем начальника Седьмого управления был назначен секретарь Херсонского обкома компартии Украины Виктор Иванович Алидин.

В здании ЦК на Старой площади, где еще сидел Игнатьев, он встретил секретаря Тульского обкома Серафима Николаевича Лялина, секретаря Кировоградского обкома Николая Романовича Миронова и других партийных работников. Всех брали в МГБ.

Игнатьев приглашал их по одному и вводил в курс дела:

— Я подбираю руководящие кадры министерства, тех, с кем будем исправлять положение. В связи с этим вызвали и вас.

В составе Седьмого управления МГБ находилось отделение арестов и обысков. Оно состояло из семнадцати человек. Возглавлял его полковник Петр Шепилов. Он ходил по коридорам с большой книгой ордеров на аресты и обыски в красном переплете. Приказы ему отдавал непосредственно министр или его заместитель по следствию. Один из сотрудников отделения со странным блеском в глазах говорил Алидину:

— Я люблю свою работу, мне нравится брать людей ночью.

Ключевую должность заместителя министра по кадрам занял бывший первый секретарь Одесского обкома Алексей Алексеевич Епишев, который потом многие годы будет возглавлять Главное политическое управление армии и флота. Епишев изгонял с Лубянки военных контрразведчиков как людей Абакумова.

6 мая 1952 года в клубе имени Дзержинского проводили отчетно-выборное собрание коммунистов Управления военной контрразведки. В партком выдвинули человека, недавно пришедшего в министерство с партийной работы. И тут один из офицеров-контрразведчиков сказал, что варяги не нужны, в управлении есть свои достойные кандидатуры.

На следующий день членов парткома собрал Игнатьев, угрюмый и сердитый. Он сказал:

— Прежде чем вы приступите к решению организационных вопросов, обстоятельства вынуждают меня высказать свое негативное отношение к состоявшемуся вчера в главке отчетно-выборному собранию. Как мне доложили, прошло собрание безобразно. Со времени разгрома в партии троцкистско-зиновьевской оппозиции ничего подобного еще не было. Группа коммунистов осмелилась восстать против линии партии…

Кроме того, Епишев рьяно принялся очищать органы госбезопасности от евреев: их всех подозревали в соучастии в сионистском заговоре, во главе которого стоял Абакумов. На партийной конференции аппарата Епишев предложил избрать в партком такого заслуженного человека, как новый заместитель министра Рюмин…

По мнению генерала Алидина, Игнатьев, «по характеру мягкий, полностью подчинялся требованиям вышестоящего руководства, особенно робел перед Сталиным и беспрекословно выполнял любое указание. Этим был и опасен». Мягкость Игнатьева не распространялась на арестованных, которых он приказал бить и пытать.

Сталин, назначая его министром, сказал:

— Вот вы, товарищ Игнатьев, доложили после проверки работы МГБ о вероятности существования террористической группы среди врачей. Теперь вам и карты в руки. Надеемся, что вы эту террористическую группу раскроете.

«Игнатьев, — пишет Алидин, — взвалил на себя задачу отрабатывать для Сталина это грязное дело, имея на руках всего лишь разоблачительное письмо врача Центральной кремлевской больницы Лидии Тимошук…»

Но Игнатьев бросился исполнять указание вождя. Сформировал следственную группу, которая занялась проверкой персонала Лечебно-санитарного управления Кремля и нашла его «засоренным» антисоветскими элементами.

«Лечение тов. Щербакова, — докладывал Игнатьев, — велось рассчитанно преступно… Лечение товарища Жданова велось так же преступно… Вражеская группа, действовавшая в Лечсанупре Кремля, стремилась при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь».

За этим последовали аресты врачей и административного персонала. Следователи выбили из профессоров нужные показания о вражеской террористической группе. Она «враждебно относилась к партии и Советской власти, действовала по указаниям врага народа А. А. Кузнецова, который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова».

Кадровые перемены, интерес вождя к работе органов безопасности вызвали приступ энтузиазма на Лубянке, усилилось соперничество между подразделениями госбезопасности. Главным было первым сообщить начальству о своих достижениях. Награды и повышения доставились тем, кто был на виду.

Алидин вспоминает, как ловили американского шпиона, который должен был появиться на улице Двадцать пятого октября возле известной аптеки.

От аптеки вплоть до четвертого подъезда здания МГБ и дальше по коридорам до приемной министра, где в тот момент находился начальник Второго (контрразведка) главного управления МГБ генерал-лейтенант Федотов, расставили сотрудников госбезопасности. Задача их состояла в том, чтобы чтобы Федотов первым получил сообщение о задержании и немедленно доложил об успехе министру.

Машина репрессий заработала на повышенных оборотах.

Прибавилось работы Особому совещанию, которое выносило приговоры в тех случаях, когда не хотели проводить даже формальное заседание суда.

Заседания Особого совещания проводил один из заместителей министра госбезопасности. Ему вручали проект протокола, в котором содержались краткие сведения об обвиняемом: фамилия, имя, отчество, год рождения, формулировка обвинения и предлагаемая мера наказания.

Сотрудники местного управления госбезопасности или центрального аппарата коротко докладывали дело. Самого обвиняемого на Особое совещание не вызывали. Как правило, выносились три варианта лриговора — расстрел, десять лет лагерей, пять лет ссылки. Впрочем, меру наказания заместитель министра мог назначить любую.

Первый заместитель председателя КГБ Филипп Денисович Бобков пишет в своих воспоминаниях, что новый министр Игнатьев открыто выразил недоверие офицерам госбезопасности. Сотрудникам министерства прочитали директивное письмо ЦК, в котором говорилось, что чекисты работают плохо, не замечают террористических гнезд, что они утратили бдительность, работают в белых перчатках и так далее.

Рюмин, который вел «дело врачей», получил от Игнатьева указание бить арестованных «смертным боем».

«Министр госбезопасности тов. Игнатьев сообщил нам на совещании, что ход следствия по делам, находившимся в нашем производстве, оценивается правительством как явно неудовлетворительный, и сказал, что нужно „снять белые перчатки“ и „с соблюдением осторожности“ прибегнуть к избиениям арестованных, — сообщал в рапорте от 24 марта 1953 года полковник Федотов из следственной части по особо важным делам МГБ СССР. — Говоря это, тов. Игнатьев дал понять, что по этому поводу имеются указания свыше. Во внутренней тюрьме было оборудовано отдельное помещение для избиения, а для осуществления пыток выделили группу работников тюрьмы…