Опасные мысли. Мемуары из русской жизни - Юрий Орлов

Размах и неумолимость этого несущегося потока демократизации подвели Горбачева к критической точке. У него оставался теперь только выбор: порвать с КПСС и вместе с демократами вести страну вперед или дать отбой и вместе с партаппаратом и генералами повернуть страну назад. Горбачев выбрал поворот назад.

Впервые он разъяснил народу без недомолвок, что он принципиальный противник частной собственности и принципиальный противник независимости республик — чему на практике-то, без разъяснений, он сопротивлялся и раньше. Затем он мытьем или катаньем отставил с союзных постов умеренных демократов и окружил себя оголтелыми реакционерами.

Получив карт-бланш, банда оголтелых начала кампанию гиперболической лжи и фантастических обвинений, вытащенных из пропагандистской клоаки полоумной сталинской эпохи.

Глава КГБ Крючков, «либеральный профессионал» еще за неделю до того, обвинил Запад в посылке советским людям отравленной пищи под видом гуманитарной помощи. Министр обороны Язов обвинил советские республики в намерении захватить находящееся на их территориях ядерное оружие и — одновременно — в преступном намерении объявить их территории безъядерными зонами.

Наконец 13 января 1991 года, следуя старому ленинскому сценарию, известному любому ребенку в Будапеште и Праге, горбачевская команда сделала решающий шаг в кровавое ничто. В Прибалтике объявились анонимные «комитеты спасения», которые, отказав в законности демократически выбранным властям республик, обвинили их в создании обстановки «анархии» и «террора» и попросили вмешательства Москвы. В час тридцать ночи 13 января, когда Запад был занят подготовкой военной акции против Саддама Хусейна, военный гарнизон Вильнюса начал атаку на республиканский телевизионный центр, давя танками его безоружных защитников и стреляя в безоружную толпу. Было убито 15 человек, более сотни ранено, включая детей. Западные, прибалтийские и советские журналисты видели все своими глазами. Но, конечно, министр внутренних дел Пуго заявил по телевидению, что безответственные элементы напали на советские танки, и танкисты вынуждены были защищаться. Позже известный телекомментатор объяснил, что убит никто не был, просто кто-то умер от сердечного приступа, кто-то в уличном происшествии. Наконец, когда независимые журналисты опубликовали свои свидетельства, Горбачев попытался отменить свободу прессы, гарантированную его же законами.

Потерял ли Нобелевский лауреат свой ум? Или реакционные политики переиграли демократа? Или политический оппортунист сам расшаркался перед крайними правыми? Или, может быть, убежденный ленинец сделал один из тех крутых поворотов, за которые он хвалил Ленина в своих речах для неиностранцев? Или его гласность-перестройка были лишь подобием ленинского НЭПа — временной либерализацией, которая свою роль отыграла?..

Ответные акции российских демократов последовали незамедлительно.

Уже днем 13 января тысячи москвичей провели демонстрацию протеста против государственного террора. Борис Ельцин призвал служащих в Прибалтике солдат и офицеров не подчиняться преступным приказам атаковать «законно избранные государственные органы» и «мирных граждан, защищающих свои демократические завоевания». Через шесть дней уже сотни тысяч граждан демонстрировали в Москве и других городах России. (Тогда как двадцать лет тому назад только восемь человек вышли на Красную площадь протестовать против советской оккупации Чехословакии!) Такая массовость протеста удивила даже меня: стало быть, уже много людей вдруг осознали наличие связи между нормальной демократической жизнью других народов и их собственной жизнью и собственной безопасностью.

Эпилог

Попробуем по крайней мере извлечь урок из прошедшего. Величайший и наиболее трагический из человеческих экспериментов почти доведен до конца. Общество «научного социализма», задуманное служить вечным человеческим стремлениям к общности и к равенству интересов, пришло к деградации своих граждан и оставило большинство из них без всяких стремлений вообще. Но ведь дух коллективизма живет в каждом из нас вместе с духом индивидуализма. И какие-нибудь народы в каком-нибудь другом столетии могут попытаться строить общество на противоположной идее одних лишь индивидуальных интересов и, может быть, будут готовы уничтожить всех, кто будет желать другого. А затем после такого «научного капитализма» или, может, кто знает, «научного анархизма» — маятник качнется в обратную сторону. Мы не в силах остановить колебания человеческого маятника, не искоренив самой природы человека. Но мы можем стараться делать эти колебания умеренными, постоянно напоминая себе и людям, что все имеют одинаковое право на выражение своих мнений, неважно каких, и одинаковое право жить своей собственной жизнью, неважно какой, — но не применяя насилия.

МЕТОДЫ ВАЖНЕЕ ЦЕЛЕЙ В ЦИВИЛИЗОВАННОЙ БОРЬБЕ ЗА ИДЕИ.

Наши мечты могут быть самыми прекрасными на свете, но если мы пойдем на кровь и террор, чтобы претворить их в жизнь, мы придем к нашей цели, разрушив самих себя.

Не убий!

1991

Примечания

1

Бейкер ответил мне сразу очень дружественной запиской, из которой можно было, однако, понять, что переориентировать политику с Горбачева на Ельцина госдепартамент не планирует. Такова же была тогда и реакция в Белом доме.

2

После войны М. Осипов окончил институт и работал начальником цеха, затем начальником КБ этого же завода. Умер в 1989.

3

Я, к сожалению, забыл имя этого человека.

4

Мы не имели представления о том, что Капица был, в сущности, заключенный «большой зоны». Работая в Англии в Кавендишской лаборатории, он несколько раз отказывался от приглашений посетить родину, но, наконец, согласился. Попав в СССР, он уже не получил разрешения поехать на Запад. Нильс Бор и Эрнст Резерфорл, директор Кавендиша, тщетно пытались вызволить его. В конце концов Резерфорд передал в Москву лабораторию Капицы. Ничем другим он помочь ему уже не мог.

5

ИТЭФ формально (хотя и секретно) был военным подразделением. Поэтому партийная субординация у нас была как в армии: мы подчинялись не ближайшему райкому, а политическому управлению. Его начальник, Мезенцев, назначал политотдел института, а выборное партбюро существовало параллельно.

6