У истоков Черноморского флота России. Азовская флотилия Екатерины II в борьбе за Крым и в создании Черноморского флота (1768 — 1783 гг.) - Алексей Лебедев

Сей посланной по краткому знакомству с Девлет-гиреем, бывшим в хотин-ской кампании ханом, заехав к нему вступил в разговор об обстоятельствах войны… Девлетгирей открылся ему: крымцы де и нагайцы принуждены были поступить по требованию российских войск предводителей для спасения жен и детей своих от неминуемой гибели. Но он, Давлет-Гирей удостоверяет, естьли б сильная помощь от Порты к ним прислана была, то де крымцы, присоединясь с турками, напали бы на российския войски и выгнали бы оныя из всего Крыма. А сия область по-прежнему подверглася бы султану турецкому. Он, Давлет-гирей, ко умножению в определенной от Порты помощной корпус военных людей из охотников все свое движимое и недвижимое имение употребить готов. А ежели бы и все протчие, в Румелии находящиеся в отставке ханы и проживающие султаны, равным образом имущество свое для службы султанской жертвовать захотели, то немалая бы сумма собралась на произведение достаточного жалования вновь охотно определяющимся военным людям для учинения с многочисленным войском тем сильнейшего в Крыму на россиян нападения, о овладения оным, ибо тогда и нагайцы, прямыя махометани по единоверию, к Порте прислонятся…

Султан турецкой, сведав таким образом о мыслях татарских султанов, а при том зная, что все нагайцы преданнейшими были Крым-гирей хану, и что сына его Бахтыгирей султана над меру любят и почитают, послал к нему в Румелию нарочного, чтоб он прибыл в Царьград и явился у него, Бахты-гирей, исполняя повеление, явился у двора и допущен султану, от коего весьма милостиво принят. А между протчем вопрошен наедине, какого он мнения о нагайцах? Можно ли их денежными дачами, другими подарками и прелесными обнадеживаниями преклонить на прежнем основании подвергнутся Порте…

Бахты-гирей султану ответствовал: “Во всенижайшее исполнение монаршего повеления, сколько он во обхождении с нагайцами приметить и познать мог, объявить должен, что оной народ непостоянен, склонен к хищничеству и корыстолюбив, ибо деньгами и подарками делать все у них можно, а в законе магометанском весьма тверд. И естьли б султан турецкой изволил для преклонения оного ему комиссию поручить, то он по имевшемуся его у нагайцов кредиту, обещал желанного достигнуть. А как султан намерен был ево по сему делу потребить, то ему оное и вверенно. Почему Бахты-гирей, испро-ся у султана одного салахера, назначил с оным брата своего Махмет-гирея, кои не токмо знатною денежною суммою и многими другими по татарскому вкусу и употреблению вещьми для подарков, но и письмами Бахты-гирея от имени турецкого султана с наисильнейшими обнадеживаниями и уверениями к начальству и духовенству нагайских орд снабдены и в Суджук-кале отправлены. Откуда они рассылкою чрез нарочных писем увещевали знаменитых начальников приезжать к ним или поверенных присылать с их печатьми для приему подарков. Удостоверяя, что султан турецкой, буде они свой магометанский закон не пременили, преступление их во отторжении от единоверия великодушно прощая, по прежнему их под свою защиту приемлет. Такого содержания письмы и к здешним (крымским. — Авт.) ширинам присланы были. От коих и ответ получили, яко они всеусердно желают быть на прежнем основании под Портою, только ожидают сильного сикурса для избавления их от россиян (курсив наш. — Авт.). О нагайцах же, хотя Мегмет-гирей султан с салахиром и разгласили, якобы от них секретно чрез явившихся у них мурз и муллов уверены, что готовы по единоверию подвергнуться] Порте, однако то еще сумнительно. Потому что с осторожности в народе поговаривают, будто явившияся нагайских орд у подсылыциков мурзы Наги с словестным уверением о охотном всего нагайского общества сами собою по алчному их корыстолюбию для получения подарков отлучились. Но как бы то ни было, время скажет. А Мегмет-гирей султан и салахир взял их с собою. Отправились было на корабле в Царьград для представления их султану турецкому депутатами нагайских орд. Только сильным противным ветром занесены опять в Суджук-Кале, где Мегмет-гирей публично отзывался, что он во что бы то ни стало, а на зиму в Суджук-Кале не останется. Но намерен отправиться сухим путем в Царьград, не взирая на дальнее расстояние весьма и неудобное и опасное предприятие оного. Однако об отправлении его еще подлинного известия нет”».{921}

Увеличение числа судов у Крыма и Тамани также связывали с подготовкой десанта и помощью турками татарам: на судах действительно прибывали турецкие агенты, привозились порох, оружие, деньги, но слухи говорили и о таком способе переброски в Крым татар, бежавших в свое время оттуда и оставшихся верными Турции. Так, арестованный в апреле татарин указывал, что «все… шатающиеся купеческие суда… получали от хана повеление о возврате на прежние жилища с тем умыслом, что когда побольше их под видом купечества в Крым пристанет, тогда уже и турецкий флот, крейсирующий в море, мог приближиться к здешним берегам и, соединясь с ними, обще сделать десант».{922}

Интересно и сообщение из Тамани: 4 апреля туда пришло некрасовское купеческое судно с посланием великого визиря абазинцам, черкесам, таманцам и некрасовцам о том, что «в мае верно в Крым войско на судах прибудет. Но чтоб в ожидании того, жители, как крымские, так и все (прочие) показывали себя склонными России. А когда узнают о приближении войска к Крыму, то б старались во всех местах по берегу моря припасти волов и лошадей… к поднятию войска и турецкой артиллерии. А сами б прежде отнюдь не трогались, пока не увидят десанту».{923} Но вот о месте появления турецкого флота агентура сообщала абсолютно разные сведения. Неясно даже было, откуда пойдет турецкий флот с десантом: из Синопа или со стороны Очакова.

Анализ данной информации может говорить: 1) о ведении турками информационной войны; 2) о колебаниях противника при выборе места главного удара или же о стремлении поднять восстания ногаев и крымских татар, только подогревая ожидания ими десанта и помощи оружием и боеприпасами. Однако как первое, так и второе таили в себе большую угрозу позициям России в регионе.

Нужно также отметить, что опасения Долгорукова и Прозоровского по поводу невозможности без Азовской флотилии своевременно узнать о появлении турецкого флота и уберечь Крым от турецких агентов, прибывавших на отдельных судах, вызвали даже конфликт между ними и А.Н. Сеняви-ным, разгоревшийся весной 1773 г. В мартеапреле В.М. Долгоруков написал И.Г. Чернышеву несколько писем с резкой критикой А.Н. Сенявина, обвиняя его, в частности, в том, что войска в Керчи и Еникале остались практически без припасов, а корабли флотилии все никак не могут выйти в море.{924} В ответ Сенявин указал, что бездействие флотилии вынужденное: осенью 1772 г. она была парализована вспышкой чумы в Таганроге, унесшей множество жизней моряков и мастеровых, а весна 1773 г. выдалась слишком затяжной и холодной, что задержало ремонт кораблей. Но как только первые корабли будут готовы, они сразу же выйдут в море. Сенявин даже заявил, что просит отставки, если ему перестали доверять.{925}

Но Чернышев принял позицию Сенявина, и конфликт удалось погасить, однако напряженные отношения между Долгоруковым и Прозоровским с одной стороны, и Сенявиным — с другой остались до конца войны. Этот кризис наглядно продемонстрировал как всю важность поддержки с моря русских войск в Крыму, так и непонимание сухопутным командованием специфики морской деятельности.

Кстати, генералы «бомбардировали» письмами о необходимости срочного выхода флотилии в море не только Петербург и А.Н. Сенявина. А.А. Прозоровский постоянно запрашивал также Я.Ф. Сухотина, находившегося с эскадрой флотилии в Керчи. Здесь уместно привести несколько выдержек из их переписки, которые прекрасно иллюстрируют сложившееся положение.

В ответ на запросы о времени выхода судов флотилии в море Я.Ф. Сухотин в начале марта направил А.А. Прозоровскому рапорт, в котором писал, что «он от его высокопревосходительства господина вице-адмирала и кавалера Сенявина получил повеление, дабы вооружить фрегат и четыре корабля. И по окончании перемирия следовать ему для крейсерства в Черное море. А как он до получения еще сего повеления о приуготовлении на первой случай четырех кораблей имел старание, в чем хотя продолжающимися стужами крепкими, северными ветрами и за многими недостатками предуспеть не мог. Но ныне продолжает неусыпное старание, дабы оныя, хотя не все вдруг, к выпуску в море приуготовить. Касательно ж до вооружения фрегата, то как со оного за мелкостию Керчинской бухты не токмо артиллерия с ея снарядами, но и балласт из оного выгружен на берег, отведя его способом мелких судов на довольную глубину, пока оной повелит по надлежащему вооружить и нагрузить. А два бомбардирские корабля для постановления в проливе при узком проходе по возможности исправлены и, по прочищении в проливе льда, на стражу поставлены быть имеют. Как же скоро приуготовит назначенное число кораблей, то нимало не мешкав со оными отправиться в Черное море для крейсерства на определенную дистанцию».{926}