Справедливость силы - Юрий Власов

Всем опытом, всем своим прошлым в спорте я пытался доказать: есть главный путь – постижение закономерностей организма, освоение возможностей, зашифрованных природой в нас. Именно с этого и начался спорт. Вот путь, который должно укреплять человечество и который должен оберегаться человечеством.

Очерк Праделя помогает избежать некоторых объяснений – ив этом одна из причин обращения к нему. К тому же автор верно схватил смысл моего отношения к такому явлению, как тренировка. Он дает понятие о ней как о неограниченном в кажущейся ограниченности.

Очерк связывает прошлое и настоящее тяжелой атлетики, переход от пятиборья к троеборью. И в очерке – гордость за великого Ригуло. Несколько болезненная гордость, так как сквозит желание убедить всех, что "наш Ригуло не хуже". Конечно, Прадель прав: совершенствуется методика, а знания и есть новая сила…

Я мог выступать долго. Мог иметь больше рекордов. Но в этом таилось и уничтожение меня как спортсмена. Я искал силу. Никогда не эксплуатировал ее ради выгод. Считал назначением атлета отнюдь не только победы, а бросок вперед, овладение новым. Победы – лишь свидетельство движения. Каждый раз рекорды до конца исчерпывали мою силу, и я поневоле должен был начинать поиск. Но разве это не замечательно? Разве знание законов, по которым складываются сила и физический облик, не есть победа над ограниченным в жизни, не есть отрицание ограниченности вообще, право на свободный разум, гордость разума, независимость достоинства познания, невозможность препятствовать познанию, тщетность любого ограничения?!

И отсюда совершенно иной взгляд на спорт. Это ведь не сборник анекдотов, кто сколько поднял, как выиграл, пробежал, и не хронология чемпионатов. Именно в подобном подходе – подавляющее большинство всех провалов в исторических исследованиях спорта. Вместо исследований – поминальник. Нет духа времени, нет судеб и качественного анализа вклада того или иного атлета. Не количество рекордов определяет место того или иного чемпиона в истории спорта. Есть люди – и они по-разному прикладывают свое сердце к дням жизни…

Спорт лишь тогда обретает истинный смысл, когда его рассматривают в общем потоке развития человечества. Нельзя его выхватывать, оценивать обособленно – убогость такого подхода и сказывалась на всей литературе о спорте и от спорта. Нельзя понять спорт вне общего движения человечества. Нельзя корить спорт его недостатками и болезнями. Недостатки спорта и его болезни – прежде всего пороки и нездоровье самого общества. В едином целом все неразрывно связано. И одно лишь доказывает другое. Издеваясь над уродствами явления, мы издеваемся над самим обществом.

Образно определил назначение культуры (одно из назначений) Борис Пильняк: "Искусство всегда та "крыса", по которой моряки узнают, как течет корабль" (Пильняк Б. Камни и корни. М., Советская литература, 1934).

Но ведь искусство – элемент культуры, элемент общественного сознания, как и спорт. Только под таким углом зрения должно оценивать такое явление, как большой спорт.

Глава 126.

Свою силу Пол Эндерсон утвердил не в упражнениях классического троеборья – жиме, рывке, толчке. Он доказывал ее в специальных упражнениях.

В одну демонстрацию ему удаются полное приседание (и, естественно, вставание) с весом 544 кг, жим лежа – 284 кг, тяга штанги выше колен – 371 кг (это соревнования по так называемому силовому троеборью, широко практикуемому на Западе). Все эти результаты перекрыты. И, наконец, он устанавливает и поныне непобиваемый рекорд – отрывает плечами от стоек 2844 кг. Представительнице слабого пола Джозефине Блатт удается исполнить толчковую тягу с лямками на весе 1616 кг– тоже более чем внушительное достижение.

Нельзя не восхищаться мощью Эндерсона и других могучих людей, славных подобными рекордами силы. Мы, атлеты, знаем цену этих напряжений. Они требуют не только огромной подготовительной работы – годы такой работы,– но и таланта силы, физической одаренности высшего порядка, своего рода исключительности.

Но, в свою очередь, смею предложить испробовать свои способности в классических упражнениях. Покажите совершенство силы в рывке и толчке – здесь физическая мощь есть совокупность всех качеств, а не какое-то одно. Для классических упражнений необходимы сила, скорость, координация плюс самообладание и мужество.

Нет более объемного и справедливого выявления физических способностей, чем классические упражнения. Поднимите на вытянутые руки рекордный вес – и, если это в толчковом упражнении, вы по праву станете самым сильным человеком, ибо это упражнение требует самых разнообразных проявлений и качеств силы, помноженных на волю и мужество. Без воли и мужества невозможно загнать себя под рекордные тяжести: конечное положение всегда такое, из какого сложно вывернуться. Тут хочешь не хочешь, а рискуешь. Нужны выдержка и отвага, дабы поставить себя в это единственное клинящее положение, в котором тяжесть задвинута наверх прочно и несокрушимо. Именно здесь – высшая сила и высшее мужество.

Глава 127.

"Как же мне держаться с ним?" Я так и не успел решить. Лифт остановился. На звонок отворила миловидная женщина и провела нас в гостиную. Скромная комната с портретом привлекательной мулатки над диваном. Больше я не успел ничего заметить. Вошел приземистый мужчина, плотный, кряжистый и представился: "Ригуло".

Я сижу рядом с ним… человеком, чье имя отождествляется с силой. Сижу рядом и слушаю.

– Родился в начале века, в девятьсот третьем году. Моя профессия? Рабочий-литограф, после – профессиональный спортсмен. Спорт полюбился мне сразу…

Слушаю и думаю, что он очень болен. Воспаленные белки. Высохшее бледное лицо. Большое изможденное тело. Ключицы выпирают из-под халата…" – так я писал в газете "Известия" в октябре 1962 года.

Настоял на визите бывший рекордсмен России по штанге, потом профессиональный атлет и авторитетный французский тренер по боксу, а ныне репортер газеты "Русские новости" в Париже, основанной русским патриотом А. Ф. Ступницким в 1944 году, Александр Григорьевич Красовский.

Красовский старше Ригуло, а статен, подвижен, быстр на точное слово. Меня подавила болезненность Ригуло, хотя я был предупрежден о его нездоровье, смертельном нездоровье – необратимо слабнет сердце.

Ригуло рассеянно улыбнулся на мое восхищение его подвигами в спорте. Я замечаю, как дрожат у него пальцы и как исхудало-преувеличенны кисти. И как он весь зыбок – ему трудно сидеть, трудно противиться дрожи, трудно подыскивать слова. И руки нескладно-длинные, вроде не его. Под халатом могучий костяк, но мяса уже нет, съедено болезнью. Он никнет от слабости, однако не теряет улыбки. Она блуждает в бескровных губах. Тонкая пленка кожи хранит следы недавнего бритья. В глазах то вспыхивает, то гаснет любопытство. Слова редкие, без выражения…