Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Теперь, конечно, все здесь изменилось. Двор приведен в порядок, сад расчищен, появились цветочные клумбы и беседки. Да и дом тщательно отреставрирован, некогда заветренные и покрытые лишайником и плесенью стены очищены пескоструйным аппаратом, крыша заново перекрыта красной черепицей.

— Хорошо устроился, гад, — пробормотал Кедров. — Денег, видать, куры не клюют.

За небольшую мзду в городском бюро технической инвентаризации удалось раздобыть подробные планы дома до и после реконструкции, и теперь было примерно ясно, где и что там может размещаться.

Сквозь тонкие занавески было видно, что хозяин не подозревает о грядущих неприятностях.

Как выяснил Тарханов, женат господин Маштаков не был и жил один во всех шести комнатах. За хозяйством присматривала приходящая домработница, которой сейчас не было, и сторож–садовник–плотник, исполнявший еще и много других функций, живший во флигельке рядом с гаражом и сараями, отставной урядник Терского казачьего войска, мужчина пожилой, но крепкий.

Ведя холостой образ жизни, Виктор Вениаминович отнюдь не страдал гинефобией[42], скорее напротив. Скрашивать одиночество ему помогали его же студентки. Девушек без предрассудков, готовых нескучно провести время с не старым еще, достаточно симпатичным и щедрым профессором, всегда хватало. Иногда, особенно перед сессиями, образовывался даже некоторый конкурс.

И сейчас в гостях у него была очередная пассия.

Это облегчало задачу.

— Ну, что, пошли? — обратился к Тарханову Кедров.

— Пошли…

Мгновенный рывок десятка человек через забор сразу со всех направлений. Сторож даже не успел подхватиться с постели. Его не обижали, просто направили в лицо фонарик с синим светофильтром, а чуть выше головы — ствол автомата:

— Тихо, полиция. Хозяин твой, похоже, фальшивыми деньгами балуется. Не замечал?

Сторож не проявил ни растерянности, ни страха. Спустил ноги с кровати, потянулся к столу, где лежали папиросы и спички.

— Руки назад! Без резких движений. Огня не зажигать. Ну?

— Не замечал. Ерунда все это. Донес кто–то по глупости или из зависти. Наукой он занимается, приборы разные мастерит, и ничего больше. Что я, железки от бумажек не отличу? В артиллерии служил.

— Ладно, разберемся. Обыск начнем, понятым будешь.

В доме тоже все прошло гладко.

Юная барышня в кружевном сарафане, с распущенными по плечам пышными волосами при появлении толпы вооруженных людей только пискнула и раскашлялась, подавившись шампанским. По ковру покатился, не разбившись, хрустальный бокал.

— К несчастью… — меланхолически заметил хозяин, вставая. — Простите, чему обязан? Вы, в смысле, в качестве кого здесь появились?

— Армейская контрразведка! — устрашающе рыкнул кто–то.

Однако это произвело обратное действие.

— А! Ну, слава богу. С вами мы договоримся.

«Интересно, — подумал Тарханов, — а с кем ты не надеялся договориться? С местной ГБ? Или налоговой инспекцией?»

— Хотя, убейте меня, не понимаю, какие ко мне могут быть претензии у нашей славной армии? — продолжал Маштаков. — Вот уж с кем никогда не вступал в конфликты. А, так это, наверное, вы потрудились изготовить макет синхронизатора? Теперь кое–что становится яснее.

Небольшой инцидент произошел только на веранде «Лесной поляны». Неизвестно, какая там сигнализация сработала, потому что вторжение произошло без шума, а сама вилла из ресторана видна не была, только начало ведущей от поляны к воротам дорожки, но один из официантов, по наружности скорее грек, чем горец, до того томившийся в ожидании, когда же припоздавшие гости уберутся восвояси, вдруг напрягся.

Отклеился от подоконника, стараясь идти лениво, вразвалку, направился к подсобке. Но не сумел сохранить должную невозмутимость, чтобы это выглядело естественно в глазах профессионалов.

Одна из девушек, маломузыкально исполнявшая не слишком приличную песенку, аккомпанируя себе на гитаре, сунула инструмент подруге и, неуверенно шагая, двинулась в сторону туалета. На полпути изменила траекторию, скользнула к двери, на секунду припала ухом к щели, потом распахнула ее резким толчком.

Официант замер с телефонной трубкой в руке.

— Тебе что здесь…

Поймал взгляд девушки, сразу все понял, сунул руку в карман.

Не успел.

Девушка подсечкой сбила его на пол, набежали еще двое, заломили руки за спину, беззлобно, скорее для разрядки, поддали пару раз под ребра, выдернули из кармана старый «ТТ».

— Он только три цифры успел набрать, — сообщила девушка.

— Ничего, сейчас остальные скажет.

Мастерская «Кулибина» оказалась, как и предполагал Тарханов, в подвале, со вкусом отделанном, снабженном газосветными лампами и кондиционером.

Хорошая мастерская, вполне подходящая для приличного НИИ. Миниатюрные станочки, токарные, сверлильные и прочие, масса приборов неясного Тарханову, да и остальным операм назначения. Нечто вроде осциллографов на лабораторных столах, бинокулярный микроскоп, большая автономная ЭВМ.

Инженер, которого специально включил в группу Кедров, осматривал оборудование, временами прицокивая языком не то от удивления, не то от восхищения. Типа — живут же люди.

На отдельном длинном столе выстроились несколько алюминиевых шасси, на которых в несколько этажей громоздились конструкции, напоминающие вскрытые блоки наведения от зенитной установки «ЗСУ–37х4».

С более сложными радиоприборами Тарханову сталкиваться не приходилось.

Они явно находились под напряжением, что–то там внутри блоков жужжало, попискивало, перемигивалось неоновыми лампочками. По экранам осциллографов тоже ветвились зеленые параболы, гиперболы и прочие графики синусов, убегающие по оси абсцисс.

— Осторожно! — вскрикнул изобретатель, когда инженер потянулся рукой к пакетному выключателю.

— Надо же обесточить конструкцию, перед тем как начинать ее демонтировать.

— Ни в коем случае! Отключите — все погибнет безвозвратно. Тут же непрерывный процесс. Я все сделаю сам, а вы можете наблюдать и записывать порядок действий. Тогда, даже если со мной что–то случится, сумеете восстановить и, возможно, даже понять, что это такое…

Держался Маштаков удивительно спокойно, на лице его и в манерах не ощущалось ни страха, ни злобы.

«Пожалуй, не слишком трудно будет его склонить к сотрудничеству», — думал Тарханов и вдруг, как давеча Ляхов, ощутил немедленную и страшную угрозу.

«Кулибин» протянул руку к тумблеру и повернул его. В ту же долю секунды, не успел даже прозвучать щелчок, Сергей метнулся вперед и отбросил его руку в сторону. Он ощутил короткую боль в запястье от резкого столкновения кости о кость.

И для Тарханова все окружающее исчезло.

Все, только что здесь существовавшее.

Подвал был совершенно пуст, на земляном полу валялся какой–то мусор, у стены, на месте столов — старые лопаты, сваленные в кучу полустертые метлы, обломанные листы шифера, ржавые ведра. Почему–то — несколько синих почтовых ящиков с облупившейся краской.

Грязные, неоштукатуренные стены, запах гнили и плесени. В низкое окошко пробивался солнечный свет.

Ощущение абсурдной нереальности. Но себя Тарханов чувствовал совершенно нормально. В физическом смысле. Голова не кружилась, не болела, вообще все было в полном порядке.

Но куда исчезли все? Где он оказался?

Держа автомат на изготовку, Тарханов поднялся наверх по скрипучей деревянной лестнице.

На улице сияло утреннее солнце. Судя по высоте над горизонтом — конец июня. То есть день, возможно, тот же самый. Но где? В смысле, в каком году и веке?

Тарханов временами почитывал фантастические романы, в том числе и те, где описывались всевозможные шутки со временем.

Если не думать, что машина «Кулибина» предназначена для мгновенного гипноза, то что еще можно предположить?

За первое говорило то, что в этом странном месте Тарханов оказался один. Если бы имела место «машина времени», она должна была бы в равной мере подействовать и на всех остальных людей в подвале, и на господина Маштакова в первую очередь.

С автоматом наперевес он обошел вокруг дома, осторожно, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, вышел за ворота. Нигде ни души.

Тарханов остановился в сильном сомнении. Стоит ли отходить за пределы дома? Не случится ли от этого еще что–нибудь неприятное, а главное — необратимое? Что–то шевелилось у него в голове, какая–то мысль, способная объяснить все происходящее. Словно он отлично все знает и понимает, только вот подзабыл внезапно.

И еще одно поразительное ощущение — все здесь вокруг, как должно бы выглядеть лет 20–30 назад.

Деревья на поляне и вдоль дороги ниже, чем были вчера. С того места, где он стоит, виден Бештау, чего раньше не было. Зато не видны белые десятиэтажные корпуса жилых домов на окраине Пятигорска. Крайние крыши едва различаются среди тополей как минимум на километр дальше, чем вчера.