Господь - Романо Гвардини

Таким образом, остается последнее предположение: человек, о котором шла речь, счел бы, что все пропало, и умер бы, смотря по своему характеру и по своим силам, в отчаянии, или в изнеможении, или с гордо поднятой головой. Может быть, он даже и устремился бы к гибели как к таинственной противоположности успеха, зная логику смерти и жизни, катастрофы и нового начала. Во всем этом нет ничего, что можно было бы применить к Иисусу. Так Его пытались истолковать в то время, когда лозунгом была «эсхатология». По этой теории, Иисус, когда не осталось больше никаких земных перспектив, поставил все на «успех неудачи» - на мистическую суть исполнения, исходящего от Бога, надеясь, что с Его смертью все изменится. В этом смысле старались истолковать такие изречения как: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем» (Мф 16.28). Об этом не может быть и речи. Иисус не капитулирует, ни разу не проявляются у Него ощущения краха или, тем более, «катастрофы». Но нет у Него также и никаких признаков мистического энтузиазма, перекрывающего неудачу эффектной гибелью. Все это - выспренная и, по сравнению с тем, что есть в Нем на самом деле, неглубокая психология. Здесь мы видим нечто иное.

Но что? Когда мы всматриваемся в поведение Иисуса, каким оно предстает перед нами в евангельских повествованиях о Его последних днях, мы видим в нем окончательное раскрытие того, о чем уже говорилось выше: смысла и сути Его жизни. Никакого страстного стремления к определенной цели. Никакой неустанной «работы». Никакой «борьбы» в обычном смысле этого слова. Поведение Иисуса - совершенно непринужденное. Он говорит своим слушателям то, что должен сказать. Он беспощаден, но в интересах дела. Не в расчете на воздействие, а так, как этого требует внутренняя логика откровения. Он не нападает, но и не отступает. Он не «надеется» ни на что, дающее какой-либо повод для человеческой надежды, поэтому Он и не боится ничего. Когда говорится, что Он из-за врагов вечером уходит в Вифанию и остается у друзей, то это не бегство: Он просто сохраняет Себя для того «часа», который еще не пришел. В душе Иисуса нет страха. И не только от природного мужества, но потому, что средоточие Его существа находится по ту сторону всего, чего можно бояться. Поэтому Его и нельзя назвать смелым в человеческом смысле этого слова. Он только свободен, - совершенно свободен делать то, что должно быть сделано в каждое мгновение. Он это и делает с непостижимым спокойствием и величием. Мы могли бы еще долго перечислять все «нет» и «да», но в результате мы бы только подчеркнули и усилили то, что и так уже ясно: совершающееся здесь протекает уже не в человеческих масштабах.

Конечно, здесь мыслит человеческий ум, желает человеческая воля, все это переживается самым горячим, самым великодушным, самым проникновенным сердцем; но источник этого и сила, это совершающая, превосходят все перечисленное, и вновь Он оказывается вне пределов досягаемости человеческого разума.

Воля Божия свершается, и Иисус желает этой воли. Действия людей противостоят Божией воле. Назревает второй грех человечества - второе грехопадение, совершаемое вот этими людьми, в это мгновение, но от имени всего человечества, так что этот грех лежит на всех нас. Но, совершаясь, грехопадение становится той формой, в которой должна быть исполнена искупительная воля Отца, и воля Иисуса едина с этой волей. Это та мысль, которую старается выразить Послание к Евреям, из десятой главы которого мы взяли девятый стих, чтобы озаглавить им этот раздел.

7. Иуда

О поступке Иуды Евангелия говорят: «Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы. И положили в совете взять Иисуса хитростью и убить... Тогда один из Двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников. И с того времени он искал удобного случая предать Его» (Мф 26.3-5 и 14-16).

О нем самом говорилось и раньше. Иоанн пишет:

«За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, а Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса, и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: «для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать (деньги) нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали» (Ин 12.1-6).

В повествовании о Тайной Вечере говорится далее: «Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это ему сказал. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: «купи, что нам нужно к празднику», или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь» (Ин 13.21-30).

Далее рассказывается, как Иуда выполняет свое намерение: «Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда, предатель Его; потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием» (Ин 18. 1-3). У Матфея добавлено: «Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Рав-ви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг! для чего ты пришел?» (Мф 26.48-50). Лука добавляет еще:

«Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (22.48). Матфей: «Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, и взяли Его» (26.50).

А затем конец: «Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти. И, связав Его, отвели, и предали Его Понтию Пилату, правителю. Тогда Иуда, предавший его, увидел, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел; пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную; потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников. Посему и называется земля та «землею крови до сего дня» (Мф 27. 1-8).

Иуда родом из Кариота - тот человек, который в христианском сознании стал символом самого ужасного предательства и всякого предательства вообще, - принадлежит к ближайшему окружению Иисуса. Мы привыкли и к тому, что рядом с Иисусом находится предающий Его. Может быть, мы к этому пристроили даже теорию: что рядом со светлым героем должно всплывать нечто темное, рядом со святым - зло и т.п. Если мы так думали, то думали неразумно, так как нет вовсе никакой необходимости предательства «Святого Божия» (Лк 4.34). Никогда и ни в коем случае Господь не должен был бы быть предан одним из тех, кого Он называл Своими друзьями. Но как же могло до этого дойти? Как мог человек, которого Господь принял в число Своих, так думать и так посту-пать? Этим вопросом люди занимались много, и два-ответа в особенности выделяются силой производимого ими впечатления.

Первый из них - народный. Он гласит: Иуда был призван, он признал в Иисусе Мессию, может быть, даже Сына Божия, но его сердце приросло ко злу, он остался корыстолюбивым и из жадности к деньгам предал своего Учителя. Так возник образ архипредателя, мифически однозначный во зле. Возможно, что в этом сказалось и желание найти виновного в мучительной гибели Иисуса и, осуждая его, избавиться от упрека, который мы ощущаем в самой глубине своего существа.

Наряду с этим простым - слишком простым - ответом существует другой, очень сложный. Согласно ему, Иуда был человеком высокого образа мыслей, осведомленным о темных глубинах существования. Он верил в Мессию и был убежден, что этот Мессия установит царство Израильское. Но ему казалось, что Иисус колеблется, поэтому Иуда принял решение подвергнуть Его смертельной опасности: тогда Он будет вынужден действовать, воспользуется Своей неземной силой и установит вожделенное Царство...