Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - Альберт Каганович

Оценка лояльности различных этносов часто становилась особой задачей, которую видели перед собой их исследователи в имперской России. Подобные исследования формировали подход. Почти за всеми дискриминационными этническими законами и указами стояли открытые или неосознаваемые подозрения в нелояльности. Ашкеназские евреи традиционно считались нелояльными. Такими же стали считаться и поляки после нескольких неудачных восстаний. На фоне поляков некоторые администраторы даже начали воспринимать ашкеназских евреев как в определенной степени проводников русской государственности, но подобное мнение не получило широкого распространения[1577]. Наоборот, в антиеврейских погромах, произошедших в Западной России в 1904–1906 годах, многие православные их участники или сторонние наблюдатели видели проявление верноподданнических чувств – ведь насилие было направлено против якобы нелояльной к царю и государству части населения.

В отличие от ситуации в западных губерниях туркестанским властям с самого начала было ясно, что местные евреи будут их поддерживать – с одной стороны, из-за потенциальной опасности вновь вернуться к дискриминированному положению зимми, а с другой – из-за тех экономических высот, каких достигла их община в «русский период». Поэтому регионалисты среди местных администраторов не только не распространяли на бухарских евреев бытовавший стереотипный подход к ашкеназским евреям, но и считали их наиболее лояльной частью нерусского населения в Туркестане. Этим бухарские евреи в большой степени были обязаны Кауфману, из рук которого они получили исключительные для евреев в России права. Важность сохранения лояльности бухарских евреев хорошо просматривается в опасении Чарыкова озлобить их запретительными мерами в свете ожидаемой в 1880-х годах аннексии всего Бухарского эмирата. Заинтересованная в сохранении этой лояльности и порядка в контролируемой колонии, туркестанская власть не только не способствовала обострению отношений между окружающим населением и евреями, как это часто имело место в черте еврейской оседлости или во внутренних губерниях, но и, наоборот, нередко прекращала возникавшие конфликты. Лучший тому пример – прекращение конфликта во время подробно описанного «мясного дела».

В свою очередь, хотя в начале XX века общее отношение к ним со стороны центральной власти ухудшилось, что проявилось не только в законодательстве, статьях правой печати, но и в поведении российской элиты, бухарские евреи не примкнули к каким-либо либеральным партиям или революционным движениям, в отличие от многих ашкеназских евреев. И это несмотря на начавшуюся у бухарских евреев в конце XIX века эмансипацию, происходившую в некоторых семьях очень стремительно.

Часто пассивная позиция местной администрации в отношении готовившихся законодательных ограничений против бухарских евреев в конце XIX – начале XX века определялась ее оглядкой на официальный Петербург, и прежде всего на Военное министерство, у которого эта администрация находилась в прямом подчинении. Антиеврейский дискурс Военного министерства был широко известен. Высшие чиновники министерства переносили на бухарских евреев свое отношение к евреям Европейской России, основную массу которых они считали вредным паразитическим элементом. В значительной степени распространенностью таких взглядов среди своих чиновников Военное министерство было обязано Александру III и Николаю II. Видя в евреях угрозу патриархальной самобытности России и опасаясь проникновения в министерство либеральных идей, эти императоры назначали на управляющие должности в нем лиц, близких себе по взглядам[1578]. Многие историки, исследовавшие положение евреев в России, тесно увязывают его с антиеврейской позицией Министерства внутренних дел[1579], а между тем, как мы видели, отношение Военного министерства к евреям было в этот период еще хуже. Ухудшение отношения центральных властей к евреям вообще и к бухарским евреям в частности проявилось и в Сенате, который с начала XX века в большинстве случаев решал вопросы бухарских евреев не в их пользу.

Иногда туркестанские генерал-губернаторы активно сопротивлялись инициативам Военного министерства, направленным против бухарских евреев. Так, Иванов и затем Тевяшев отказались поддержать близкое к запрету ограничение на покупку бухарскоподданными евреями недвижимости в русских поселениях на территории эмирата. В некоторых случаях местная администрация становилась инициатором устранения ограничительных законов против бухарских евреев. Генерал-губернатор Вревский пытался расширить права тех из них, кто вступил в русское подданство, а многие его последователи на этой должности стремились передать подсудность бухарских евреев со статусом туземцев из компетенции мусульманского народного суда в прерогативу мирового суда, считавшегося более справедливым. В обоих случаях эти инициативы были встречены в штыки Военным министерством, разногласия с которым увенчались законодательным отклонением первой и принятием второй инициативы, поддержанной даже не слишком благоволившим к евреям Министерством юстиции. Так закончилось более чем сорокалетнее пребывание бухарских евреев в юрисдикции мусульманских народных судей, которая была продуктом кауфманской политики консервации прежних мусульманских порядков.

Амбивалентность позиции местной администрации по отношению к бухарским евреям определялась двумя важными задачами, которые были на нее возложены: с одной стороны, проводить политику «Туркестан для русских», т. е. всячески протежировать именно русским купцам, промышленникам и фирмам, способствовать распространению в крае русских товаров и ограничивать ввоз туда конкурентоспособных иностранных товаров, наделять землей православных переселенцев и устраивать для них поселки, а с другой – заботиться об экономике края, в которой с 1880-х годов бухарские евреи стали играть заметную роль. Отношение к ним туркестанских генерал-губернаторов нередко зависело от того, какую из этих задач тот или иной генерал-губернатор считал приоритетной. Некоторые туркестанские генерал-губернаторы плохо знали законы, действовавшие в Туркестане, а также специфику правового положения бухарских евреев. Это было результатом частой смены администраторов, среди которых Военное министерство все время пыталось найти надежных проводников своей внутренней политики. За тридцать пять лет, прошедших после смерти Кауфмана, в крае сменилось тринадцать (!) генерал-губернаторов.

Наиболее последовательного своего приверженца Военное министерство снискало в лице Самсонова. Симптоматичен тот факт, что даже помощь бухарских евреев русской армии во время завоевания края стала рассматриваться в близких к Самсонову кругах как проявление их нелояльности к своему правительству. Тем не менее и Самсонов под давлением аргументов, представленных Министерством финансов, промышленниками Центрального промышленного района и биржевыми комитетами, несколько раз отказывался поддержать ограничительные инициативы Военного министерства. Он же, без какого-либо давления извне, поддержал инициативу своих предшественников о передаче подсудности евреев, обладавших туземным статусом, русскому мировому суду. В годы управления Самсонова краем бухарские евреи после долгих лет разбирательств получили, вопреки сопротивлению Военного министерства, права на устройство духовных правлений, открытие молитвенных домов и школ.

Оппонентом Военного министерства в оценке роли бухарских евреев традиционно выступало Министерство финансов. Своим прагматизмом оно отличалось и от других министерств. Многие его чиновники считали бухарско-еврейских предпринимателей полезными для российской экономики. Однако до середины 1890-х годов позиции этого министерства в правительстве были слабы и оно не могло противостоять сильному Военному министерству. Поэтому в 1889 году военному министру без труда удалось провести через Государственный совет важное постановление, лишавшее бухарскоподданных евреев прежних льгот в приобретении недвижимости. Они, в нарушение нескольких положений договора 1868 года с Бухарой о правах ее подданных на территории России, приравнивались к остальным евреям, являвшимся иностранными подданными. С другой стороны, это постановление впервые законодательно закрепило льготные права бухарских евреев, признанных туземными, как проживавших на территории края еще до его завоевания. С усилением Министерства финансов в начале XX века бухарские евреи получили от него более действенную поддержку, особенно во время занятия Коковцовым должности председателя Совета министров. В этот период даже Николай II не счел нужным настаивать на окончательном выселении бухарскоподданных евреев, возможно – засомневавшись в своей прежней негативной их оценке или посчитав этот вопрос не заслуживающим внимания.