Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Владимир Хрусталев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При таких условиях могли ли чего-нибудь достигнуть отдельные лица, которые поодиночке высказывали свое мнение Государю и отходили в сторону с сознанием исполненного долга?
Убежденный фаталист, твердо уверенный в бесполезности бороться с судьбой, император Николай II под конец своего царствования был измучен не только волнениями и неудачами политического характера, но и всеми теми болезненными явлениями, которыми он был окружен. Это, несомненно, убило в нем всякую возможность активного сопротивления.
Чтобы пробудить в Государе его собственную инициативу и поддержать его собственную волю, нужно было противопоставить влияниям близко окружающих какую-то очень внушительную и крепко сорганизованную силу.
Если бы он увидел, что большинство членов императорской фамилии и все честные люди на высших государственных должностях дружно сплотились во имя спасения престола и России, быть может, он не только откликнулся бы на их требования, но был бы им благодарен за нравственную поддержку и за избавление от тех цепей, которыми он был связан.
Но из каких элементов могла сложиться эта крепкая организованная сила?
Где были люди, способные поступиться своими интересами, забыть свои личные рассчеты?
Годы распутинского влияния, основанного на подпольных интригах, заразили своим ядом высшие бюрократические круги, развили у большинства недоверие друг к другу, отравили скептицизмом и подозрительностью самых лучших и честных.
Итак, одни боялись серьезных решений, другие ни во что уже больше не верили, наконец, третьи просто ни о чем не хотели думать…
Когда, проводив своих посетителей, мы с великим князем Дмитрием Павловичем оставались одни, мы припоминали все слышанное за день: разговоры, слухи, факты – и делились своими впечатлениями; выводы получались самые безотрадные…
Одна за другой гасли наши недавние радостные надежды, ради которых мы решились на убийство Распутина и пережили весь кошмар незабываемой ночи с 16 на 17 декабря.
Точно книгу, страницу за страницей, перелистывал я в моей памяти все пережитое: знакомство с Распутиным, медленно созревшее во мне решение его уничтожить, мучительную игру в «дружбу» с этим отвратительным человеком, тяжелый обман, к которому я должен был прибегнуть, и все нечеловеческое напряжение душевных сил, которое мне требовалось, чтобы иметь мужество выдержать до конца принятую на себя роль.
Сколько было во мне и во всех нас чисто юношеской веры в то, что одним ударом можно победить зло!
Нам казалось, что Распутин был лишь болезненным наростом, который нужно было удалить, чтобы вернуть русскую монархию к здоровой жизни, и не хотелось думать, что этот «старец» является злокачественным недугом, пустившим слишком глубокие корни, которые продолжают свое разрушительное дело даже после принятия самых крайних и решительных мер.
Еще печальнее было бы предположить тогда, что появление Распутина не было несчастной случайностью, а стояло в какой-то невидимой внутренней связи с незаметным процессом разложения, который совершался уже в какой-то части русского государственного организма.
Во всяком случае, уже в те дни нашего ареста в Сергиевском дворце, мы поняли и почувствовали, как трудно повернуть колесо истории даже при наличии всех самых искренних стремлений и самой горячей готовности к жертве…
Но мы до последнего момента все еще хотели надеяться на лучшее.
Надеялась и верила в лучшее вся страна.
Грандиозный патриотический подъем захватил Россию; особенно ярко проявлялся он в обеих столицах. Все газеты были переполнены восторженными статьями; совершившееся событие рассматривалось как сокрушение злой силы, губившей Россию, высказывались самые радужные надежды на будущее, и чувствовалось, что в данном случае голос печати был искренним отражением мыслей и переживаний всей страны. Но такая свобода слова оказалась непродолжительной: на третий день особым распоряжением всей прессе было запрещено хотя бы единым словом упоминать о Распутине. Однако это не помешало общественному мнению высказываться иными путями.
...По воспоминаниям протопресвитера Г.И. Шавельского: «Убийство Распутина заслонило там (в Петрограде – В.Х.) все другие события, все интересы. Газеты были полны подробностей об убийстве “старца”, о розысках его трупа. В гостиных и салонах только и говорили о Распутине. Факт убийства не подлежал сомнению, труп уже был вытащен из реки, и все же находились маловерные, которые продолжали настаивать, что все слухи и газетные сообщения – выдумка, пущенная, чтобы успокоить общество: что Распутин жив и скрывается тут, или же инкогнито выехал на родину и т. п. Заехавший ко мне 21 декабря ген. Иванов уверял меня, что ему известно из самого достоверного источника, которого, он, к сожалению, не может назвать, что Распутин жив и здравствует. Все мои доводы не смогли разубедить старика». ( Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 251)
Улицы Петербурга имели праздничный вид; прохожие останавливали друг друга и, счастливые, поздравляли и приветствовали не только знакомых, но иногда и чужих. Некоторые, проходя мимо дворца великого князя Дмитрия Павловича и нашего дома на Мойке, становились на колени и крестились.
По всему городу в церквах служили благодарственные молебны, во всех театрах публика требовала гимна и с энтузиазмом просила его повторения.
В частных домах, в офицерских собраниях, в ресторанах пили за наше здоровье; на заводах рабочие кричали нам «ура».
Несмотря на строгие меры, принятые властями для нашей полной изоляции от внешнего мира, мы тем не менее получали множество писем и обращений самого трогательного содержания. Нам писали с фронта, из разных городов и деревень, с фабрик и заводов; писали различные общественные организации, а также частные лица.
Приходили к нам и угрожающие письма от поклонниц и сторонников Распутина с клятвами отомстить нам за смерть «старца» и даже убить нас.
Великая княгиня Мария Павловна младшая, приехавшая из Пскова, где был расположен штаб командующего армиями Северного фронта, передавала нам свои впечатления. Она рассказывала, что в армии смерть Распутина вызвала огромное воодушевление и веру в то, что Государь теперь разгонит окружившую его распутинскую клику и приблизит к себе честных и верных ему людей....Великая княгиня Мария Павловна-младшая позднее в своих эмигрантских воспоминаниях писала об этих событиях:
«Спустя сутки из Петрограда вернулся мой курьер, но не привез ответа. Я волновалась еще больше. Наконец я получила лаконичную телеграмму от Дмитрия с просьбой немедленно приехать в Петроград.
Я позвонила Рузскому. Он приказал предоставить мне специальный поезд. Менее чем через два часа я была уже в пути. Несколько коллег пришли меня проводить, и мой отъезд вызвал нездоровое волнение на вокзале.
Никогда еще дорога в Петроград не казалась такой длинной. На вокзале меня встретил генерал Лейминг (имеется ввиду генерал Лайминг В.А. – Прим. ред .) . Мы обменялись взглядами и молча пожали друг другу руки; слишком о многом нужно было поговорить. В машине мы тоже молчали, и я с трудом сдерживала слезы. Мне казалось странным, что улицы освещены, как обычно, и полны оживленного народа.
Когда мы подъехали к дворцу на Невском на углу Фонтанки и вошли, первое, что я увидела, были часовые, а за ними приветливые лица слуг, знакомых с детства.
Мы поднялись в апартаменты Лейминга. Мадам Лейминг ждала меня наверху. Старый дворецкий подал мне ужин и хлопотал вокруг стола. Чтобы не обижать его, я зачерпнула ложкой суп. Но когда мы с Леймингами остались одни, я засыпала их вопросами – избегая, однако, упоминания об убийстве.
Из их ответов стало ясно, что такая же атмосфера царила повсюду – и в Петрограде, и в провинции. Обстановка накалилась до предела. Стоит правительству сделать один неверный шаг, и разразится катастрофа. Народ совершенно запутался.
Некоторые, возможно, более уравновешенные, чем другие, надеялись, что всеобщее ликование по поводу смерти Распутина отрезвит императрицу. Но большинство злорадствовало, видя горе несчастной женщины.
По словам Лейминга, главная опасность заключалась в жажде мести, охватившей приспешников Распутина, которые внушали аналогичные чувства императрице. В большинстве своем это были авантюристы или люди с подмоченной репутацией, которым нечего терять и которые способны на все. Полиция предупредила Лейминга, чтобы он не спускал глаз с Дмитрия ни днем, ни ночью. Снаружи дворец охраняли жандармы в штатском, внутри у каждой двери стояли часовые. Несколько раз подозрительные люди пытались под разными предлогами проникнуть в дом. Министр внутренних дел Протопопов, которому Распутин помог сделать карьеру, послал агентов знаменитой Охранки следить за всем, что происходит в доме, но благодаря бдительности Лейминга им пришлось довольствоваться наблюдением с улицы.
