Эпоха бронзы лесной полосы СССР - Михаил Фёдорович Косарев

Сама правомерность выделения отдельных абашевских культур подтверждается наблюдениями Е.Н. Черных, обосновавшего наличие отдельных абашевских очагов металлургии в Среднем Поволжье и на Южном Урале и так называемый промежуточный характер металла у абашевского населения Подонья (Черных, 1970, с. 108–111; 1971, с. 210).

Весьма сложными продолжают оставаться вопросы происхождения, дальнейшей судьбы и этноса абашевского населения.

Отметим имеющуюся в литературе тенденцию поиска истоков абашевских древностей к юго-западу и югу от территории Чувашии (Артеменко, 1977б, с. 42–43; Евтюхова, 1966, с. 29–30; Ефименко, Третьяков П.Н., 1961, с. 87; Халиков, 1961, с. 223–224; Халиков Лебединская, Герасимова, 1966, с. 28; Сальников, 1967, с. 137). Но предлагаемые даже в пределах такого подхода пути решения происхождения абашевцев являются далеко не однозначными — чаще этногенез абашевцев связывается с ямниками (А.Х. Халиков) или в той или иной степени со среднеднепровцами (П.Н. Третьяков, И.И. Артеменко). Имеется и точка зрения, согласно которой абашевцы и среднеднепровцы имеют в своем формировании общую подоснову (Н.Я. Мерперт, О.Н. Евтюхова).

Постепенно растет число свидетельств в пользу формирования абашевских древностей на северной периферии ямной культурно-исторической общности, на своего рода промежуточной территории между массивами населения катакомбной общности на юге и частично востоке (с которым связаны и полтавкинские древности), фатьяновской общности (куда включаются и балановские памятники) — на севере, среднеднепровской культуры — на западе (Крайнов, 1972а, с. 36, рис. 13). Речь идет прежде всего о территории лесостепного Подонья и смежных южных районах Среднего Поволжья. Именно здесь намечается выделение своего рода протоабашевских памятников: ранний слой Сокольского поселения под г. Липецком (Пряхин, 1976а, с. 59–60, рис. 13), наиболее раннее погребение под Введенским курганом (Синюк, Килейников, 1976, с. 161, рис. 2, 1; с. 162, рис. 3, 12, с. 165 и др.). Отсюда известны случаи находок характерных для абашевцев древнейших вислообушных топоров, типологически близких топорам катакомбного населения (Кореневский, 1976, с. 30), древнейших кованых наконечников копий с разомкнутой втулкой и др.

Наконец, в районах Подонья известны энеолитические памятники типа Репина хутора, керамика которых обладает рядом протоабашевских черт: тенденция к колоколовидности, примесь ракушки в тесте, орнаментация прочерченными и волнистыми линиями и т. п. (Пряхин, 1977, с. 124–127). С другой стороны, памятники с протоабашевской керамикой проявляют черты культурного сходства с древнеямным миром. Поэтому можно полагать, что формирование абашевцев происходило на северной периферии ямной культурно-исторической общности на базе обособившейся в лесостепи группы населения. И в этом плане можно усматривать древнейшее родство абашевских, срубных и алакульских групп населения, далекие предки которых в той или иной степени были связаны с древнеямными племенами.

Растет и число данных, подтверждающих факт распространения абашевцев с их первоначальной территории в северные пределы лесостепного и лесного Поволжья, как, впрочем, и на территорию Южного Урала. На территории между лесостепным Подоньем и районом Чувашии выявлена целая серия бытовых абашевских памятников, обнаруживающих в материальной культуре бо́льшую близость к донским памятникам, чем могильникам средневолжской абашевской культуры. Здесь же находился Барковский абашевский поселок под г. Пензой со следами пожара на нем (Пряхин, 1975, с. 158) и коллективное погребение мужчин и подростков во втором Старо-Ардатовском кургане на территории Мордовии (Степанов, 1969, с. 153–154), которое может быть охарактеризовано как погребение абашевских воинов.

В чувашско-марийском правобережье Средней Волги отмечается наличие целого ряда коллективных захоронений перебитых абашевских воинов, соответствующих времени распространения абашевского населения в Среднее Поволжье. Наиболее показателен в этом плане одиночный Пепкинский курган, в котором одно из трех захоронений оказалось коллективным — погребение 1. В могильной яме размером 10,2×1,6 м, имевшей деревянную облицовку стен и деревянное перекрытие, находилось 27 костяков мужчин и 2 отдельно положенных черепа. Захороненные были перебиты противником: следы смертельных травм отмечены практически на каждом костяке. Разнообразен инвентарь. Особенно интересной оказалась находка здесь целой серии орудий труда металлурга-литейщика, включавшей литейную форму (формы?) для отливки топоров, плавильные чаши на ножках, каменные наковальни, молоты, шлифовальники и т. д.

Собственно, в противоборстве с распространяющимися в Среднее Поволжье абашевцами уже обитавшие там балановцы вынуждены были сооружать укрепленные поселки — пример Васильсурского городища в низовьях р. Суры (Бадер, Халиков, 1976, с. 80).

Несколько позже группы абашевского населения занимают и участки лесостепи, вклинивавшиеся в лесные районы Поволжья. Наиболее показательна в этом отношении группа абашевских могильников Волго-Вятского района, исследованная под руководством А.Х. Халикова, и огромный Кухмарский могильник в Ярославском Поволжье, раскопанный в основном под руководством Д.А. Крайнова (Крайнов, 1962, 1972б, с. 48). Отдельные абашевские включения отмечены даже в бассейне р. Вычегды (Ульяновское погребение — Буров, 1965, с. 91–93) и в Финляндии (находки абашевского типа керамики в Утсиоки, Хайкисалми, Пиелисярви, так же, как и отдельные типы металлических орудий, в частности наконечник копья с разомкнутой втулкой, из Пернио).

Что же касается распространения абашевского населения на Южный Урал, то отметим, что это население относительно рано проникает не только в Приуралье, но и на территорию Зауралья, освоив там Таш-Казганское месторождение меди, ибо из этого металла уже были изготовлены отдельные изделия, входившие в состав инвентаря Пепкинского кургана (Черных, 1970, с. 154).

С предлагаемым решением вопроса о происхождении и путях расселения абашевцев не согласуется мнение тех авторов (Кривцова-Гракова, Сальников и др.), которые говорили об автохтонности абашевского населения в Среднем Поволжье, связывая этногенез абашевцев с фатьяновско-балановским миром (Бадер, 1950а, с. 81; Кривцова-Дракова, 1947б, с. 98; Сальников, 1954, с. 81 и сл.), волосовскими древностями (Бадер, 1964а, с. 174) иди с более широкой основой. Нельзя согласиться и с высказанным О.Н. Бадером положением о том, что формирование абашевцев происходило в результате взаимодействия южных земледельческо-скотоводческих и северных охотничье-рыболовческих племен на местной древнефинской волосовско-турбинской или сейминско-турбинской основе (Бадер, 1970, с. 70–71). Не подтверждается предположение и тех авторов, которые в той или иной степени становление абашевских древностей видят на территории Южного Урала (Горюнова, 1961, с. 13, 14; Матюшин, 1970, 1971) и даже еще далее к востоку (Брюсов, 1968, с. 14).

Дальнейшая судьба массивов абашевского населения на основных территориях лесостепной зоны Дона, Волги и Южного Урала выясняется на основе учета и анализа выявляемой картины распространения на эти территории срубников и алакульцев. Этот процесс нашел отражение в самых разнообразных формах. Одним из его результатов было появление своего рода синкретических абашевско-срубных и абашевско-алакульских памятников, среди которых наиболее известна группа ранних погребений