История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции - Виктор Петелин

5 января 1922 года в Доме литераторов в Петрограде на одном из многочисленных обсуждений сборника «Смена вех» кооператор В.Ф. Измайлов заявил, что «литература и либеральная интеллигенция нужны только для Европы, «чтобы показать ей, что у нас есть и то и другое. Народ ни этой литературы, ни этой интеллигенции не знал». И далее кооператор говорил, что и вот это обсуждение сборника «Смена вех» нужно всё той же Европе, чтобы показать, что у нас есть умственная жизнь. А народу всё это не нужно. И только, дескать, народ спасёт Россию, он по-прежнему будет обрабатывать землю, добывать хлеб, чинить хаты. И в 1812 году Россию спас народ, а не дипломаты, не полководцы…

Возражая против этого «первобытно-наивного народничества», Александр Изгоев (Арон Соломонович Ланде. 1872–1935), сын учителя Виленского раввинского училища, впоследствии нотариуса города Ирбита Пермской губернии) напомнил, что почти сто лет в русских школах учат произведения Пушкина, Некрасова, Толстого, Достоевского, в школах учились миллионы людей, по одному этому можно сказать, что русская литература нужна была не только Европе, но и для русского народа. «Всякий писатель, художник, артист, всякий пропагандист, всякое духовное лицо, словом, все, ставящие своей целью стремление чему-либо научить людей, входят в группу, именуемую интеллигенцией». Другое дело, чему учит эта интеллигенция. Партийная принадлежность определяет содержание учительства, пропаганды знаний. И все интеллигенты, независимо от партийной принадлежности, «не могут не желать определённой и ясной меры свободы для своей проповеди, для своего учительства. Вначале они желают только для себя и для своих единомышленников. Некоторые прямо это и говорят, не скрывая. Другие лицемерят, до времени пряча когти».

«История, однако, даёт жестокие уроки и гонителям и гонимым, – продолжает спорить А.С. Изгоев. – Вчерашний гонитель сегодня сам превращается в гонимого и собственным жестоким опытом познаёт необходимость существования узаконенной свободы.

Очень часто бывает, что вчерашний гонимый, получив власть, сам становится гонителем. По закону реакции он тем более усердствует, чем тяжелее жилось ему в своё время. Но и ему скоро приходится убеждаться, что в вопросах учительства и пропаганды насилие приводит к совершенно обратным результатам. Идеи, которые ещё вчера были так популярны и влиятельны, несмотря на сильные преследования, сегодня вдруг утрачивают свою мощь, вызывают уже не любовь, а недоверие, пренебрежение и ещё худшие чувства. Официальные проповедники канонизированных доктрин, не встречая ни критики, ни отпора, быстро засыпают и замирают, превращаются в заводные куклы, только и способные твердить свои «па.п. па» и «ма.м. ма», когда их дёрнуть за верёвочку. Несмотря на сильную внешнюю, и полицейскую и финансовую поддержку, официальная доктрина начинает загнивать в сердцевине. Падение её нечасто, поэтому бывает внезапное и сокрушительное. Более дальновидные деятели всегда понимают опасность искусственного и насильственного единомыслия. Должно быть ересям…» (Парфенон. С. 35).

У интеллигенции есть одно оружие борьбы: воспитание и пропаганда. Если же, добившись власти, интеллигенция использует средства насилия, террор, то она всегда совершает крупнейшую политическую ошибку, как это было и в 1881 году, и в 1918 году. Нет, А.С. Изгоев не против насилия в общественной жизни: мир погиб бы без насилия. «Этой страшной ценой человечество кое-что приобретает, движется по пути к тому строю, когда насилие будет сведено до минимума».

Не принадлежа к борющимся за власть классам и группам, интеллигенция должна, по мнению А.С. Изгоева, выяснять разнородные интересы и указывать возможные пути их согласования и примирения в интересах целого. «Идея компромисса есть по существу идея интеллигентская… Интеллигенция призвана выявлять общественное мнение страны, создавать условия для мирного сожительства под одной крышей групп часто с противоположными и враждебными интересами. Это общественное мнение ярче всего в наше время выражается прессой. Но опыт учит, что оно складывается и проявляется даже там, где почти не существует никакой печати. Не только высшая, но даже средняя школа, церковная кафедра, всякие собрания, даже частные встречи и разговоры людей – всё это служит каналами, по которым ручейки отдельных взглядов сливаются в реку общественного мнения. Интеллигенция не создаёт общественного мнения. Оно создаётся из взаимоотношений людей различных общественных групп. Но интеллигенция его осмысливает, оформляет, осознаёт и выражает».

Интеллигенция не может стать господствующей группой над миллионами русского народа, хотя бы просто потому, что она не принимает участия в производстве материальных благ, основы жизни. И в минуты революционных взрывов интеллигенция отходит на задний план событий. «Но когда революционная передвижка социальных сил приостанавливается, начинается эволюционное течение процесса и устанавливается некое новое, хотя бы и колеблющееся, равновесие, роль интеллигенции снова становится серьёзной и ответственной»: она обязана распространять в народе знания, способствовать людям в их организации общества на наиболее разумных и справедливых началах. «Но призвание её не сводится к простому обслуживанию интересов того или иного класса, а к пропаганде в стране таких условий быта, которые, удовлетворяя все законные интересы, обеспечивали бы наибольшее процветание целого.

Если уничтожение классов, т. е. замена всех их одним, оказалось в данное время неосуществимым, то тем самым оправдана и признана эта основная задача интеллигенции. Никакой закон, никакое право не может созидаться на принципе homo homini lupus est («человек человеку волк»).

На волчьем положении совместная жизнь разных социальных групп немыслима. Надо строить отношения человеческие» (Там же. С. 37–39).

К этому и призывает в своей статье «О задачах интеллигенции» А.С. Изгоев («По-детски прямолинейный, – по словам кадета Гессена, – но искренний и честный»), который за свои антибольшевистские взгляды не раз сидел в советских тюрьмах и ссылках, изредка печатался. И не только он: весь пафос созидательной культурной деятельности многих «старых» интеллигентов заключался в том же – надо жить, надо строить человеческие отношения на взаимном доверии, на взаимном понимании разных интересов различных групп, классов. В ноябре 1922 года А.С. Изгоев был выслан.

В марте 1922 года в редакционной статье журнал «Новая Россия» выражал надежду на возрождение России, которое «должно совершиться на определённой основе и определёнными силами»: «Основа эта не может быть иной, как революционная. Свершилась великая революция, выкорчевала старые гнилые балки и, полуразрушив верхний фасад дома, подвела под него железобетонный фундамент. Дом выглядит сейчас неприглядно, но просмотреть новую могучую социально-государственную основу могут лишь слепцы. Строительство идёт и пойдёт на новых началах, но новых не абсолютно. В этой новизне – великая историческая преемственность. Здоровые корни нового сплетаются с здоровыми корнями прошлого. Лишь выдержавшие критическую проверку и искус революции элементы нового вступают в соединение с такими элементами старого, которые выдержали громовой натиск революции и в стержне своём не поддались, устояли. На синтезе революционной новизны с дореволюционной стариной строится и будет строиться новая пореволюционная Россия».

Деятели «Новой России», преимущественно старые интеллигенты, писатели, журналисты, публицисты, философы, историки, «после четырёх лет молчания» открыто и правдиво стараются высказаться по самым актуальным проблемам современности. Нет, они вовсе не собираются вздыхать по старым добрым временам дореволюционной России, «эти чёрные дни канули безвозвратно», не будут также вспоминать «мучительную страду суровых революционных дней, ибо что проку в малодушии этом», они собираются говорить о будущем России. И это будущее им кажется всеобъемлющим национальным примирением, в котором каждый человек, живущий на территории прежней царской России, может обрести своё место в жизни, найдёт применение своим творческим усилиям, своим знаниям, своему опыту. Пусть земледелец обрабатывает землю, растит богатый урожай; пусть торговец торгует своим добротным товаром; пусть врач лечит больных; пусть рабочий производит столь необходимые машины; пусть каждый найдёт удовлетворение в том, что может сказать, что думает, и делать то, к чему есть охота.

Свои задачи возникают и у беспартийной интеллигенции. За годы молчания у неё накопились свои суждения о прошедшем и о будущем. Беспартийная интеллигенция готова войти в невиданный ранее в истории процесс обновления и возрождения государства, она может и хочет стать строителем нового общества. Во время революции, особенно на первых её этапах, в пору «революционной партизанщины», «страна кишела авантюристами и любителями поживы, горлопанами и демагогами, самодурами и персонажами трибуналов», большинство из них обанкротились, не выдержав проверки временем, суровым и беспощадным ко всяким случайным, бездарным и злоумышленным людям. Выдвинулись люди «деловые и одарённые». «Так произошла переоценка всего живого инвентаря революции и непрерывное её освежение. Как только дело начало устанавливаться прочно на рельсы строительства, чистые разрушители были отменены, и им на смену начали приходить чистые строители». И главная мысль деятелей журнала «Новая Россия» заключается в том, чтобы сейчас, в период возрождения России, к строительству новой жизни были привлечены не только живые силы прошлого, выдвинутые из народных глубин, но и живые силы настоящего. Только в сочетании их, в неразрывном синтезе всех живых, творческих сил возможно возрождение новой могучей России.