Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое иррациональное отношение доминировало не только по отношению к капиталу, но и к труду, отмечал М. Горький: «Наша страна велика, обильна естественными богатствами, но мы живем грязно и несчастно, как нищие. Наши силы истощает, забивая нас, каторжный и бестолковый труд: мы работаем бестолково и плохо, потому что мы невежественны. Мы относимся к труду так, точно он проклятие нашей жизни, потому что не понимаем великого смысла труда, не можем любить его»[1682].
И в то же самое время, вместе с импортом самого развитого капитализма, в Россию буквально врывалась Реформационная волна с Запада. Переход к капитализму Россия осуществляла не эволюционно, как страны Европы, а прыжком из царства средневекового феодализма — сразу в секуляризованный мир самого передового индустриального общества. Успех этого скачкообразного перехода в царство капитализма определялся не только темпами соответствующей трансформации экономических и политических условий хозяйствования, но и в не меньшей степени духовных, в приспособлении их к требованиям рационального мышления.
Первым шагом Русской Реформации, в чем не было сомнений у всех политических сил России, должно было стать «окончательное отделение церкви от государства (которое) должно быть неизбежным и повсеместным результатом дифференцирующего процесса новой истории… Связь церкви с государством, — указывал Н. Бердяев, — ныне стала противоестественной и с точки зрения церковной, религиозной и с точки зрения государственной, позитивно общественной, так как нельзя служить двум богам»[1683].
Отделение церкви от государства провозгласил уже первый — либеральный состав Временного правительства, «однако (для него) отделением от государства дело «спасения» церкви ограничиться не могло, — отмечает исследователь православия Ф. Гайда, — Предполагалась ее «демократизация» — причем, она не вмещалась в канонические рамки»[1684]. «Церковь в условиях новой жизни, — указывал в своем первом постФевральском номере, журнал Струве «Русская свобода, — есть лишь одна из других многочисленных общественных организаций»[1685]. Свое видение демократизации церкви, на IX съезде кадетской партии 26 июля 1917 г. изложил кн. Е. Трубецкой: «Все церковное управление попадает в руки таких учреждений, в которых миряне составляют большинство. Эта демократизация Церкви неразрывно связана с демократизацией государства»[1686]. Еще дальше шел такой религиозный философ, как С. Франк, который утверждал что: «демократия может осуществлять религиозный идеал народовластия, как всенародного свободного строительства высшей правды на земле»[1687].
«Все революционеры и светские освободители, — отвечал на это Н. Бердяев, — не подозревают даже глубины церковной проблемы, всей важности этой проблемы для судьбы России… В России отделение церкви от государства не может быть превращением религии в частное дело, отделение это может быть связано только с религиозным возрождением, а не с упадком веры»[1688]. «Эти доктринеры, — подтверждал Ч. Саролеа, — игнорировали тот жизненно важный факт, что ни одна революция никогда не была удачной, если она не принимала религиозной формы, и что эта истина относится к России даже более полно, чем к Англии, Америке или Франции…»[1689].
Запад пришел к секуляризму через столетия религиозного подъёма эпохи протестантизма, в процессе последовавшего длительного этапа созревания, ««очеловечивания» религии, путем сведения ее с неба на землю»[1690]. И только после этого, с провозглашением Ф. Ницше «Смерти Бога», протестантизм постепенно трансформировался в современные формы секулярного либерализма. Российские западники даже не осознавали необходимости подобного созревания, намереваясь одним махом перебросить одну из самых отсталых стран Европы, находящуюся еще на полуфеодальной стадии развития, в самое современное и просвещенное западное секуляризированное общество.
Российская Реформация неизбежно должна была пройти через те же этапы внутреннего созревания. Но в то же время, вновь повторял Н. Бердяев, Россия не может просто взять и механически повторить опыт протестантской Реформации: «Ошибочно было бы думать, что в России может быть Реформация, подобная лютеровской. Религиозная жажда не может уже удовлетвориться протестантизмом, да и чужд протестантизм душе русского народа»[1691].
Чужд потому, пояснял В. Ключевский, что «русские нравственные обычаи и понятия» слишком отличаются от европейских: духовные достижения Запада не «были приспособлены к тем идеям, на которые должен стать созидаемый порядок русской жизни»»[1692]. «Русский не такой, как шотландец или американец, прирожденный индивидуалист, — подтверждал британский историк Ч. Саролеа, — скорее он прирожденный социалист. Теперь индивидуализм обычно создает для себя аристократическую, буржуазную или среднюю форму общества. Социалистический дух находит свое наиболее подходящее выражение в демократии»[1693].
Протестантизм не мог удовлетворить духовных потребностей и потому, что он к этому времени сам уже находился в глубоком кризисе. К этому выводу в 1893 г. приходил видный американский протестантский священник, автор бестселлера «The New Era» Дж. Стронг. «Бесполезно отказываться признать тот факт, что современная цивилизация находится в переходном состоянии…, — писал Стронг, обобщая труды ведущих представителей протестантской церкви, — Существует тысяча свидетельств того, что нынешнее положение вещей подходит к концу и что какое-то новое развитие социальной организации уже близко»[1694]. «Слово «Социализм» становится все менее противным…, — отмечал Стронг, — Наступила эпоха полной реакции против теории и практики laissez-faire»[1695]. Этот период американской истории, легендарный А. Гринспен назовет «Бунтом против laissez-faire»[1696]
Основная причина кризиса протестантизма крылась «в понимании (им) христианства исключительно как религии личного спасения. На почве такого сознания, — пояснял Н. Бердяев, — невозможно разрешение проблемы отношений человека и общества. Только новое сознание в христианстве, только понимание его как религии не только личного, но и социального…, может привести к разрешению мучительной проблемы отношений человека и общества»[1697].
Русская Реформационная идея была призвана дать ответ на все эти вопросы: «Идеализм в России, — как назвал реформационную идею С. Булгаков, — родился и стоит под знаком социального вопроса и теории прогресса. Он нужен его представителям, чтобы утвердить нравственные и общественные идеалы; поэтому он не мирит с действительностью, а зовет к борьбе с ней во имя абсолютного идеала»
