Новый Мир ( № 7 2007) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб Павловский. Почему не стоит расстреливать антипутинские марши. — “Кремль.org”. Политическая экспертная сеть. 2007, 13 апреля <http://www.kreml.org/opinions>.
“Путинское большинство — это мирное большинство, победившее, властвующее и не собирающееся расстаться с властью ни в этом году, ни в следующем. Но это большинство никому в России не противопоставлено и намерено включить в себя всех — в конце концов, и своих нынешних противников. Это собирающее нацию большинство уже не уйдет. И те, кто идут на марш другороссов, не пройдет и года, как придут к нам и станут рядом”.
“В сущности, Путин сегодня — победитель, а не президент, и власть его уже теперь — власть победителя . Власть национального гения — чудная власть. То, что мы не умеем ее очертить и не желаем навязывать, не означает, что мы хотели бы выйти из-под нее, то есть — сдать врагам только-только выигранную Россию. Здесь — нет и не может быть никаких компромиссов”.
“Путин создал великую Россию, мы хотим распространить это величие на всех, всех без исключения. Гражданство России станет родом аристократии, и все вправе чувствовать себя аристократами. Аристократическое чувство — чувство братства, неотделимое от чувства достоинства. Но сегодня — это не так. Отчего люди бунтуются? Оттого что не наделены суверенитетом, верней, их суверенность не признана”.
См. эту же статью: “Русский Журнал”, 2007, 13 апреля <http://www.russ.ru/politics>.
Сергей Переслегин. Несколько слов в защиту свободы. — “Русский Журнал”, 12 апреля <http://www.russ.ru>.
“Иными словами, в современном мире мы можем выбирать только между двумя концепциями несвободы — тоталитарной и демократической. Первая сейчас является не только немодной, но и опасной, поскольку автоматически превращает страну в „мирового изгоя”, вычеркивает из системы международного разделения труда и ставит государство под угрозу интервенции и замены элиты. Вторая, напротив, „ковайна и гламурна”. Но ни та, ни другая не обеспечивает ни свободы развития, ни свободы творчества, ни свободы деятельности”.
Раздумья мастера. (Записи Марины Гах на поэтических семинарах Ю. Кузнецова). — “Наш современник”, 2007, № 2.
Образ тени в мировой поэзии. Образ черного человека в мировой поэзии. Птица как поэтический символ. Образ камня в мировой поэзии . Записи высказываний Юрия Кузнецова вряд ли авторизованы, во всяком случае, это никак не обозначено.
“„Познай самого себя” — Дельфийский оракул. Сейчас это проповедуют люди, которые исповедуют индуизм в духе Рериха, но это может касаться только мужчины. Когда женщина одинока, она или подражает мужчине, или сходит с ума. Пифагор: единица — все; двойка — женщина. Сразу нужен третий — ребенок. Троица появилась, когда разделилась единица. Три богатыря, три пути — все время троица, вплоть до 10. Десять — идеальная единица…”
Не само высказывание, а след высказывания.
См. также: Кирилл Анкудинов, “Напролом. Размышления о поэзии Юрия Кузнецова” — “Новый мир”, 2005, № 2.
Александр Солженицын. Специально для журнала “Русская Жизнь”. — “Русская Жизнь”, 2007, 30 апреля.
“— Нужна ли, по Вашему мнению, нынешней России массовая пропаганда, и если нужна, то что именно она могла бы донести до людей, пользуясь интернетом, прессой и телевидением?
— Вся нынешняя пропаганда — политическая или партийная — только уводит от сложившегося на Руси понятия: Жить по Правде. И всегда было ясно: „вот это у них делается по правде” или „он живет не по правде”, то есть вопреки чистой совести.
А с веками и годами лепились наслойки юридических латок, позволяющих прикрыть совесть. И уж никакой государственной пропагандой здесь делу не поможешь: ощущение Правды или укореняется в человеке, или нет его. <…>” (апрель 2007 г.).
Александр Тарасов. Памяти Кормильцева. — “Скепсис”, 2007, 14 апреля <http://scepsis.ru>.
“Илья был поэт и кое-чего не понимал. Что нужно уходить из рока, раз тот превратился в клоаку, — он понял. Что в стране, власти которой сознательно нацелились на оглупление и оскотинивание населения, нужно создавать оппозиционные такой власти культурно-просветительские проекты, он понял — и основал издательство „Ультра.Культура”. А вот то, что стратегия западных издательств — сначала скандал, потом известность, а потом и издательская неуязвимость — в путинской России не пройдет, он не понял”.
“Я, впрочем, думаю, что многие из читающих эти строки доживут до дня возмездия, когда все получат по заслугам: и депутаты, и прокуроры, и епископы, и судьи, и заказные „эксперты”, и телеотбросы. У нас хорошая память. Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку”.
Некролог датирован 9 февраля 2007 года. С сокращениями и изменениями опубликован 16 марта под названием “Найдутся и те, кто придет за тобой” на сайте “ПОЛИТ.РУ”: <http://www.polit.ru/dossie/2007/03/16/in_memoriam.html>.
Хищность зрения. Александр Иличевский отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского. — “Топос”, 2007, 25 и 27 апреля <http://topos.ru>.
“— А каким тебе видится идеальный роман?
— Трудно ответить. Но есть способ его представить. Следует взять рассказ Бунина „Господин из Сан-Франциско” и вообразить себе, что он роман: не двадцать страниц, а двести. Но такой роман написать невозможно в принципе. А из примеров „идеальных” романов — „Смерть Вазир-Мухтара”, „Человек без свойств”, „Зависть”, „Конармия” — все они очень разные, так что рецептуры нет”.
См. также: Александр Иличевский, “Матисс” — “Новый мир”, 2007, № 2, 3.
Егор Холмогоров. Вкус к Родине. — “Спецназ России”, 2007, № 3, март.
“Сплошь и рядом приходится видеть искренне национально мыслящих, искренне православных людей, имеющих тем не менее совершенно „трэшевые” художественные вкусы. Приходится читать „классиков” патриотической литературы, строчащих по роману в год и выдающих в этих романах кульбиты, немыслимые и для специалистов по абсурдистской авангардной прозе. В эстетическом отношении наша национальная политическая волна выражает себя средствами, заимствованными (точнее, подкинутыми) мэтрами „актуального искусства”, и видит себя не иначе как в этом кривом и полуразбитом зеркале”.
“В основе постмодернистского духа современности постоянная несерьезность, постоянное глумление, постоянное „стёбное” презрение ко всему — и к чужим, и к своим, и к тому, что отвратительно, и к тому, что свято. Ты можешь иметь любые убеждения — от пропаганды педерастии и педофилии до расизма и нацизма в духе доктора Менгеле, но если, на взгляд тусовки, ты относишься к своим собственным убеждениям „с юмором”, то ты для этой тусовки свой. Она готова простить любой национализм, любой, с ее точки зрения, „фашизм”, любую ненависть и презрение даже к ней самой, лишь бы они уравновешивались стёбной несерьезностью и склонностью разговаривать на их языке. <…> И нет ничего более убийственного, более ненавистного для нее, чем разборчивость, определенность, чувство собственного достоинства и чувство вкуса. Именно этого вкуса так не хватает русским патриотам сегодня, и именно он нам нужен как никогда, является сегодня первостепенным нашим оружием”.
“Вопреки общераспространенному мнению, вкусовые разногласия не самые легко примиримые, а напротив — самые неустранимые из всех”.
Дмитрий Юрьев. Что такое хорошо? Выдержит ли Россия новый моральный кризис. — “GlobalRus.ru”, 2007, 28 апреля <http://www.globalrus.ru>.
“Символически представляя две наименее совместимые по своим ценностям и „проектам реморализации” человеческие группы — „чекистов” и „демократов круга Собчака”, — Путин оказался вынужден (и сумел) установить временное общественное согласие. Для этого он фактически признал, что сейчас общепринятой системы ценностей в России не существует, но что когда-нибудь она будет обретена — залогом чему должна стать относительная реморализация жизни „здесь и сейчас”, локально, по мелочам. И вот это настроение — „сейчас правды нет, но в принципе она возможна, и она у нас с вами будет” — тесно связалось с образом Путина в сознании тех семидесяти процентов доверяющего ему „путинского большинства”, которое на чуть более глубоком, чуть более внятно проговоренном уровне этики было бы обречено на раздрай и хаос. А значит, путинская стабильность стала всего лишь формой „отложенного кризиса”. Давая обществу и власти время для того, чтобы вернуться к главному нерешенному вопросу Недореволюции 1989 — 91 гг. — вопросу о правде ”.