Рыцари комариного писка - Александр Розов

Шошо недоуменно моргнула, и спросила.

- В чем талант? Я тоже видела этих девчонок. Да, они болтаются по улицам, кроме тех, которые умерли от псевдо-гриппа. И, кэп Фирфок собирает живых на фильтрационный пункт в городском парке. Хотя, наверное, уже собрал. Он начал около полудня.

- Э-э… Правда, что ли?

- Да. Я сама видела. А почему ты удивился?

- А-а… Вот, дерьмо…

- Габрио, - окликнул Мефо Грач, - там у них не дерьмо, а постиндастриал, я тебе даже картинку рисовал с винтовой лестницей-спиралью.

- Не постиндастриал, а ультраиндастриал, - поправил его Лео Варгас.

- А разница? – поинтересовалась Саби.

Лео Варгас покачал в руке стаканчик с вином, и предложил:

- Вспомни посиделки в нашей плавучей квартире-катамаране в прошлом году.

- О-о… - мечтательно протянула Саби, - …Это было чудесно! Слушай, а ведь этот ваш катамаран, может быть, еще там, у яхтенной пристани в Гранаде.

- Может быть, да, - отозвалась Леа, - мы попросили комбрига Монкадо поискать.

- Но, сейчас, - продолжил Лео, - я говорю о посиделках, на которых обсуждалась новая политэкономия. Помнишь статью Хуго Редондо «Пробуждение демона Истмата»?

- Помню, но смутно. А что там было про ультра- и пост- индастриал?

- Начинать лучше с начала, - сказал он, - есть такая штука Истмат, или исторический материализм, изобретенная, в основном Марксом и Энгельсом. Центральная идея, что человеческой историей управляют объективные законы. И, по мере развития способа материального производства – от собирательства к земледелию, далее к простейшему машинному производству, затем к робототехнике, меняется сама структура общества.

Первобытные племена сменяются рабовладельческими аграрными империями, далее, буржуазными империями. Так 300 лет назад наступила эпоха индастриала. 

Саби решительно подняла руку, как школьница, вспомнившая решение задачи.

- …А робототехника требует чего-то нового, вроде социализма. Точно?

- Так, - сказал Лео, - считалось в старой политэкономии. Новая политэкономия считает социализм не новым строем, а последним видом буржуазной формации. Примерно как феодализм считается последней формой аграрного рабовладения. Социализм – тот же индустриальный строй, только собственность на индустриальный капитал размазана в коллективе акционеров и смешана в одну кашу с государственной властью. Там те же социальные классы: патриции - распорядители и плебеи – фабричные трудящиеся.

- Если не социализм, тогда что? – слегка нетерпеливо спросила Саби.

Лео Варгас улыбнулся, а затем театрально оскалился.

- Тогда, в очередной раз пробуждается демон Истмата, и дует в свой чудовищный рог изобилия. Так было после изобретения земледелия. Люди получили изобилие пищи, и требовалось куда-то девать все это. Тут возникли рабовладельцы и жрецы. Они отняли продукты фермерского труда и, руками рабов, похоронили это изобилие во множестве дурацких дворцов и храмов. Так было и после изобретения машинного производства. Возникло изобилие вещей, и требовалось куда-то девать все это. Тут возникли всякие буржуазные президенты и фюреры. Они направили изобильное производство на гонку вооружений, похоронив в этих дурацких железяках труд миллионов рабочих. А теперь следующее изобретение: роботизированные производства. Что делать с изобилием?..

…Если  в будущем у Леа Варгас появится биограф, соблюдающий традиции жанра, то размышления Леа по поводу происходящего будут изложены примерно так:

* Возникла пауза, и тогда Леа Варгас внезапно подумала: «Что мы творим? Что с нами творится? О чем мы говорим? Мы почти в центре одной из самых кошмарных войн в человеческой истории: войны с применением биологического оружия. Позади осталась разоренная страна, где сожжены все города и все деревни, и откуда бежало все оседлое население. Рядом с нами - миллионная агломерация, еще недавно - процветающая. Это процветание было дефективным, но все же - было. А теперь эта агломерация вымерла от эпидемии псевдо-гриппа. Никто из наших военных не говорит нам прямо, что эпидемия организована нашим штабом (да-да «стрелочником» назначен бедолага Вергио Огишо, попавший в неудачное время в неудачный пункт - всем так удобнее). Мы оба (Лео и я) заранее с этим согласились. Мы не говорили вслух - ОК, пусть наши военные применят летальный штамм, и убьют сотни тысяч людей, среди которых большинство окажутся случайными жертвами, ведь главное - уничтожить режим Корпорации Канала.

Мы сочиняли аргументированные статьи – и заливали их на сайт FRIN.X.ORG

Мы разместили там бессменный эпиграф – цитату из Катона Старшего:

…КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН…

Куда подевались все аргументы от человечности, которые мы приводили в ходе наших застольных дискуссий в кают-компании нашего плавучего домика-катамарана?

Где этика Никомаха, записанная Аристотелем?

Где категорический императив, изобретенный Кантом?

Где Планета Людей, гениально нарисованная Экзюпери? 

Конечно, из тюрьмы Сан-Карлос - вотчины СБ Корпорации Канала любые сочинения гуманистов всех времен, выглядят неубедительными кабинетными выдумками. Что ж, превосходная отговорка, но у нее есть крайне неприятное следствие. Принимая такую отговорку, мы признаем, что стали теперь совсем другими существами, а нас прежних больше нет. И нам еще предстоит разбираться в себе – кто мы?   

Остались ли мы (психологически, этически) людьми, и если да – то в какой мере?

Или мы утонули в одержимости Демоном Истории, и начали воспринимать себя, как самосознающую часть стихии - невидимой лавины, созданной этим Демоном, чтобы расчистить магистральное шоссе, ведущее в туманное, но закономерное будущее? *.

В действительности, никакой человек никогда не думает фразами в стиле сочинений студентов гуманитарного лицея. Но биографы представляют мысли героев именно так  (будто бы, это помогает лучше понять события внутренней жизни героя). Но психолог посмеется над подобным утверждением, и (вероятно) заявит, что ничего такого Леа не думала. На самом деле, в ее сознании циркулировали пресекающиеся потоки желаний соответствовать своему привычному Я - с одной стороны, и своей социальной роли - с другой стороны. Поскольку в возникшей ситуации, это была очень сложная задача, ее подсознание подсказывало аварийный выход: абстрагироваться от своего Я, отдав всю инициативу мощному потоку социальных событий, в центре которого она оказалась.    

Так или иначе, какие-то странные, в основном невербальные размышления о себе и о происходящем вокруг, промелькнули в сознании Леа всего за какую-то минуту. Затем перерыв в спонтанном семинаре по философии истории завершился, поскольку Габрио Коимбру, сгрузив очередную порцию печеной рыбы на пластиковые тарелки, задал вопрос в ракурсе фермерского здравого смысла:

- Сеньор Варгас, а почему бы не направить это изобилие на пользу людям? Вы сейчас говорите: изобилие-изобилие, а у нас в фавелах приходится выбирать между новыми ботинками, починкой кровли в доме, и нормальной жратвой. Проклятая нищета.

- Изобилие на пользу людям? - переспросил Лео с невеселой иронией, - Это серьезная революционно-экстремистская идея. Если ее реализовать, то индастриал рухнет, и мы попадем в постиндастриал. Так что, политическая элита выбирает ультра-индастриал. Новейший метод борьбы с изобилием: общество принудительного потребления.    

- Подождите, сеньор Варгас, я все-таки не понял: чем плохо, если на пользу людям?

- Это ничем не плохо, но индастриал не может функционировать иначе, чем по циклу, который прошит в его структуре с самого рождения в начале XIX века. Деньги-Товар-Деньги с приростом. А ультра-индастриал, он же - индустриальный социализм, он же – общество благоденствия с принудительным потреблением – это попытка обеспечить такой цикл в непригодных для него условиях робототехнического изобилия.   

- Эх… - молодой бразильский капрал вздохнул, - …Может, я в школе плохо учился, и потому не понимаю. Вот, когда Мефо объяснял про бунт машин, мне было понятнее.   

Лео повернулся к 3D-художнику, и предложил:

- Может, ты попробуешь объяснить по-своему?

- ОК, попробую, - Мефо включил свой планшетник, и начал быстро рисовать простые сюжетные шаржи, - смотри, Габрио. Эта фигурка с гаечным ключом - рабочий, ну или инженер, короче: тот, кто нанимается на производство. Вот, на такой конвейер. И там производятся какие-то товары. Товары как-то продаются. Большая часть денег уходит капиталисту - хозяину конвейера, а наемный рабочий получает зарплату, чтобы купить жратву, одежду, и прочее, производимое на других конвейерах. Такая схема.

- Это даже ежику понятно, - прокомментировал бразилец.

- Да! - Мефо Грач хлопнул капрала по плечу, - А теперь рисуем сторону капиталиста.