Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2) - Егор Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
______________
* Жена Брусилова, Надежда Владимировна.
Морщинки горечи, состарившие было лицо генерала, разгладились, он подошел к сейфу, отомкнул его и достал копию записки Алексеева царю, разосланную по приказу Николая командующим фронтами накануне совещания в Ставке 1 апреля. Полистал изящно переплетенную рукопись, приложенные карты, схемы. Вернулся к большой настенной карте.
"Михаил Васильевич прав, когда считает, что Германия и Австро-Венгрия будут в кампании нынешнего года напрягать все свои значительные силы и средства для достижения решающего успеха на том или ином фронте. Если Верден окажется для немцев орехом не по зубам, то они, конечно, повернут все основные силы на Восточный фронт и попытаются смять Россию... Он правильно ставит вопрос: как решать нам предстоящую в мае задачу - отдавать ли противнику инициативу, ожидать его натиска и готовиться к обороне, или, наоборот, упредить его. Если мы упредим неприятеля началом наступления, заставим его сообразоваться с нашей волей и разрушим планы его действий, то кампанию мы выиграем... Эх, если бы мне дали командование всеми нашими фронтами! Я не только летнюю кампанию выиграл бы, но и Австрию выбил бы напрочь из игры... А за ней и Германии ничего не оставалось бы делать, как просить мира!" - пронеслось в голове генерала, но он усмирил свою гордыню.
Вновь и вновь размышлял Брусилов над оценкой, которую дал положению на русско-германском фронте генерал Алексеев.
"Действительно, наши силы растянуты на тысячу двести верст и фронт уязвим всюду... Железнодорожная сеть наша развита слабо и не обеспечивает быстрой переброски резервов в достаточных количествах. Это лишает нашу оборону активности и не обещает успеха в случае, если где-то в одном месте неприятель сконцентрирует свои силы для прорыва... Мы просто не сумеем подтянуть по бездорожью резервы. Но это же лишает и противника возможности оперативно маневрировать своими резервами и дает нам возможность нанести ему удар... удар... Прав Алексеев, когда предлагает готовиться к наступлению в начале мая, упредить противника и заставить его сообразовываться с действиями наших войск, а не подчиниться его планам, пассивно обороняясь и выжидая, куда он ударит... Напрасно только он отдал первенство в наступлении Северному и Западному фронтам. Это все отрыжки довоенной стратегической игры. Как тогда настроились Алексеев, Эверт и другие - наступать на Восточную Пруссию, так до сих пор и не могут думать иначе. Давно пора было сделать выводы и обрушиться на Австрию... Севернее Полесья, в лесах, болотах и наступать труднее... А ведь не надо было совещания в Ставке, чтобы узнать, что ни Эверт, ни Куропаткин наступать не хотят... Как они в присутствии его величества юлили и отнекивались от наступления!.. Возмутительно! Куропаткину с его пессимизмом только в могильщиках служить, а не в армии, которую прославил Суворов! И Эверт от него недалеко ушел - как они объединились против меня, когда я заявил его величеству, что Юго-Западный фронт будет наступать! М-да-а! Теперь необходим успех, иначе ославят "генералом от поражений", как Куропаткина... А ведь они будут ставить палки в колеса..." возмущался Брусилов и снова усилием воли отогнал от себя неприятные мысли, мешавшие думать о предстоящем деле.
Задача стояла гигантская. Накануне войны все генеральные штабы исповедовали теорию, по которой наилучшей формой маневра считался обход одного или обоих флангов противника с целью его последующего окружения. Практика войны опрокинула эту теорию, поскольку сразу сформировались сплошные позиционные фронты. Пришлось прорывать сильно укрепленные позиции неприятеля фронтальными ударами, которые из-за небывало возросшей силы огня сопровождались огромными потерями наступающей стороны.
"Господи, сколько же солдат погибнет, ежели следовать канонам войны! заранее сокрушался Брусилов. - Ведь не скроешь от неприятеля, да еще располагающего аэропланами для разведки, концентрацию воинских масс, подтягивание артиллерии к участку прорыва... Обдумаем-ка еще раз все..."
От настенной карты он отошел к столу, где были разложены схемы участков его фронта. Широко расставленными руками оперся о стол.
"Да! Быть по сему!.. - решительно поднял он голову. - Каждая из четырех армий и некоторые корпуса выбирают свой участок прорыва и немедленно приступают к его подготовке.
Начнем атаку сразу в 20-30 местах, чтобы лишить неприятеля возможности определить направление главного удара... Правда, такой образ действий имеет свою обратную сторону - я не смогу на главном направлении сосредоточить столько сил, чтобы сразу пробить брешь... Но сделаю обратное тому, чему учат германские стратеги: выберу тот план, который подходит именно для данного случая. Легко может статься, что на месте главного удара я получу лишь небольшой успех или совсем его не добьюсь. Если большой успех окажется там, где я его сегодня не жду - что же, направлю туда все свои резервы, и с богом..."
На душе командующего стало немного легче после того, как он принял окончательное решение.
"Теперь надо убедить в этом командующих армиями и начальников их штабов, чтобы они донесли мои мысли до войск, дружно ударили по неприятелю... Ох и сильны же у них каноны и формулы, высиженные бездарностями в генеральских эполетах...
Бог даст, уломаю своих-то!.."
75. Волочиск, апрель 1916 года
Когда маленький, сухой и подвижный Брусилов решительными шагами вошел в главный зал таможни, где должно быть совещание, вокруг стола, установленного в центре помещения, уже сидели его генералы. Три генерал-адъютанта и генерал-лейтенант, генералы и полковники, собранные для важного сообщения, дружно встали при появлении главнокомандующего.
- Прошу сесть! - скомандовал Брусилов и оглядел зал. Он был светел и просторен. По распоряжению генерал-квартирмейстера, ведавшего также вопросами контрразведки, из всего здания были удалены люди и все двери опечатаны. Только члены военного совета были пропущены в зал.
Брусилов рассказал о совещании под председательством царя в Могилеве, о решении Ставки наступать Западным фронтом и о том, что Юго-Западному фронту выпала роль поддержать войска соседа, отвлечь на себя внимание неприятеля. Затем главнокомандующий изложил свою идею о нескольких одновременных ударах, вводящих противника в заблуждение...
Генерал говорил убежденно, подкреплял свою теорию примерами удачных действий с начала войны. По мере доклада он с недоумением и возмущением стал замечать, что на лицах соратников не видно уверенности. Первым свои сомнения в успехе задуманного Брусиловым наступления высказал генерал-лейтенант Каледин. Каледин стал командующим армией вопреки желанию Брусилова. Более того, Алексей Алексеевич по приказу царя был вынужден сдать ему свою любимую 8-ю армию, хотя и предлагал назначить ее главнокомандующим более решительного генерала - Клембовского.
- Я убежден, - говорил Каледин, развалясь на стуле, - что нанесение удара Юго-Западным фронтом грозит нам большими опасностями...
В памяти Брусилова всплыло тупое и завистливое лицо Николая Иудовича Иванова, злобный оскал Эверта, простодушное хлопание глазами дурашливого Куропаткина, недовольное подергивание усами Алексеева и бездумное молчание Николая на военном совете в царской Ставке. Тогда он преодолел недоброжелателей. Теперь - снова неверующие в успех задуманного, да еще - в собственном стане. Снова надо доказывать, объяснять, убеждать!
Командующий 7-й армией генерал-адъютант Щербачев также не выказал энтузиазма по поводу наступления.
- Алексей Алексеевич, вы знаете, что я не люблю стоять на месте и всегда очень охотно иду вперед... Однако теперь я считаю решительную атаку рискованным делом и потому не могу разделить ваше мнение...
Брусилов перевел глаза на генерала Крымова, который замещал командующего 9-й армией Лечицкого, внезапно заболевшего воспалением легких. Молодой генерал поднялся и коротко, но весомо выразил от имени Лечицкого согласие на переход в наступление. Генерал-адъютант Сахаров, командующий 11-й армией, также спокойно согласился с предложениями Брусилова.
"Ну что же! - мысленно подвел итог главнокомандующий. - Двое за мою идею, двое - против. Придется их поставить на место! У нас здесь не Государственная дума, а военный совет!"
Каледин продолжал упорствовать и после того, как Щербачев снял свои возражения.
- Боюсь браться за дело! - уныло, словно заведенная шарманка, повторял генерал. - Трудно ждать успеха от этого предприятия.
Кровь внезапно бросилась в голову главнокомандующему.
- Генерал! - резко поднялся со своего места Брусилов. - В таком случае я буду поставлен перед необходимостью либо сменить вас, либо передать направление главного удара в полосу 11-й армии!
Сахаров с ехидством посмотрел на Каледина. Тот не ожидал, что Брусилов так быстро может с ним расправиться, и начал оправдываться, а закончил согласием на наступление.