Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

Поступательная утрата статуса родоначальника влечет за собой и изменение роли мужчины в жизни социума, то есть дальнейшую эволюцию гендера. Объективными законами общественного развития подавляющая часть мужской половины выталкивается из родительского дома и теряет право персонифицировать свой род (а, значит, и его заслуги перед обществом). Одновременно исчезает и ответственность социума перед этой частью, и любые обязательства по отношению к ней, что, конечно же, не может не менять ее общую самооценку и поведенческие стереотипы. Между тем единственной парадигмой семейного строительства остается патриархальный уклад. Однако для подавляющего большинства мужчин такой порядок вещей приводил к тому, что прежде они становились младшими членами чужих фамилий и не каждому было суждено создать свою собственную. В отличие от старших братьев им оставалось мечтать, пусть не о собственной карьере марешалей, но хотя бы о том, чтобы положить начало (пусть скромному, но своему) роду, стать родоначальником.

Вместе с тем, образуя огромное множество тех, кому это право не дается вместе с рождением, социальный порядок обретал известные позитивы, ибо заставлял их действовать, побуждал к инициативе. Поэтому рождение новой культуры в Средние века – это еще и рождение совершенно нового типа личности, которая обладает и новой мотивацией, и особой энергетикой, и особым психотипом. Мировосприятие мужчины, теряющего право на заслуги своих предков и обязанного личным служением завоевывать право на основание собственного рода, характерно внезапным осознанием того, что только собственные же подвиги могут обеспечить ему достойное место в обществе. Будущие завоеватели империй, открыватели новых миров, преобразователи науки, впрочем, и более скромные герои, подражать которым стремится подражать честолюбивое юношество, выходят из этого круга.

Таким образом, новый тип культурного героя – это, оборвавший связи с родным и вытесненный из приемного, пассионарий, которому приходится с нуля строить свой собственный «дом». Аура, окружающая его, – это аура всеобщего переустройства, миросозидания, аура творчества. Не случайно очень скоро рядом с ним появляется поэт и философ. Собственно, герой, поэт и мыслитель становятся чем-то единым, и в создаваемой этим кентавром культуре происхождение, родословие начинает терять прежнее значение. Уже хотя бы потому, что каждый пересоздает прежде всего самого себя. Отсюда творчество, понятое в самом широком значении этого слова, становится тем, что стирает различия между мечтающим о рыцарских шпорах юноше, безродным поэтом, философствующим искателем общественного идеала – и аристократом. Сирота-рыцарь, худородный конкистадор становятся героями своего времени. Перед взявшимся ниоткуда поэтом начинают склоняться носители всех оттенков голубой крови. В честь прежде безвестных («Не только дети дворян или представителей высших слоев буржуазии <…> Многие семьи с весьма скромным достатком старались, часто ценой тяжких жертв, послать сына учиться ради обретения научной степени, которая позволила бы ему получить церковный бенефиций или войти <…> в состав государственной администрации»[495]) получателей докторского диплома – устраиваться пышные городские праздники[496]. Таким образом, рядом с аристократией крови возникает нобилитет личного достоинства и заслуг, нобилитет культуры.

Вместе с тем деяниями этого круга, его ценностями, его культурой формируется и новый тип женщины, которая постепенно выходит из тени, отбрасываемой мужчиной, и становится активным соучастником всеобщего переустройства. Поначалу роль этого нового фигуранта общественной жизни ограничивается тем, что в немалой степени именно ее ожидания формируют мужчину, создают вектор его устремлений. Но со временем она сама начинает вмешиваться в принимаемые им решения. Дальше – больше, женщина сама берется за кисть и перо, специфика ее осмысления книжных премудростей становится острым ферментом развития общественной мысли.

Среди блистательных имен упоминания достойны многие. Катарина Сиенская (1347–1380) – одна из наиболее почитаемых католических святых. Сохранилось около четырехсот ее писем, которые заставили сильных мира сего прислушаться к женщине. Она была канонизирована в 1461, в 1939 провозглашена святой покровительницей Италии, в 1970 папа Павел VI приобщил ее к числу учителей церкви. Констанца д’Авалос (1460—?) герцогиня Франкавилья, вдова Федериго дель Бальцо, которую называли в числе возможных моделей Джоконды. Вероника Гамбара, графиня Корреджио (1485–1550), итальянская поэтесса и государственный деятель, владетельница города Корреджио. Виттория Колонна, маркиза де Пескара (1490/1492—1547), знаменитая итальянская поэтесса. Маргарита Наваррская (1492–1549), французская принцесса, сестра короля Франциска I, одна из первых женщин-писательниц во Франции. Туллия д’Арагона (ок. 1510–1556), знаменитая итальянская куртизанка XVI века, прославившаяся также как писатель и философ. Джулия Гонзага Колонна, графиня Фонди и герцогиня Траетто (1513–1566), патронесса художников, поэтов и венецианских издателей. Луиза Шарлен Лабе (1522–1566), французская поэтесса. Лаура Баттиферри дельи Амманнати (1523–1589), жена скульптора Бартоломео Амманатти, итальянская поэтесса эпохи Ренессанса, оставившая важное эпистолярное благодаря масштабной переписке с видными флорентийскими интеллигентами своего времен. Вероника Франко (1546–1591), венецианская куртизанка и поэтесса. Фонтана Лавиния (Fontana Lavinia) (1552–1614), дочь художника Просперо Фонтаны, который работал в Риме и Флоренции. Мать и дочь, Мадлена (род. 1530) и Катрин (род. 1550) Рамбуайе, французские поэтессы, чей салон был литературным центром в Пуатье, где собирались поэты и писатели. Артемизия Гентилечи (1593–1653), всемирно известная художница при жизни, почти забытая после смерти, которая многими считается первой известной женщиной-художницей. Перечень можно длить и длить…

Словом, женщина перестает быть чисто страдательным началом, сторонним наблюдателем творимой вокруг нее истории (не только политической – там она не чувствовала себя чужой еще со времен Лилит, но и истории культуры), становится ее субъектом.

Разумеется, это накладывает свою печать на распределение гендерных ролей, а вместе с ними на развитие социума и его институтов. Однако сам социум еще не готов к выходу женщины на авансцену, к ее вмешательству в его жизнь. Признание прав женщины, уравнение ее с мужчиной потребует глубоких социальных перемен. Впрочем, они не заставляют себя ждать. Вот только специфика большинства из них состоит в том, что новая роль женщины объясняется не только ее собственным развитием и ростом ее собственной значимости. Уравнение величин может достигаться как возрастанием меньшей, так и уменьшением большей. В истории социума, а значит, и в жизни полов, и в жизни семьи реализуется главным образом вторая – прежде всего умаление роли мужчины сокращает дистанцию между ним и женщиной, и только затем развитие самой женщины.

8.1.3. Деревня и город

В разных слоях общества снижение роли мужчины и перераспределение гендерных ролей объясняется действием разных механизмов. Ярче всего оно проявляется в социальных низах.

Впрочем, здесь необходимо оговорить: о деревне речи нет. Для нее история застыла; и способ производства и весь уклад ее жизни даже во время первых буржуазных революций мало чем отличаются от того, что застают еще римские легионы. Не случайно именно деревня практически повсюду становится оплотом так называемой реакции. Но ведь никакой другой, кроме патриархального, способ существования ей неизвестен, она просто продолжает подчиняться тому программному коду жизнеобеспечения, который складывался еще на заре цивилизации.

Разумеется, это не значит, что в ней не меняется решительно ничего, просто развитие технологии сельскохозяйственного производства и отвечающего ей образа деревенской жизни по меньшей мере на несколько столетий отстает от города. Вместе с ними застывает и история деревенской семьи, она продолжает оставаться составной частью единого патриархального «дома» своего сеньора даже там, где сеньориальное устройство переживает кризис. Правда, мы видели, что к Новому времени феодальные отношения, которые приходят на смену правам paterfamilias, простиравшимся не только на самого крестьянина, но и на его жену и детей, начинают отмирать даже в деревне. Но, как правило, это касается только «деревенской аристократии», ибо еще в конце XV века требуются специальные королевские указы (Фердинанд Католик, 1486 г.), запрещающие господину «пользоваться против воли дочерью или сыном крестьянина, за плату или без платы»[497]. Не трудно понять, что самый факт их издания говорит о весьма широком распространении еще не избытых патриархальных нравов. Культурная традиция долгое время сохраняет даже память о праве сеньора на первую брачную ночь (кстати, в упомянутом указе речь идет и о нем). Во всяком случае, крестьяне графа Альмавивы специально собираются у замка, чтобы благодарить своего великодушного господина за добровольный отказ от древнего обычая[498]. Правда, в 1784 году, всего за пять лет до Великой французской революции, право ритуальной дефлорации кажется диким анахронизмом даже самому графу, однако никому из зрителей не приходит в голову выспрашивать, что это такое. (Историки спорят о том, существовало ли оно на самом деле, но уже тот факт, что стержень драматургической интриги не требует никаких пояснений даже не обремененной излишней образованностью публике, говорит о том, что это право вовсе не было фикцией.)