Ванька-ротный - Александр Шумилин

Комбата на проводе уже не было. Телефонисты доложили ему, что машина и немцы под конвоем уже отправлены. Каждый старался приобщить себя к этому делу.

Я вернулся к крыльцу, сел на ступеньки, раскрыл перед собой карту и закурил.

— Куда теперь нас бросят? — подумал я, — Где-то хлебнём мы теперь смерти и крови? Вон, другие полки на Волге захлебнулись и результатов никаких. Сегодня вечером нас сменят, а завтра опять новая деревня!

Я свернул карту и решил сходить, проверить посты. Позвав с собой ординарца, я пошёл в дальний конец деревни, где стоял взвод Черняева.

— Ну, как?

— Всё тихо! — ответил он, — А что говорят пленные?

— Немцы говорят, что они нас здесь не ждали. И я рассказал Черняеву о допросе майора.

В полку и в дивизии в это время шла лихорадочная работа. Было принято решение внезапным ударом силами двух полков захватить деревню Марьино. В дивизии торопились. Немцы ничего не знают о нашем продвижении. Взять сходу Марьино и отрезать немцам дорогу от Эммауса и Городни. Для захвата деревни подвели четыре батальона по две сотни солдат. В стрелковые роты придали пулеметные расчеты станковых пулеметов "Максим".

Ночью в деревню[109], где мы стояли, явился комбат. С ним пришла рота сменщиков из другой дивизии. Он показал мне по карте маршрут движения и велел вести роту на опушку леса, что напротив Марьино[110].

Вернувшись по дороге несколько назад, мы сошли в снег и стали подниматься к лесу.

— Войдём в лес, приказано не курить! |Огонь от папиросы ночью хорошо виден!|

Пройдя лес, я на опушке положил своих солдат.

— Не забудьте о куреве! Деревня на бугре! Оттуда всё видно!

Вскоре на опушку леса телефонисты размотали связь. Было уже темно. Пришёл наш комбат и мы, командиры рот и взводов, пошли вместе с ним по открытому снежному полю, уходящему вниз, выбирать исходную позицию.

Мы подошли под обрыв, а впереди на бугре стояла деревня. Её очертания смутно проглядывали сквозь заснеженные кусты. Видна была только церковь на правом конце деревни. Её темный контур слабо обрисовывался на тёмном ночном фоне неба.

— Твоя пятая рота рассредоточится здесь, в кустах! — сказал комбат.

— А ты, Татаринов, со своей займёшь позицию правее, со стыком на фланге пятой. Дальше, в открытом поле, будут стоять станковые пулемёты. Они в атаку не пойдут. Они будут с места поддерживать вас пулемётным огнём. За ними, правее, будет наступать соседний батальон. После того, как вы ворветесь в деревню, слева охватом, на деревню пойдет соседний полк.

Мы обошли свои участки, уточнили границы рот и вернулись обратно. Не доходя до леса, в низине нас ожидали штабные полка.

Всё, как на войне! — подумал я. Сам командир полка Карамушко вышел на рекогносцировку. Около него стояли штабные, собрались комбаты, подошли и мы, командиры рот и взводов.

Командир полка ещё раз уточнил задачу, отдал короткий, в двух словах, боевой приказ и в заключение сказал: — Имейте в виду! Это наше генеральное наступление! Сейчас разведёте своих солдат по местам! Займёте исходное положение! С рассветом атака! Сигнал для наступления, — два выстрела из пушки с нашей стороны!

— В роты дадут связь. При выходе на исходную, доложите свою готовность! Надеюсь всё понятно? Действуйте! Все по своим местам!

Командир полка дошёл до леса, сел в ковровые саночки и укатил восвояси. Комбаты заметались и тоже пропали, исчезли куда-то в ночную мглу.

Мы, ротные и взводные, остались одни. Мы стали расходиться, нам нужно было идти за своими солдатами. |Мы шли по заснеженному полю, которое не круто поднималось к опушке леса. Здесь| На опушке лежали наши солдаты.

Я поднял роту, и мы стали спускаться к исходной позиции по протоптанным нами в снегу следам. Я отдал боевой приказ, развёл солдат, как мне было приказано и положил их в снег. До рассвета оставалось ещё много времени. Ночь была тихая, тёмная и довольно тёплая.

Я снял с рук меховые варежки и лёг на спину Рукам было не холодно. Рядом, около небольшого развесистого дерева [берёзы] лежали ординарец и телефонист.

Ординарец, перевалившись через спину, продвинулся ближе ко мне и торопливо зашептал:

— У майора под шубой на тонком ремешке висел фотоаппарат.

— Старшина его срезал, майор даже не заметил!

— Может, возьмете вы? Он мне совсем ни к чему!

— Ранят, пожалуй, а тут с аппаратом мыкайся!

— Всё равно, кроме вас никто снимать не умеет.

И ординарец протянул мне блестящий футляр фотоаппарата.

Я посмотрел на него и спросил: — "Почему аппарат не отправили вместе с портфелем? Майор на допросе скажет и полковые потом загрызут меня. Они любят, когда трофеи преподносятся им лично. Скажут, в фонд обороны, голодающим детям в блокадный Ленинград".

— Ладно! — сказал я, — Завтра отдам комбату.

Я лежал на снегу и думал о жизни… О какой, собственно, жизни можно было думать в свои двадцать лет? Я вспомнил своё детство, школьные годы, учебу в училище и начало войны. Вот и вся жизнь!

Я лежал на снегу, на спине, и напевал знакомый мотив: — "Любимый город может спать спокойно…".

Время тянулось медленно. До рассвета ещё далеко. Солдаты лежат слева и справа в кустах. Я вижу, как они изредка поднимают головы.

Не все солдаты одеты в маскхалаты. Их выдали только офицерам, телефонистам, пулеметчикам и по десятку на взвод. Те, кто был без халатов, выглядывать опасались. Деревня от нас совсем близко. Тёмные силуэты изб и очертания церкви видны через кусты. Немцы в деревне спят. Часовых между темных силуэтов домов не различишь.

И вот тихо и медленно, едва различимо по небу и снежному полю поползла светлая полоса. Я ещё раз связался по телефону с комбатом, он подтвердил мне сигнал начала атаки.

— Два выстрела из пушки! Увидишь два разрыва шрапнели над деревней, и сразу поднимай своих людей!

Все ждали рассвета и начала атаки, каждый по-своему. Но сигнала к наступлению не было.

Прошло ещё некоторое время. Снежное поле постепенно светлело. Серая дымка над деревней рассеялась. Между домами забегали немцы. Они как-то вдруг всполошились, замахали руками и стали кричать. До нас долетали их чистые гласные: — "Ля, ля, ля!".

Я взглянул левее деревни на снежную линию горизонта. Почему я взглянул туда, сказать не могу. Вершина снежной высоты поднималась над деревней, а вниз по дороге с этой высоты, в направлении деревни, медленно двигались какие-то чёрные точки. Вот они сползли к деревне, и их можно было уже различить. Нарастающий гул моторов был слышен издалека.