Великий Бисмарк. Железом и кровью - Николай Власов

Ведя переговоры с обеими державами, Бисмарк стремился в то же время обеспечить Германии независимую позицию и не дать втянуть себя в противоречия, существовавшие между Петербургом и Веной. Для него не было секретом, что оба партнера с гораздо большим удовольствием пошли бы на заключение двустороннего соглашения с Германией, нежели предполагаемого трехстороннего. Одной из попыток достичь такого взаимопонимания за спиной третьего партнера был запланированный Андраши еще в июне 1872 года визит Франца-Иосифа в Берлин на осенние маневры германской армии. Но Бисмарк ни в коем случае не был заинтересован в подобном развитии событий, в результате чего на встречу был в июле приглашен Александр II. В то же время, несмотря на все существовавшие противоречия и опасения в адрес друг друга, Австро-Венгрия и Россия стремились поддерживать хорошие отношения – хотя бы для того, чтобы избежать чрезмерной зависимости от Германии.

Состоявшееся 6–11 сентября 1872 года свидание трех императоров в германской столице должно было продемонстрировать всему миру силу монархической солидарности петербургского, венского и берлинского дворов. Оно прошло в атмосфере блеска и пышности, под покровом которых состоялись достаточно важные переговоры Бисмарка со своими коллегами – Андраши и Горчаковым. На них было достигнуто взаимопонимание по вопросу о европейском «статус-кво» и, конечно же, совместной борьбе с «красной угрозой». При этом Бисмарк не стремился закрепить за каждой из сторон далеко идущие обязательства – ему нужна была высокая степень «свободы рук» для дальнейших маневров.

Несмотря на то что никаких гарантий против возрождения сильной Франции, – как заверял Горчаков французского посланника в Берлине, – Германия не получила (да и, по большому счету, не могла получить), встреча трех императоров стала явным успехом бисмарковской дипломатии, и называть ее простой демонстрацией было бы ошибкой. Сам канцлер – пусть и с некоторым преувеличением – говорил о Союзе трех императоров как о «важнейшем инструменте политики обеспечения безопасности против французских реваншистских устремлений» [516]. Однако в то же время нельзя не отметить, что ни Россия, ни Австрия не собирались мириться с ролью младших партнеров Берлина. На встрече в германской столице Горчаков и Андраши смогли прийти к взаимопониманию по этому вопросу; впрочем, это вполне соответствовало желаниям «железного канцлера». Напряженность между Веной и Петербургом, по его мнению, не должна была исчезать совсем (чтобы Германии не пришлось иметь дело с альянсом своих восточных соседей), но и не обостряться сверх меры (чтобы не осложнять германской дипломатии поддержание хороших отношений с обоими партнерами одновременно).

Основы, заложенные в 1872 году, обрели плоть договоров в следующем, 1873 году. Так, 6 мая во время визита «первых лиц» Германии в Петербург была подписана германо-русская военная конвенция, статья 1 которой гласила: «Если одна из обеих империй подвергнется нападению европейской державы, другая должна в кратчайшие сроки оказать ей поддержку армией в 200 000 человек» [517]. В тексте соглашения указывалось, что оно не направлено против какой-либо третьей страны; документ был подписан фельдмаршалами Мольтке и Бергом и тут же ратифицирован монархами обеих стран. Таким образом, на случай французской агрессии Германия получала дополнительно двухсоттысячную армию. Впрочем, Бисмарк был не склонен переоценивать значение этого соглашения и не особо поддерживал его – на полях донесения Рейса, сообщавшего, что, по мнению Берга, теперь обеим сторонам можно будет сократить военные расходы, он написал: «Свои надежнее» [518]. К тому же соглашение содержало примечательную оговорку о том, что оно вступит в силу только в том случае, если к нему присоединится Австро-Венгрия, чего в реальности не произошло.

Теперь усилия Бисмарка были направлены на то, чтобы обеспечить австро-русское соглашение. В идеале Австро-Венгрия должна была присоединиться к конвенции Мольтке – Берга. Это удалось лишь частично – дунайская монархия не видела для себя особой выгоды в таком внешнеполитическом решении. 6 июня в Шенбрунне Франц Иосиф и Александр II подписали достаточно абстрактное и расплывчатое соглашение об обеспечении европейского мира. 22 октября Вильгельм I присоединился к этому договору, который в результате получил имя «Союз трех императоров». Соглашение предусматривало взаимные консультации монархов в случае возникновения угрозы миру.

Союз трех императоров стал первым серьезным шагом по обеспечению безопасности Германской империи. Понятно, что у каждой из сторон были свои причины для заключения договора, причем говорить об их полной гармонии было бы преувеличением – внутренние противоречия между державами устранены не были. Но, несмотря на то что Союз трех императоров был достаточно абстрактным соглашением и, строго говоря, союзом не являлся, он достаточно надежно гарантировал Германскую империю против любой попытки изолировать ее, демонстрировал солидарность трех великих монархий и укреплял изоляцию Франции. Достаточно свободная форма союза заключала в себе еще и то преимущество, что не давала спорам о первенстве в организации достичь значительного размаха. Тем не менее соглашение трех держав не было предназначено для серьезных испытаний на прочность; М. Дилл справедливо называл его «джентльменским соглашением, которое могло существовать лишь до тех пор, пока не произошел серьезный кризис» [519]. Однако можно с уверенностью предполагать, что более тесные узы не принесли бы Германии значительной выгоды – Бисмарк высоко ценил «свободу рук» рейха и не хотел ввязываться в австро-русские противоречия сверх необходимой меры.

В том же 1873 году состоялся визит в Австрию и Германию итальянского короля. Хотя в результате не было заключено никакого соглашения, встреча монархов послужила прекрасной демонстрацией хороших отношений Рима и Берлина. В любом случае, итальянское правительство, находившееся в состоянии конфликта с Ватиканом, как и бисмарковская Германия, стремилось сблизиться с новой могучей державой. С этим совпадали интересы Берлина; по мнению некоторых историков, вершиной устремлений Бисмарка было создание Четверного союза из Германии, России, Австро-Венгрии и Италии. Но на данном этапе никакого формального соглашения с апеннинской державой заключено не было.

Сохранить Францию слабой – еще одна важная задача, которую преследовал Бисмарк в своей деятельности. К тому же довольно скоро выяснилось, что жупел «внешней угрозы» великолепно подходит для решения целой гирлянды внутриполитических проблем и оказывает буквально наркотическое воздействие на общественное мнение и значительную часть оппозиции. На побежденную Францию была наложена огромная контрибуция, до ее уплаты на территории республики оставались германские войска. Однако вскоре выяснилось, что необходимость выплаты 5 миллиардов не стала для Парижа тем смертельным ударом, на который рассчитывал «железный канцлер». Не в последнюю очередь благодаря общенациональному подъему контрибуцию удалось выплачивать не только в оговоренные сроки, но даже опережающими темпами. Поэтому Бисмарк стремился не допустить увеличения роли Франции на международной арене всеми доступными ему способами.

Уже в 1871 году, сразу же после победы, раздались первые угрозы «железного канцлера» по отношению к побежденной соседке. Картина быстрого восстановления поверженного врага была для него нестерпима. Первенствующее место в их списке занимала, естественно, угроза новой войны – хотя вопрос о том, насколько серьезно Бисмарк относился к возможности ее реализации, до сих пор остается дискуссионным. В июне 1871 года, когда граф Вальдерзее отправлялся в Париж в качестве немецкого поверенного в делах, Бисмарк напутствовал его словами о том, что он «не станет слишком долго ждать», а нанесет удар сразу же, как только будет уверен в том, что французы готовятся к новой войне. Немного позже, 27 августа, он писал тому же лицу: «Если обстоятельства во Франции станут сомнительными, мы не станем ждать французского нападения» [520], «Франция должна знать, что во втором издании война будет вестись беспощаднее, чем в первом, и ее естественным результатом будет широкая, длительная и строгая оккупация и управление французской территорией» [521].

Рейхсканцлер считал достаточно высокой вероятность возможности войны с западным соседом в обозримом будущем и стремился встретить ее во всеоружии, используя как дипломатическое окружение, так и прямые угрозы в адрес Франции. При этом вся ответственность за обострение отношений, естественно, сваливалась на западную соседку – как говорил Бисмарк русскому послу, новая республика «постоянно кричит о реванше, и именно это делает невозможным нормальные отношения двух стран» [522]. 13 августа Бисмарк в другой беседе заявил, что Франция возрождается слишком быстро – он надеялся покончить с ней лет на двадцать, а теперь опасается, что ее восстановление произойдет значительно раньше.