Веджетеблс* {o‑v‑o‑shch‑I}. Повесть о ненастоящих людях - А. Смирнов

Проявляю в очередной раз малодушие и звоню Ане. Почему-то, когда мне плохо, я всегда звоню ей, чтобы отвлечься от навалившегося мусора. А когда мне хорошо, я делаю плохо Ане. Трубку не берет. Это меня раздражает. Раздражает на фоне того, что я сегодня понял вновь, кто я есть, точнее, понял, что я есть никто. Если бы в момент аварии со мной был ребенок, или жена, или ребенок и жена, если бы они у меня были на самом деле – ребенок и жена? Что тогда? Они стали свидетелями того, как страшные дядьки навешивают по ушам их мужу и отцу, а он в ответ трясется, бегает и еще просит их о чем-то. О том, чтоб ребята не вызывали полицейских. Вот эталонный отец и муж. Повод для гордости и восхищения. Именно поэтому у меня до сих пор нет своей семьи, чтоб эта семья не становилась свидетелем подобных ситуаций. А может, наоборот, я оказываюсь в них по причине того, что у меня нет семьи?

Существует круговорот воды в природе. Я придумал круговорот лохов в социуме. Сегодня с меня все началось. Для меня все началось с меня. Поясню. Я попал в аварию с братвой. Они мне надавали, наобзывали нехорошими словами, а я слушал, терпел и молчал. Кто я? Лох! Далее по цепочке. Братва свое тоже получит в кабинете шефа. Он будет их поносить, говорить, что эти щенки ни на что не годны. Что они не могут нормально работать и пора от этих недоносков избавляться. Я дословно не могу донести, что будет в кабинете. Но стараюсь быть близким к тексту. А что парни в ответ скажут? Что они могут сказать? Да все что угодно, но это чревато. Так же чревато, как было чревато сегодня мне им что-то говорить. А посему они молчат и что-то несвязное мычат, просят прощения, падают в ноги, клянутся, что не повторят подобного, и проклинают меня. В данном случае ребята уже в статусе лохов… Вечером шеф отпускает ребят домой и решает немного пройтись до своего подъезда или дома, не знаю, где он живет. По дороге на него налетают пара гопников. Начинают избивать и унижать буржуя, забирать содержимое карманов или все содержимое вовсе. Шеф без охраны не может им противостоять и быстро капитулирует. Просит, чтоб они брали все, все, что угодно, только бы не трогали его. Гопники очень злы. Судьба их потрепала изрядно. А здесь такая удача отомстить ей за это. В виде судьбы полуолигарх. Полный олигарх в одиночестве себя бы точно не оставил. Вот и шеф уже в скверном статусе оказался. Мимо этой вакханалии едет патрульная машина сотрудников полиции. Парни в форме видят, что нарушается закон, и решают прекратить это безобразие. Вырывают из рук бандитов несчастного. Предлагают ему помощь, предлагают оформить заявление, предлагают упечь негодяев за решетку. Предлагают, зная, что шеф-терпила откажется. Ему светиться лишний раз по такому случаю это моветон. Отдают ему то, что у него забрали, и прощаются. Шеф благодарит. Благодарит различными способами, даже оставляет визитку. А что, для обладателей грязной формы, возможно, это начало новой карьеры. Карьеры персонального телохранителя в чистом костюме, кто знает. Теперь копы вытряхивают душу из гопников. Избивают. Унижают. Угрожают кинуть в камеру к кавказцам. Гопникам такая перспектива не улыбается ничуть. Они обещают копам выдать злачные места, где торгуют оружием, наркотиками и прочими безобразиями, обещают быть верными стукачами и преданными шакалами. Полицейских эти аргументы устраивают. Да и возиться с оформлением не хочется. Забирают у гопников все до последней сигареты и пинком прощаются с ними. Статус гопников в данном случае «лохи»… Полицейские после смены едут по домам. Не самая лучшая у них работа. Они это очень хорошо понимают. Понимают это и их злые жены. По приезде каждого из копов домой каждая из жен каждого из копов клянет мужа за то, что связалась с ним, мусором вонючим, что жизнь загубил он ей, что давно хочет развестись и пришла пора это сделать. Копы не хотят разводиться. Для них жены – это отдушины. Без них полицейские будут слабыми и беззащитными. Копы клянутся, умоляют жен. Обещают женам наладить жизнь. Но только не развод. Не готовы они к такому. Жены прощают их. А куда им деваться? Кому нужны эти перетраханные мегеры? Кто свяжется с бывшей женой мусора? Хотя найдутся такие, не сомневаюсь. Ну да ладно. Отметим, кем сейчас уже являются копы, недавно так хорошо расправившиеся с преступной группировкой. Полицейские получают свою долю унижения и лоховизны… Проходит ночь. Мусорские жены едут на работу. Они работают мерчандайзерами в фирме, где работаю я, и находятся, например, в прямом моем подчинении. Сегодня я должен провести с ними собрание. А вчера у меня был просто слов не подобрать какой наихуевейший день. И тут никчемные и бесполезные подчиненные под горячую руку. Пара ментовских жен, которые отчитывали ночью своих мужей. Они работают на такой работе, что любой нормальный человек в их возрасте бежал бы с нее. Но эти же нет, держатся. И вот мой звездный час. Я не буду говорить те слова, которые они услышат от меня. Здесь даже ограничение «18+» будет очень лояльным… Статус жен понятен. Круг замкнулся. Нет, завершился цикл. Завершился для того, чтоб когда-нибудь где-нибудь снова закружить меня в своем круговороте. Хотелось бы посмотреть сверху на планету и увидеть обозначенные каким-нибудь ярким цветом такие вот круги-водовороты, какими обозначают циклоны или антициклоны, когда передают прогноз погоды по телевизору. Только, уверен, таких ярких кружочков будет бесконечное множество во всех частях света, на каждом материке, в каждом государстве, в каждом регионе, в каждом городе и во многих точках города круглосуточно без перерывов и выходных.

В сознании вижу «лексус» и волка. «Лексус» едет, волк стоит. Звонит Аня. Я потерял счет времени, пока думал о социуме и людях в невыгодном для них статусе. Говорю, что хочу сегодня побыть с ней. Она довольна этим обстоятельством. Спрашивает, что с моим голосом. Ловлю себя на мысли, что морально разбит и тон моей речи меня выдает. Отвечаю, что расскажу при встрече. Аня говорит, что будет переживать. Уже рефлекторно хочется ответить хамством, но если есть во мне хоть немного человеческого, то оно, это самое человеческое, сейчас просыпается. Сказал, что попал в легкое ДТП, не вдаваясь в подробности. При встрече ей о подробностях расскажет мое разбитое лицо, а лицу поможет рот. Мы целуемся по телефону и одновременно сбрасываем вызов. Я еду в центр. Еду аккуратно, даже боязливо. Очень медленно. Хочется глянуть на себя со стороны. На свое лицо. На себя целиком. Такой вид, как у жалкого кота, в которого только что прилетел камень от малолетней шпаны. Самое ужасное, что я начинаю себя жалеть. Это очень плохо. Говорят, что равнодушие хуже ненависти, я считаю, что есть еще более мерзкая вещь – это жалость. А особенно жалость к самому себе. Гоню прочь это состояние. Получается прогнать. Получается благодаря Ричарду Баху, который сказал, что неприятности это не самое плохое, что может с нами произойти, еще хуже, когда с нами ничего не происходит. Согласен с ним. Ведь все относительно. Кому-то с бабкой на кассе в магазине закуситься – событие галактического масштаба и разговоров на неделю, а кому-то за сутки тысячи баррелей нефти качнуть через границу – обычное явление. После удара Кайен ведет влево. У него и без этой аварии был жалкий вид, а теперь он превратился в мятое ведро. Но хотя бы едет. До конца рабочего дня Ани пару часов. Подъезжаю к месту ее работы и паркуюсь. Пишу СМС, чтоб она позвонила, когда выйдет. Она со смайликами пишет, что обязательно сообщит и постарается закончить пораньше. Я вспоминаю про Азиза, звоню ему и говорю, чтоб после шести выключил телефон, а завтра утром, как выедет на маршрут, включил. Он понятливый, на него можно рассчитывать. Кладу трубку. Вспоминаю, что у меня в пятницу мерцает луч надежды. Хотел позвонить, но не хочу разговаривать на минорных нотах. Отложу звонок на завтра. Еще думаю о том, что у меня будет не очень респектабельный вид, когда приеду на встречу. Сразу же придумываю ложь на будущее. Скажу, что занимаюсь в зале боксом иногда. Неудачный для меня был бой. Здесь даже доля правды есть, что бой неудачный. Лишь бы мой будущий собеседник не оказался боксером и не начал задавать вопросы по нашей общей спортивной теме. Я кроме слов «нокаут», «апперкот» и «хук» других не знаю. Буду действовать по ситуации. Хочу, чтоб он занимался футболом. Эта тема мне интересна. Кажется, мне голову нормально встряхнули, раз сижу и мечтаю о мужике, с которым мне предстоит общаться.

Я вижу слезы на ее глазах. Искренние слезы. Она смотрит на меня, на мои синюю и красную гематомы. Опять эти гребаные цвета. Нужно мне было выбирать другую футбольную команду. Аню даже не успокаиваю. Это бессмысленно. Она гладит меня. Целует в глаза, лоб, уши, руки. Это не те страстные поцелуи, которыми мы осыпаем друг друга во время секса. Эти похожи на поцелуи матери, сестры, подруги. Они очень трогательны и милы. Мне очень быстро становится легче. Я благодарен сейчас судьбе, что у меня есть Аня. Как я хочу, чтоб только такое отношение к ней зафиксировали мои сердце и мозг. Но сердце с гнильцой, а мозг с тараканами. Хватит меня на такого нежного и беззащитного не очень надолго. Но пока я такой, временно хороший. Аня говорит, чтоб я обязательно остановился возле аптеки, чтоб не терпеть до дома. Там у нее все необходимое есть. Я не люблю пилюли, мази и бинты. Тогда она говорит, что ей все равно нужно заехать в пункт продажи лекарств. Ане нужно что-то купить себе. Что здесь поделаешь, вынужден выполнить ее просьбу. Аня выходит из аптеки с полным пакетом всяких ништяков. Начинает мазать меня чем-то вонючим, заставляет выпить какие-то колеса, клеит пластырь. Я сопротивляюсь. А она говорит, что я только мешаю ей. Если в машине она устроила такие процедуры, я боюсь представить, что она будет делать со мной дома. Вечер, духота, Каширское шоссе. Но меня знобит и потряхивает. Позже, по правде сказать, Анина деятельность оказалась эффективной. Чувствовать себя я стал намного лучше. Часов в десять вечера добрались. Аня погнала меня в душ. Бросила мои вещи в стиральную машинку, а после начала заниматься собой. Из душа я вышел в еще более здоровом состоянии. Вообще, на мне как на собаке заживает. У моей подруги планы свои. Она заставила меня немного поесть, потом усадила меня на кресло в комнате. Разложила столько всего вокруг, что, если б я не знал, где нахожусь, подумал, что передо мной находится драгдилер. Аня вновь намазала меня вонючим кремом, заварила какое-то зелье, дала таблеток и сказала все выпить. Я за всю жизнь не пил столько снадобий, сколько выпил за сегодня. После лечебных процедур она уложила меня на кровать, нежно поцеловала, сказала, чтобы я засыпал, и ушла в душ. Вернулась быстро. Не хотела, наверное, видеть меня по приходе уснувшим. Она даже не вытерлась как следует. Легла под одеяло. Я почувствовал чуть влажное и прохладное тело и знакомый вкусный запах. Она крепко обняла меня, поцеловала аккуратно в губы, шепнула, что любит. Я закрыл глаза, сказал, что очень ей благодарен, и пожелал спокойной ночи. Глаза я открывать боялся, потому что знал, что Аня плачет, и знал, почему плачет. Я тоже крепко ее обнял, уткнувшись в грудь лицом. После стрессов мне всегда хочется спать, да и Анька напичкала успокаивающими. Я стал уходить в область бессознательного, думая о том, что она спать не будет долго.