Арабо-израильские войны 1956,1967: Дневник Синайской компании. Танки Таммуза - Моше Даян

Вчера имели место еще два инцидента также поблизости от Иерусалима, в новом поселении иммигрантов Аминадав, расположенном неподалеку от границы с Иорданией. Две женщины, мать и дочь, собирали дрова для очага, когда арабские легионеры открыли по ним огонь из Кафр-Бейтира. Обе получили ранения, но матери удалось добежать до Аминадава и позвать на помощь. Когда она с несколькими поселенцами вернулась за дочерью, то нашла ее зарезанной. Арабские солдаты перешли границу Израиля, убили девушку, отрубили ей руку и унесли с собой.

Второй случай произошел в кибуце Маоц-Хаим в долине Бейт-Шеан, где границей между Иорданией и Израилем служит река Иордан. Здесь арабские солдаты перешли реку, застрелили молодого тракториста, работавшего на пашне, оттащили его тело к Иордану и бросили в воду.

Во всех трех описанных выше случаях арабы, вне сомнения, знали, что имеют дело с мирными гражданами, занятыми своим повседневным трудом, как сознавали нападавшие и то, что действовали на израильской территории.

25 сентября 1956 г.

Сегодня, примерно в 08.30 я встречал Бен-Гуриона на военном аэродроме в Рамле, куда он прилетел на «Пайпер-Кабе» из Сде-Бокер[17]. Хотя Бен-Гурион отнюдь не молод, — в этом году ему исполнится шестьдесят восемь лет, — он каждую пятницу неизменно отправляется на машине по ухабистой дороге из Иерусалима или Тель-Авива в свое скромное крестьянское жилище в кибуце Сде-Бокер, что в пустыне Негев. В воскресенье утром он едет обратно на «Пайпере», а условия полета на этой машине комфортабельными не назовешь. Для Бен-Гуриона его поселение в Негеве есть высочайшее воплощение идеи возрождения Израиля, граждане которого — иммигранты и те, кто родился на этой земле, — отринув комфорт городских жилищ, превращают пустыню в пригодное для жизни человека место. Антитезой этому является в глазах премьера Тель-Авив. Когда мы шли по его заполненным людьми улицам, я сам слышал, как Бен-Гурион недовольно пробормотал: «Ниневия!»

На аэродром прибыл также и Шимон Перес (генеральный директор Министерства обороны). Втроем мы на машине поехали в Иерусалим. Я предложил Бен-Гуриону избрать в качестве мишени для карательной акции один из четырех объектов: Дахарию в горах поблизости от Хеврона, Дженин в Самарии, Хусан или Цуриф; два последних в горах у Иерусалима. Во всех четырех точках дислоцировались части вооруженных сил Иордании. Удар по ним не мог причинить вреда гражданскому населению.

Бен-Гурион склонялся к тому, чтобы провести ограниченные акции в районе Иерусалима, как бы подчеркнув этим связь между операцией и регионом, из которого нападали арабские террористы.

Затем мы обсудили результаты визита Переса во Францию, откуда он только что вернулся. Похоже, Кристиан Пино, министр иностранных дел Франции, уехал со второй Лондонской конференции (21 сентября) очень и очень расстроенным. Созвать это учредительное собрание, которое должно было стать конференцией пользователей Суэцкого канала, предложил госсекретарь США Джон Фостер Даллес. Однако Пино понял, что на самом деле американцы стремились к тому, чтобы спустить на тормозах проблему, возникшую из-за национализации Суэцкого канала. Пино считал, что британцы не начнут военной операции против Насера, несмотря на стремление премьера Энтони Идена сделать это, поскольку его намерения встречали противодействие даже со стороны представителей правящей партии. С другой стороны, в Министерстве обороны Франции крепнет убежденность в необходимости предпринять военную акцию против Египта и в том, что французы должны начать ее, даже если им придется действовать в одиночку. В этом случае, как считали военные Франции, Британия в конце концов подключится к кампании. Вмешательства США французы не ожидают, что же до Советского Союза, то его реакцию предугадать нельзя.

26 сентября 1956 г.

Прошлой ночью мы осуществили карательную операцию против гарнизона Арабского легиона крепости Тегарта в Хусане. (Название «крепости Тегарта» получили хорошо укрепленные полицейские форпосты, возведенные в ключевых точках на территории Палестины администрацией британского мандата в конце тридцатых годов по рекомендации сэра Чарлза Тегарта, советника по вопросам безопасности.) В ходе подобных акций я предпочитаю находиться на передовом командном пункте атакующего подразделения. В конце концов война, пусть даже маленькая боевая операция, главная работа армии. Не знаю уж, нравится ли командирам видеть меня рядом, но, когда подворачивается возможность, я стараюсь находиться на передовой и наблюдать за боем, а если надо, и вмешиваться в руководство. Считаю, что это лучше, чем, читая о случившемся в рапорте на следующее утро, демонстрировать задним числом собственную мудрость, указывая, как и кому нужно было поступить.

Тыловой штаб этой части находился в поселении Мевуот-Бетар. Я оставил там машину и пешком направился на КП бригады, расположенный на холме в нескольких сотнях метров от позиций противника. Вернувшись в штаб незадолго до рассвета, я узнал, что некоторые из остававшихся там наших людей получили ранения во время обстрела, которому подвергли селение минометчики Арабского легиона. Мой водитель, Ноам, тоже был ранен, но не серьезно, и не утратил чувства юмора. Как сказал Ноам, он поплатился за то, что не послушался меня, хотя я говорил ему, что в бою лучше не находиться в помещении, крыша которого может помешать твоей звезде защитить тебя. Что же ей делать, ведь она же тебя не видит…

Задача была выполнена — наши солдаты захватили вражеские позиции и сравняли с землей укрепления форта. Однако нам пришлось заплатить дорогую цену: десять погибших и шестнадцать раненых. Противник, насколько известно на данный момент, потерял тридцать девять человек убитыми и двенадцать ранеными. Командование легиона попыталось послать на помощь своим подкрепления, но наши люди устроили на пути противника засаду и не позволили отряду противника соединиться с гарнизоном.

Наибольшие потери мы понесли во время штурма укрепленных позиций неприятеля на склоне холма, где легионеры держались стойко, возможно, потому что им было некуда отступать. Еще одним препятствием, остановившим продвижение бронетехники, стал глубокий противотанковый ров. Пришлось снимать с другого участка роту, чтобы силами ее личного состава завалить ров камнями и землей.

Главная трудность подобных рейдов заключается в нехватке времени. За несколько часов, действуя в кромешной тьме на скалистой местности, покрытой валунами и колючим кустарником, нашим бойцам приходилось захватывать укрепленные приграничные аванпосты, выдвигаться для атаки на полицейский форт, прокладывая по бездорожью путь груженой взрывчаткой технике, взрывать крепость и затем быстро возвращаться, чтобы успеть уйти до рассвета, унося с собой не только раненых, но и всех убитых. Во время таких операций наши командиры шли в атакующих шеренгах своих подразделений и после каждой битвы мы недосчитывались кого-нибудь из этих храбрецов. Во время последней такого рода акции в начале месяца, когда мы атаковали пост иорданской полиции в Рахаве (на шоссе Хеврон — Беершева), получил серьезнейшее ранение лучший из наших коммандос. Это был двадцатиоднолетний серен (капитан) Меир Хар-Цион, чьи качества бойца и беспримерная храбрость стали легендой в армии. Пуля попала капитану в горло. Жизнь Хар-Циону спас офицер-медик, который подполз к раненому под огнем и сделал трахеотомию с помощью перочинного ножа. Не знаю, найдется ли хоть один офицер-ветеран среди десантников, который не был бы ранен в подобных операциях[18].

Часть вернулась назад в Израиль перед самым рассветом. На пункте сбора их уже ждали санитарные машины, чтобы как можно быстрее доставить раненых в больницу. На одной половине столовой в Мевуот-Бетар вернувшихся с задания военнослужащих угощали чаем с бутербродами, а на другой — привыкшие вставать рано члены кибуца наскоро готовили завтрак перед тем, как выйти в поле.

Выслушав донесения офицеров о деталях сражения и установив благодаря этому, какие ошибки были допущены при планировании операции, я вернулся в главную ставку. Со мной вместе поехал офицер-десантник У., получивший легкое ранение и не пожелавший отправляться в госпиталь. Предрассветный ветерок и ухабы на дороге не давали шанса задремать, и мы разговорились. Среди прочего У. рассказал мне о двух молодых офицерах из своей части, которые свихнулись на почве спиритизма и всякий раз по ночам, когда не велись боевые действия, «разговаривали» с павшими товарищами. Когда У. назвал мне имена офицеров, я не поверил своим ушам, поскольку считал их самыми умными и трезвомыслящими молодыми людьми в армии. Когда я сказал об этом У., он, к моему удивлению, очень помрачнел и ответил, что после двух лет рейдов никакой ум и никакая способность трезво мыслить не поможет солдату, если он того хочет, видеть рядом с собой погибших друзей, поскольку в такой обстановке грань между жизнью и смертью становится трудноразличимой.