Путешествие в страну летописей - Натан Натанов

В этом сборнике имени Сильвестра не встречается.

Если б какой-нибудь печерский монах сделался михайловским игуменом, а затем и переяславским епископом, его биография непременно попала бы в патерик.

Значит, Сильвестр не из печерских монахов.

Значит, печерский черноризец — не Сильвестр.

И Карамзин составляет о двух «претендентах» мнение, вполне определенное, то есть ответ четвертый: многие считают, что Сильвестр был нашим первым летописцем, потому что сей игумен заявил, что «написал книги сии». Но слово «написал» тут значит «списал». Иначе говоря, Сильвестр — простой переписчик и как таковой может быть удостоен внесения в примечание номер 213 ко II тому «Истории государства Российского»…

Где-то в глубине сознания мелькает мысль: как-то странно, что игумен большого столичного монастыря, то есть персона важная, был простым переписчиком… Но Карамзин не собирается углубляться дальше в эти дебри…

Поместив Сильвестра в примечание, он хочет погасить свечу и прервать работу до' утра.

Потом задумывается и, счастливо посмеиваясь, пишет: «Множество сделанных мною примечаний и выписок устрашает меня самого. Счастливы древние: они не ведали сего мелочного труда, в коем теряется половина времени, скучает ум, вянет воображение: тягостная жертва, приносимая достоверности, однако ж необходимая!..»

Глава 3. Черноризец

В жизни ученого и писателя главные биографические факты — книги, важнейшие события — мысли.

Хлебников был большой любитель древних рукописей. Когда он умер, дали знать Карамзину.

«В 1809 году, осматривая древние рукописи Петра Кирилловича Хлебникова, — записал историк, — нашел я два сокровища в одной книге: летопись Киевскую, известную единственно Татищеву, и Волынскую, прежде никому не известную».

Старинная лощеная бумага и характерный почерк говорили о том, что Хлебниковская летописная книга — отнюдь не старейшая: XVI век.

Текст ее почти буквально совпадал с текстом Ипатьевской летописи. Заглавие, например, отличалось только одним словом:

ИПАТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

Се повести временных лет черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть.

ХЛЕБНИКОВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

Се повести временных лет Нестора, черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть.

В сотнях списков повторяется: «черноризца Федосьева монастыря Печерского…», «черноризца…», «черноризца…» И только в одном имя: Нестор.

Может быть, имя случайное, ошибочно попавшее в летопись XVI века?.. Целое семейство летописей, подобных Лаврентьевской, называет автором Сильвестра. Ипатьевская и ее «последователи» — воздерживаются. И только одна Хлебниковская объявляет первым летописцем какого-то Нестора.

Где доказательства в пользу этого Нестора?

Однако это имя Карамзину не ново. Он привычно открывает толстую книгу в крепком желтом переплете — «Историю Российскую» Василия Никитича Татищева.

Снова Татищев

Татищев изумлялся: просвещенный киевский митрополит Петр Могила не ведал, кто был зачинателем летописи. «Разве потому, рассудил историк, — что имя Несторово в надписании или заглавии летописи не было положено».

Значит, Василий Никитич Татищев считал, что первый летописец — Нестор, хотя в летописных заглавиях это имя обычно не встречается.

Отчего же Татищев судил столь уверенно?

В 1721 году он ехал из уральских горных заводов в Сибирь, по дороге, как обычно, не упуская случая побеседовать с интересными людьми всякого рода и звания. Узнав, что большой начальник интересуется летописями, один раскольник показал ему «список на пергамене весьма древнего издания».

В первой строке стояло: «Повесть временных лет Нестора черноризца…»

Летопись эта, к несчастью, затерялась при неясных обстоятельствах.

Через несколько лет Татищев был гостем у Дмитрия Михайловича Голицына, богатейшего аристократа и влиятельного государственного человека. Тот показывал приобретенные манускрипты, и среди них Татищев отыскал летопись, где опять же «имя Нестора объявлено и в заглавии положено».

Но, видно, над рукописями с этим именем тяготеет злой рок.

Голицына арестовывают по приказу всесильного Бирона.

«У сего весьма любопытного министра, — вспоминал о Голицыне Татищев, — многое число таких древних книг собрано было, из которых при описке[6] растащено; да и после описки многих не нашел и увидел, что лучшие герцог Курляндский[7] и другие расхитили».

Татищев видел имя Нестора в нескольких летописях, потом пропавших. Татищеву следует, конечно, верить.

А как же Сильвестр?

Он тоже Татищеву встречался.

Историк решает вопрос довольно просто.

В одной из летописей под 1093 годом он находит запись, кончавшуюся словом «аминь». Значит, на этом месте и остановился Нестор, черноризец Печерский, заключает Татищев, а дальше с 1093 по 1116 год уж писал игумен Сильвестр.

Но Татищев неправ. Ведь тогда получается, что про «огненный столп», взметнувшийся 11 февраля 1110 года над Печерским монастырем, тоже писал Сильвестр?

Кто еще за Нестора?

О Несторе кое-кто знал и до Татищева. Знали по преданиям или по каким-то книгам, позже пропавшим. В 1672 году Феодосий Сафонович, игумен Михайловского монастыря в Киеве, начал свой труд такими словами: «Хроника летописцев стародавних от святого Нестора Печерского и иных, также с хроник польских о Руси, отколь Русь началася, и о первых князьях русских…»

В этой записи Сильвестр, игумен того же Михайловского монастыря, вовсе не упомянут. Разве что он подразумевается среди «иных». Нестора же православная церковь даже приобщила к лику святых. В библиотеке Печерской лавры сохранилось описание портрета «преподобного Нестора-летописца», относящееся к началу XVIII века. «Нестор-летописец подобием сед, брада не раздвоилась, на плечах клобук, в правой руке перо, а в левой — книга и четки, ризы преподобнические».

Карамзин пытался разыскать этот портрет, но безуспешно.

Предания соединяют имя Нестора с летописью… Но ведь предания эти поздние: XVI, XVII и XVIII века.

Может быть, некоторые летописи вроде Хлебниковской, куда неведомым путем попало имя Нестора, и породили эти предания?

Ведь и Сильвестра один из летописцев XV века называл «великим Сильвестром, который все временнобытства показует».

Но Карамзин объявляет, что именно Нестор — это бессмертный автор «Повести временных лет» и отец русской истории. Примерно так же о Несторе писали и говорили Татищев, Шлецер и другие историки. Предание — за Нестора, и Карамзин-поэт внемлет гласу предания. Но Карамзин-историк несколько обеспокоен.

Если слепо верить преданию или утверждению самого автора, тогда…

Карамзин отлично знает, что библейскую «Песню песней» царя Соломона написал не царь Соломон, а какой-то неизвестный гениальный древнееврейский поэт, приписавший свой труд царю.

Карамзин знает, сколь зыбко и недоказанно, что именно слепец Гомер — автор «Илиады» и «Одиссеи». Он отлично помнит, какие восторги вызвали недавно появившиеся сочинения «Оссиана, шотландского барда третьего века» и как после доказали, что все нашумевшие песни древнего поэта сочинил ловкий стихоплет Джон Макферсон, отнюдь не в III, а в XVIII столетии…

Карамзин беспокоится и делает выписки из Киево-Печерского патерика, чтобы «подкрепить» Нестора новыми доказательствами, а свою «Историю» — новыми примечаниями.

Вот глава — «Слово о Никите-затворнике».

Монах Никита девять лет сидит в затворе, но все же бес обманывает, явившись в виде ангела, и чуть не похищает его душу. Монах падает в обморок, а собратья спешат к нему «изгонять нечистую силу».

До сих пор — обычный средневековый сюжет: бесы и ангелы, ведущие борьбу за праведные души. Но дальше следует перечень тех, кто кинулся помогать Никите-затворнику: «Ни-кон-игумен, Иван, который стал после него игуменом, Никола, который был после епископом Тьмутаракани, Феоктист, который был епископом Чернигова, и Нестор, который написал летопись». Так и сказано: «…который написал летопись».

Важнейшее свидетельство!..

Действительно, в конце XI века игуменом Печерского монастыря был Никон, а после него — Иван; действительно, монах Никола «был после епископом Тьмутаракани», а Феоктист — епископом черниговским. Теперь можно верить, что и Нестор, «который написал летопись», действительно существовал: печерские монахи, составители патерика, его не забыли.