Ва-банк для Синей бороды, или Мертвый шар - Антон Чиж

На него уставились удивленные светло-карие глаза:

– Я что, горничная, что ли, за всеми убирать?

И гордый лакей выпустил облако дыма.

Вдохнув напоследок аромат дешевых папиросок, Родион вернулся в большую гостиную. Там уже поджидал Бородин. Судя по невинно-неприступному виду, дело с конем закончилось вполне успешно. Настолько, что фиакр виднелся на прежнем месте. Нил Нилыч блестяще улыбнулся:

– Ну как, уже нашли разгадку?

– Мне посоветовали не вмешиваться в ваши семейные дела.

– Ай, ну, конечно, няня! – Нил отмахнулся, словно от осы. – Вечно в каких-то страхах и сомнениях пребывает. Не слушайте ее. Я здесь хозяин.

Не рискнув сомневаться в этом вслух, Ванзаров сказал:

– Надо допросить еще одного свидетеля.

– Это кого же? – удивился Бородин. – В доме больше никого нет.

Чиновники полиции, имеющие счастье служить в 4‑м участке Казанской части, были завалены делами сверх всякой меры. Так были заняты, что им в рот кусок не лез. Конечно, куда там лезть после трех чайников чая, выпитых с утра. А еще рты коллежского регистратора Матько и губернского секретаря Редера были заняты наиважнейшей проблемой, а именно – обсуждением домашних способов заготовления варенья. Матько, господин с большой плешью и маленькой мордочкой, настаивал, что сахара полагается сыпать одну часть к двум частям ягод. Его же сухощавый коллега бился до последнего за самый правильный рецепт: часть на часть.

Борцы за сладкое счастье так и провели бы присутственное время в приятном поединке, если бы колокольчик не звякнул и перед загородкой из дубовых перил, защищавшей посетителей от полиции, не возникла бы высокая тощая фигура в тирольской шляпке и добротном костюме в шотландскую клетку. Вид посетительницы внушал желание схватить ружье и отстреливаться до последнего или, на худой конец, заявив, что приемный день окончен, сбежать подальше. Назвать барышню страшной язык не повернулся бы. Она была восхитительно страшна. Особенно редкая деталь на лице. Но об этом после.

Не высказав и доли почтительности, потребовала пристава, отчетливо коверкая слова акцентом. Матько и Редер были так поражены зрелищем чужестранки, что не нашли сил помучить посетительницу вопросами из разряда «по какому делу», а сразу дали знать подполковнику.

Желудь принял гостью, уже зная, что его ожидает. Но как только дама представилась официально, не поверил в такое несчастье. Оказалось, дама вовсе не частное лицо, а очень даже официальное. Направлена в Петербург по столь важному поручению, что имеет ходатайство из высших сфер. Желудь немедленно потребовал бумагу. Прочитав гербовое послание, Савелий Игнатьевич понял: доброжелательные коллеги опять состряпали гадость.

А дело было вот в чем. Как известно, министерства разных стран обожают дружить. Для чего направляют лучших специалистов для обмена опытом. Что и случилось. Получив шар из канцелярии Министерства внутренних дел, чиновники Врачебно-санитарного комитета ударили им в Департамент полиции. Департамент полиции загнал шар в городскую управу, городская управа дала штос одному из полицеймейстеров, а тот метким ударом отправил шар в 4‑й участок Казанской части. Приставу деваться было некуда, свободных лунок не осталось. Но оставалась последняя надежда.

– Официальное прошение имеется? – вежливо спросил он.

Барышня выложила бумагу.

– Позвольте ходатайство Министерства иностранных дел…

И это ему предоставили.

– Мне, право, неловко, но нельзя без ходатайства Министерства внутренних дел…

И оно, к несчастью, имелось.

– Хотелось бы взглянуть на рекомендательное письмо от вашего начальства…

Что за напасть! И это имелось. Сразу видно: мерзавка уже походила по кругам российского бюрократического ада.

– Великолепно… – совсем пал духом Желудь. – А паспорт с отметкой о пересечении границы и регистрации в паспортном столе Петербурга?

Из сумочки явился последний убийственный аргумент. Пристав сдался. Развернув гостеприимство по полной, сообщил, что сердечно рад такому визиту и всей душой хотел бы помочь, да вот беда: чиновников совсем нет, столько дел, столько дел. Впрочем…

Тут Желудю пришла светлая мысль, что следовало отметить в календаре как редкий праздник. А ведь имеется в его команде некий чиновник, как раз удобнее не придумаешь. И дерзок, и своенравен, и прыток, и выскочка, и правил неписаных не признает, и что хуже всего – умен, собака, и везуч: умеет ловить настоящих убийц. Того и глядишь, обскачет Самого. Вот кому можно доставить удовольствие.

Савелий Игнатьевич приободрился и метким ударом от двух бортов загнал шар в последнюю лузу.

Нил Нилыч терпеливо выжидал. Но чиновник полиции обладал прямо-таки железным терпением. А еще взглядом этаким многозначительным.

– Уж не меня ли имеете в виду?

Родион благодарно хмыкнул.

– Ну, знаете!.. Позвольте, может быть, еще и подозреваете?

– Для этого нет веских причин, ни одного факта или мотива. Но логика такого не исключает.

– Ну, спасибо… – Красавец-бильярдист надул губки. – Вот, значит, как…

– Не обижайтесь, Нил Нилыч, – сказал Ванзаров, присаживаясь на уголок бильярдного стола и тут же подскакивая, осознав, какое святотатство совершил. – Я же не сказал, что глаз вырвали вы и себе же подбросили.

– Спасибо и на том.

– Давайте зададим простые вопросы и найдем простые ответы.

Бородин был не против, наконец сообразив, что невежливо держать гостя на ногах.

– Начнем с того, что допустим: появление глаза не шутка, не случайность и не розыгрыш, – сказал Родион, утопая внутри мягкого кресла.

– Допустим это, – согласился утонувший напротив Нил.

– Тогда надо признать: это знак, вернее, предупреждение. Возражения?

– Их нет. Срезали как надо.

– Тогда неизбежный вопрос: от чего предостерегают?

– Верите: понятия не имею.

– Верить не буду. Попробуем найти аналогию. Например, в тюрьмах оторванный глаз собаки или кошки коллеги присылают болтливым арестантам, как бы предупреждая: мы все знаем, тебя ждет месть. В тюрьмах бывали?

– Бог миловал, – нервно усмехнулся Бородин.

– Ну, не зарекайтесь… Если у вас нет знакомств или дел с уголовным миром, остается ваша обыденная жизнь. И тут мне в голову приходит одна цитата…

– Я сам об этом подумал, – опередил Нил. – «И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его…»[4] В лузе?

– Кроме бильярда какие соблазны или грехи можете предложить? Быть откровенным в ваших же интересах. Иначе вряд ли смогу вам помочь. Так что не стесняйтесь. Как на исповеди или врачебном приеме.

Невзначай глянув на двери, которые Родиону были недоступны, Нил Нилыч переместил тело в положение более приемлемое для интимного разговора.

– Только между нами…

– Можете не сомневаться.

– Женский пол…

– Что-что?

– Пожалуйста, потише… Характер у меня не знаю в кого пошел. Папенька, между прочим, был самых строгих на это дело взглядов. А я просто не могу ничего с собой поделать. Все время тянет. Вот уже скоро полвека, а сил столько, что остановиться не могу. Надеюсь, вы человек широких взглядов на отношения полов?

– Конечно, широких, с косую сажень, не меньше, – спокойно ответил Родион. На самом деле было в этих взглядах не так уж и широко, прямо скажем – узковато, но признаваться в такой момент ни к чему.

– Тогда меня понимаете… Больше грехов нет.

– Остается вспомнить, кого из почтенных мужей осчастливили рогами.

Нил Нилыч совсем смутился, покряхтел и перешел на шепот:

– Вспоминать нечего… Предпочитаю только женщин, как бы сказать…

– Проституток? – подсказал Ванзаров.

– Вот именно. С ними честно и просто. Плачу и получаю что надо. И потом, не надо расплачиваться нервами. Дешевле выходит, чем с порядочными барышнями, поверьте мне. Да и пошалить всегда можно, заняться разными забавами. И бояться не надо чего-нибудь сболтнуть сгоряча. А то ведь некоторые тонкие натуры от слова «член» в обморок падают.

– Потому и не женились?

– Ну что вы! Одно к другому не имеет решительно никакого отношения… Желания мои были искренни, и матушке избранницы нравились, но в последний момент что-то такое происходило, что и объяснить нельзя… Прямо недуг Подколесина. Не могу, и все! Да и как подумаю, что надо оставить эту милую и славную жизнь с матушкой и нянечкой, что появится здесь еще женщина, да как они поладят, да как я привыкну… В общем, давал деру. Формального предложения не делал. Чистый туш.

– Сделали очередную попытку?

– В этот раз все будет по-другому, – убежденно сказал Нил. – Тут у меня чувства сильные, такие, что готов все свои страстишки урезонить. Так-то вот.