Неамериканский миссионер - Андрей Кураев

Это же сколько нужно будет иметь трезвости, терпимости и духовной жажды такому человеку, чтобы не отождествить этот «из-церковный» голос с голосом Церкви и свое законное возмущение не перенести на всю Церковь!

Все статьи и брошюрки с руганью в адрес рока построены на пересказе статьи одного канадского католического священника, Жан-Поля Режимбаля. И речь в ней шла о западном роке. Очень странно, что русские критики рока не подвергают анализу именно русский рок, который все-таки немного другой.

Рок – это культура протеста и гнева [LXX]. На Западе этот протест обретал и антихристианские формы, потому что общество там формально христианское.

Советское же общество само было антихристианским, и поэтому русский рок, встав на путь протеста, вышел на поиски души и Смысла. Его протест был бунтом против серости атеизма и бездушия [345], а потому оказался способен к обретению веры. Официальная эстрада в советские времена запрещала человеку говорить о своей боли, об одиночестве. Там все время надо было быть таким официально-оптимистичным, «всегда готовым». И только рок-музыканты да барды говорили о том, что человеку бывает больно и невыносимо идти в строю, шагать в ногу. И вот этот опыт «выпадения из гнезда» был очень созвучен и тем людям, которые тогда ломали свои судьбы ради того, чтобы пробиться в Церковь.

Я плохо представляю себе западный рок, я не знаю, есть ли там люди типа Юрия Шевчука, но после знакомства с его песнями и с ним самим я затрудняюсь говорить размашисто о роке как таковом. Вот, между прочим, русский рок-протест: в 2002 году группы «Торба-на-Круче» и «Текиладжаззз» записали песню «Номера»:

Рано нам покинуть дом

Раны на телах огнем

Горят горят горят горят горят

Во всех отсеках

Во всех отсеках говорят

Абоненты операторы

Резиденты провокаторы

Звонят звонят звонят

И микрочипы

Расскажут где мы

Чьи мы

Рано не рано

Нам дают номера

Нас ведут в номера

В нас введут номера

Рады не рады

Мы гады не гады

Но мы номера номера

Номера

Каждый шаг сечет радар

В недрах шахт

И там где вода

Смоет поцелуи

С наших раскаленных тел

Смоет с наших душ мел

Рано не рано

Нам дают номера

Нас ведут в номера

В нас введут номера

Рады не рады

Мы гады не гады

Но мы номера номера

Номера

Рано нам покинуть дом

Раны на телах огнем

Горят горят горят горят горят

Пущенные по миру номера без номера

Номера

На языке, которым они владеют, ребята попробовали выразить ту же боль, что уже несколько лет как поселилась в церковной среде: принудительное помечивание людей номерами – ИНН…

– Процитирую Вашу же статью: «Надо встать на защиту культуры, над ней издеваются “новаторы”…». Рокеры – не «новаторы»?

– Люди типа Шевчука – это, скорее, постмодернисты. Это бунт против бунта. А «минус» на «минус» дает «плюс». Рок – это культура протеста, и вопрос в том, против чего этот протест. Вновь скажу: на Западе рок-музыка была направлена против идеологии отцов – может быть, лицемерного, но все же христианского уклада жизни.

– Откуда уверенность, что против христианской стороны этого уклада, а не еретической? Ведь молодежь особенно остро чувствует лицемерие.

– Не думаю, что они различали такие вещи.

– Может, на подсознательном уровне?

– Туда я не лазил, не знаю. В России рок тоже рождался как альтернатива господствовавшей идеологии, образу жизни, но эти идеология и образ жизни были атеистическими. А теперь – стали вопиюще потребительскими. Даже когда рок-музыкант не о Христе поет, а про сегодняшнюю Россию, про бессмысленность жизни в современном обществе – это лучше, чем считать: «Жить, товарищи, становится лучше, веселей» – и составлять график роста благосостояния своей семьи от полугодия к полугодию, как учила реклама «МММ».

– Вы однажды сказали, что есть Православие, а есть мифы о Православии. И что Ваша задача – такие мифы разрушать. Это относится к тезису «рок – сатанизм и язычество»?

– Не могу сказать, что ставлю перед собой задачу борьбы с этим мифом. Я не собираюсь навязывать Церкви дискуссию по данному вопросу. Но давайте представим ситуацию. Человек частичкой души желает прийти в Церковь, а частичкой той же самой своей души любит русский интеллектуальный рок. А ему говорят: «Или – или. Твоя молитва и твое Причастие вместе с нами – но тогда выброси все диски, которые у тебя есть, и пусть рок-музыка никогда не касается твоих ушей» [LXXI]. Мне кажется, те, кто ставит парнишку перед таким тяжелым выбором, не правы. Уместнее было бы сказать: «Пойдем с нами. А там ты сам увидишь, что подкрепляет тебя в пути, а что тормозит».

– Это понятно. Вы давно славитесь убеждением, что в общении пастырей с молодежью вторичными должны быть запреты. Но тем не менее. Вот Вы пишете: «Мы живем в языческой стране, и правила жизни Церкви в ней отличаются от правил в стране христианской». Ну а в христианской-то стране Вы призывали бы не слушать рок?

– А какой была бы рок-музыка в христианской стране? Говорю же, рок – это протест. И в православном обществе рок-протест будет направлен против Православия.

– Значит, песни Шевчука и Кинчева – это протест против язычества?

– Потребительства. Материализма. Банального примитивизма. Бестрагического понимания жизни. Беспросветный оптимизм – вот их главный враг, я думаю. Разумеется, моя оценка не должна быть глобальной. Я не могу сказать, что русский рок – весь из себя такой хороший, белый и пушистый. Это не так, он очень пестрый. Я вижу по интернетовским дискуссиям: люди нередко цитируют весьма и весьма антихристианские цитаты из каких-то рок-групп. Но если кто-то из писателей – сатанист, из этого было бы поспешно делать вывод, будто у Церкви конфликт с Союзом писателей. Рок – это просто средство, форма объяснения человека с человеком о том, что наболело.

– Если на концерте, про который мы говорили в начале беседы, ребята будут не столько вдумываться в интеллектуальные тексты, сколько «колбаситься»…

– То мне это будет непонятно. И неприятно. Как ни странно, моя задача в этом случае будет в том, чтобы помочь рокерам стать еще большими рокерами, то есть призвать их более серьезно отнестись к тому миру, который им нравится, пригласить их вдуматься в слова, в смысл песен, а не просто бездумно вибрировать.

– А не язычество ли «колбаситься»? Кайфовать от ритмов, энергетики, «драйва»?

– В этом смысле – да, рок имеет что-то от оргии. Когда человек какими-то путями – начиная от наркотиков или водки и кончая гипнозами, медитациями и даже вот этими фанатениями на футбольном матче, на дискотеке, на рок-концерте – отдает себя во власть тех стихий, которые он сам не контролирует, сливается со звуком, с массой, с освещением, с экстазом, когда он погружается в транс – это опасно с духовной точки зрения. Так что мое отношение к хард-року неоднозначно. Отношение не испуганного дистанцирования.

– Хорошо. А должен ли рок-музыкант, правильно идущий к Богу, рано или поздно оставить свое занятие?

– Думаю, что однажды это неизбежно. Однажды у человека уходят молочные зубки, появляются другие. Однажды исчезает даже любовь к Достоевскому, со временем становится скучно читать книжки по богословию… Но если нечто скучно и ненужно старцу – это еще не значит, что это не нужно никому другому. С другой стороны, вопрос еще и в том, каково призвание этого человека, каков о нем замысел Божий. Понятно, что монашество – естественная вершина христианского пути. Но далеко не перед всеми Господь ставит задачу взойти на нее.

– А еще с какими-то рок-музыкантами, помимо Шевчука и Кинчева, Вы общались?

– Была однажды беседа с Александром Барыкиным, но там такие вещи не обсуждались, просто вечер провели вместе. Вообще, удивительный мир – мир человека. Даже в таком своем срезе, как мир рок-культуры. Сложность и непредсказуемость. Но иногда – очень радостная непредсказуемость. Недавно мне попалось на глаза интервью Гарика Сукачева, где он говорит, что исповедуется и читает мои книги. Вячеслав Бутусов на телевизионной пресс-конференции в казахстанском городе Петропавловске в декабре 2003 года призвал ребят прийти на мои лекции, которые имели место спустя неделю…

– Если «все не так уж плохо» – откуда он взялся, конфликт между роком и Церковью?

– Не было никогда конфликта между роком и Церковью. Это противостояние поколений. Социалистическое брюзжание, слегка адаптированное на церковный лад, вот и все. Общесоветское неприятие – оно здесь первично. А затем еще кто-то поспешил найти статью этого канадца, католического священника – Жан-Поля Режимбаля. Во всех православных брошюрах, в которых пишется нечто чуть-чуть содержательное о роке, все цитаты взяты из его работы. Это значит, что никто из здешних полемистов и в тему-то всерьез не погружался. Была изначальная предвзятость, уходящая своими корнями в советскую пропаганду жизни. А ведь когда-то рок-музыка и Церковь были по одну сторону… колючей проволоки. Вот дивная заметочка из «Известий» брежневской эпохи: «…Кажется, банальная вещь – модный крестик. За ним, однако, может последовать увлечение модной рок-музыкой, пропагандирующей, в частности, и идеи Церкви, потом чтение Библии, походы на богослужения из любопытства. Нельзя забывать, что в наш электронный век все изощреннее пути Церкви к душам юных. Потому-то, скажем, атеистический клуб “Истина”, действующий в Московском институте стали и сплавов, обращает на такой вроде бы “пустяк”, как крестик, внимание. Этот ныне популярный клуб играет не последнюю роль в формировании атеистического мировоззрения у студентов» [346]. Я думаю, что это к лучшему, что церковное дистанцирование от мира рока все же никогда не выливалось во что-то официальное.