Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений - Бенно Тешке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Историческая социология значительно обогатила поле теории МО. Однако она остается зажатой рамками неовеберианского плюрализма, который способен интерпретировать историческое развитие лишь в терминах внешнего взаимодействия независимо заданных сфер реальности. Ошибка неовеберианства состоит не в столько в том, что привилегия была отдана геополитической конкуренции как главному уровню детерминации, сколько в неспособности раскодировать геополитику в качестве социального отношения и выйти за пределы собственного традиционного плюрализма. Еще со времен проведенного Тедой Скочпол важного сравнительного исследования социальных революций стандартная критика марксизма стала выражаться в том, что он якобы не позволяет принять «относительную автономию государства» и положение в системе государств в качестве независимых факторов, которые учитывались бы в полном объяснении генезиса, хода и результатов социальных революций, а также общей природы долгосрочного исторического развития. В нашем исследовании мы попытались избежать этой двойной ошибки, которая заключается в том, что либо историческое развитие представляют как единую всемирно-историческую схему, либо сужают фокус рассмотрения до одного общества, абстрагируясь таким образом от международного контекста. Однако, не соглашаясь с веберианской моделью плюрализма детерминации, это исследование показало, как международные отношения внутренне связаны с политически выстроенными классовыми отношениями (режимами общественных отношений собственности) и как геополитическое давление влияет на ход социально-политического развития. Однако такое геополитическое давление – будь оно военным или «дипломатическим» – не было у нас реифицировано и не конкретизировалось в качестве сферы «международного», а было вписано во внутренние отношения и расшифровано в качестве социального праксиса, связанного с господствующими режимами общественных отношений собственности. И наоборот, исследование показало не только то, как международные отношения ограничивали, усиливали или отклоняли развитие революционных комплексов государства/ общества, но и то, как социальные революции влияли на природу международных отношений и изменяли их. Это привело к объяснению формирования и развития европейской многоакторной системы как результата классового конфликта. Однако выдвинутые тезисы несовместимы с веберианской позицией, которая подчеркивает взаимодействие независимых сфер реальности: напротив, они вытекают из диалектического понимания марксизма, центральными понятиями которого являются праксис, противоречие и тотальность. Хотя в марксисткой традиции роль международных отношений как фактора всемирно-исторического развития не была теоретизирована в должной мере, концептуальный аппарат Карла Маркса, если мне так позволят выразиться Скочпол, Манн и другие, оказывается более надежным средством их объяснения.
Действительно, я показал, что экономическое и политическое, внутринациональное и международное никогда не выстраиваются независимо друг от друга. Я утверждал, что ядром их взаимодействий являются общественные отношения собственности. Эти отношения – будь они феодальными, абсолютистскими или капиталистическими – не просто экономической феномен, они внутренне связаны с политической и военной властью, а также с различными конструкциями субъективности. И обратно, политическое и военное по своему существу связаны с собственным воспроизводством и расширением – и на внутринациональной арене, и в международном масштабе. Политически заданные отношения общественной собственности образуют противоречивую и многостороннюю динамическую тотальность.
Формирование, действие и трансформация международных отношений – все это на фундаментальном уровне управляется общественными отношениями собственности. Теория общественных отношений собственности показывает, как геополитические порядки отражают структуры власти, укорененные в отношениях между производителями и непроизводителями. Различия в геополитическом поведении и в системных трансформациях можно понять именно на этой основе. Нельзя построить адекватную теорию международных отношений, выводя внешнюю политику из предзаданных и уже сформированных политических сообществ, в обычном случае сводимых к единицам конфликта, погруженным в анархическую среду. Структурные принципы – анархия и иерархия – не способны объяснить то, как ведут себя политические акторы. Анархия остается неопределенной. Агрессивное геополитическое поведение может оказаться совместимым и с анархией, и с иерархией – как мы видели на примере Средневековья; кооперативное поведение может быть совместимым с анархией. Однако, чтобы понять все эти различия, международные отношения следует подвергнуть историзации и вписать их в социальный контекст.
Теория общественных отношений собственности не только объясняет геополитическое поведение, но и предлагает теоретическое описание формирования и трансформации геополитических порядков – сдвигов в структуре системы, если говорить в терминах современной теории МО. Однако она также показывает, что эти системные трансформации всегда связаны с глубокими социальными конфликтами, которые реорганизуют и отношения господства или эксплуатации, и отношения между внутренним и внешним, национальным и международным. Отношение между структурой и субъектом действия не является круговым отношением рекурсивного определения, в котором структура определяет действие, а действие, наоборот, подтверждает и укрепляет структуру. Нельзя также понять это отношение и как простую полярную оппозицию рационализма, стремящегося к причинно-следственным объяснениям, и рефлективизма, ищущего герменевтического понимания. Это противоречивый и динамический процесс, который также интерпретирует сам себя, приводя к качественным трансформациям. Абсолютно ясно, что эти трансформации не следуют какой-то схеме очередности, а являются в высшей степени неравномерным – в социальном, географическом и хронологическом отношениях – процессом. Они не стремятся достичь некоего трансцендентного телоса, но в ретроспективе они постижимы. История не только динамична, но и кумулятивна. Следы прошлого должны быть приспособлены к реорганизованному настоящему. Старое и новое сливаются непредсказуемым образом. Структура и субъект действия, необходимость и свобода сочетаются по-разному – и на внутреннем, и на международном уровне. Это мир, творимый нами, однако это творение не является ни суммой намеренных и осознанных действий, ни результатом десубъективированных механизмов, имеющих чисто структурную природу. Это процесс не структурации, а диалектического развития.
Теория международных отношений – это социальная наука. Как социальная наука, она не стоит в стороне от повседневного воспроизводства структур господства и эксплуатации. Однако доминирующая в теории МО парадигма, то есть неореализм – вместе со своим рационалистским двойником в виде неолиберализма, – в своих попытках объяснить международную политику остается привязанной к позитивистской концепции науки. Подведение международных действий под один общий закон, претендующий на объективность, – прием, способствующий как теоретическому обнищанию, так и интеллектуальному упадку. В политическом отношении он весьма опасен и слишком часто вступает в сговор с агрессивными политиками гегемонистского государства. В некоторых из своих вариантов он оказывается просто скандальным. Неореализм – это наука господства. Это технология государственной власти, захваченная инструментальной рациональностью. Его гротескные и грубоватые напевы звучат для
