Вторая попытка - Станислав Сергеев

— Вам не кажется, Вальтер, что вы увлеклись? — одернул начальника разведки кайзер, который, получив много новой и важной информации, уже порядком устал и, если можно так сказать, пресытился и хотел наедине ее обдумать.

— Виноват, ваше императорское величество, это только мои соображения.

— Я вас понял. Можете идти.

Когда полковник Николаи подошел к дверям, кайзер негромко сказал:

— Спасибо, полковник, за великолепную работу.

Начальник военной разведки Германии резко остановился, кивнул и щелкнул каблуками:

— Рад стараться, ваше императорское величество.

Дождавшись разрешающего кивка кайзера, полковник вышел из кабинета, осторожно, чтоб не хлопнуть, закрыл за собой дверь, оставив кайзера Германии Вильгельма II наедине с фотографиями и другими материалами по пришельцам из другого мира.

Пролетка остановилась возле высокого пятиэтажного дома, и из нее неторопливо вылез высокий представительный чиновник в цивильном платье в сопровождении плотного штабс-капитана с адъютантскими аксельбантами. Собравшаяся возле подъезда толпа зевак, которую сдерживал дюжий дворник, свидетельствовала о том, что здесь что-то произошло, но никто ничего не мог сказать кроме того, что повесился один из жильцов, какой-то киевский профессор Грушевский. Становой надзиратель, увидев, кто приехал, рванул с места в карьер к пролетке, подобострастно глядя на прибывших и всем видом выказывая усердие и уважение.

— Аристарх Петрович, заждались!

Чиновник, являющийся следователем киевского районного охранного отделения, недовольно поморщился. Его разыскал посыльный прямо в ресторане, где он со старым другом, служившим в Ставке Верховного Главнокомандующего и лично наблюдавшего прибытие пришельцев, обсуждали эту животрепещущую тему и особенно слова главы Новоросского экспедиционного корпуса генерала Оргулова, растиражированные газетами, — относительно войны и всякого рода революционных организаций, действующих на территории России. Все, кто хоть как-то мог анализировать ситуацию, понимали, что мир, откуда пришли новороссы, имеет большой опыт, и генерал Оргулов прекрасно знал, о чем говорил, и открыто предостерегал русских людей от большой крови. Вот именно в момент обсуждения столь животрепещущего вопроса — и для офицера русской армии, и для его друга детства, сыщика охранного отделения, — с личной просьбой околоточного надзирателя Серогозова прибыть на место преступления его и нашел посыльный. Друг, штабс-капитан Архангельский, уже изрядно приняв беленькой, тоже изъявил желание поприсутствовать на месте преступления, на что и получил немедленное согласие…

Поднявшись на третий этаж в сопровождении околоточного надзирателя, Аристарх Петрович Керн прошел сквозь небольшую группу соседей, столпившихся на лестничной клетке, и вошел в квартиру, охраняемую дюжим городовым, который сразу отдал честь и отступил, увидев перед собой таких важных господ.

— Ну, показывай, что тут у тебя случилось, — отдуваясь после плотного обеда и подъема по крутой лестнице, недовольно проговорил сыщик охранного отделения.

Околоточный надзиратель целенаправленно прошел в одну из комнат, где под потолком на веревке висел грузный бородатый человек с вывалившимся языком и посиневшим от асфиксии лицом. В помещении отчетливо мерзко пахло мочой, несмотря на широко открытые окна. Вошедшие поморщились от вони, а офицер достал надушенный платок с вышитой монограммой и приложил к носу. Керн недовольно повернулся к околоточному надзирателю.

— И чего вы меня вытянули на банальное самоубийство, любезный?

— Аристарх Петрович, человек интересный и проходит по вашему ведомству. И не всё так просто с этим самоубийством.

Керн с интересом всмотрелся в лицо повешенного. Ну точно, он его знал, и этот человек не раз попадал в поле зрения охранного отделения. Михаил Сергеевич Грушевский, ученый, известный своими реакционными взглядами на историю Малороссии. После переезда из Львова, где он преподавал в университете, в Киев, за ним был организован плотный надзор, с учетом непроверенных данных о работе этого человека на Австро-Венгерский генштаб. Список контактов в Киеве у этого человека был обширен, и в нем преобладали весьма интересные для охранного отделения люди. И вот такой конец. Странно. Насколько знал Керн, по Грушевскому в последнее время плотно работала вновь созданная военная контрразведка, накопала нечто компрометирующее, и арест профессора был не за горами, особенно с учетом ухудшающегося положения на фронтах. И только исходя из этого на смерть столь известного человека стоило обратить особое внимание.

По тому, как изменилось лицо сыщика из охранного отделения, околоточный надзиратель понял, что правильно угадал и вызвал нужного человека. Теперь на лице Керна вместо барской брезгливости застыло выражение крайней заинтересованности.

— Обыск проводили?

— Как же без вас, Аристарх Петрович! Мы ж понимаем-с.

— Молодец. Хвалю, и если что найдем интересное, о тебе не забуду.

— Буду рад!

Через полчаса интенсивных поисков наметанный взгляд сыщика обнаружил чуть выступающую дощечку в паркете, на которой были видны следы ножа или отвертки. Привыкший к обыскам в квартирах революционеров, Керн быстро вскрыл тайник, и на свет появились многочисленные письма, рукописи и даже несколько зашифрованных сообщений, ключи к которым были тут же. Это была поистине удачная находка.

Дрожа от нетерпения, сыщик быстро пролистывал содержимое тайника, всё больше и больше осознавая, что попало ему в руки. Такое бывает только один раз в жизни, и Аристарх Петрович Керн решил не упустить свой шанс подняться по карьерной лестнице.

Тут были рекомендации Австро-Венгерского генштаба по постепенной украинизации Малороссии с последующим подведением к антироссийскому восстанию. Рукописи, где подводилась теоретическая база различия малороссов и русских народностей с описанием многочисленных причин и примеров для взаимной вражды, были выполнены рукой покойного профессора Грушевского. Тут же лежали письма многих известных ему личностей, которые в той или иной мере попадали в поле зрения охранного отделения как ярые активисты украинизации и считались заядлыми русофобами. Особенно заинтересовали записки некоего Симона Петлюры из Москвы, в которых он описывал свое видение развала Российской империи и использования украинских реакционно настроенных радикалов в формировании вооруженных отрядов Свободной Украины с обязательным привлечением ресурсов Ватикана.