Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Хазин Михаил Леонидович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читатель. После такого предисловия руки так и тянутся к «Левиафану». Неужели там и в самом деле есть что-то полезное?!
Теоретик. Разумеется, иначе мы не тратили бы ваше и наше время на все эти подробности. Не всякие салонные разговоры аристократов публикуются в виде книг, столетиями определяющих административное устройство целых государств[499], а только те, которые ради этого и затевались. Ознакомимся наконец с тем посланием, с которым часть английской аристократии обратилась в XVII веке ко всем властным группировкам.
1649 год. Законный король Англии Карл I только что обезглавлен по обвинению в государственной измене. Англия объявлена республикой, но реальным правителем является главнокомандующий Оливер Кромвель. «Священное право королей» на абсолютную власть, веками объяснявшее законопослушным гражданам, кому им следует подчиняться, больше не работает: законный наследник престола пользуется даже меньшей популярностью, чем подконтрольный армии парламент[500]. Сотни тысяч людей убиты в гражданской войне, но ни одна из конкурирующих группировок не уничтожена полностью, и действующая власть держится только на штыках. Для возврата к нормальной жизни позарез нужен новый источник легитимности власти, который будет принят большинством властных группировок и позволит прекратить затянувшуюся войну.
Вопрос об источнике легитимности может показаться теоретическим и не имеющим отношения к реальной борьбе за власть; однако на деле эта легитимность такое же оружие, как кинжал и улыбка.
Практик. Помните «мандат Неба» и его действие на китайскую правящую элиту? В других странах «мандат Неба», как мы уже отмечали, называется по-другому, но без подобного символического выражения легитимности Власть не удержать!
Теоретик. Когда на Власть претендуют больше двух конкурирующих группировок, исход борьбы определяется тем, кто с кем и против кого заключит союз (пока Карл II опирался на англиканскую церковь, его власти ничто не угрожало; как только Яков II сделал англикан своими врагами, число его противников превысило критическую массу). Поскольку все группировки понимают, что лучше оказаться на стороне победителей, ключевым фактором, определяющим конфигурацию союзов, оказывается предсказуемость реакции отдельных группировок. Если группировка А знает, что группировка Б согласится на фигуру Х в качестве компромисса, а группировка В не согласится ни на какую, кроме собственной, расклад союзов становится очевиден. Так вот, легитимность и есть эта предсказуемость, предварительное знание о том, какое правление устроит большинство группировок. Если в обществе считается легитимным королевское правление, в качестве компромиссной фигуры нужен король; но если одна группировка считает легитимным парламент, другая — военачальника, третья — короля, то компромисс невозможен, и война всех против всех будет продолжаться вечно.
Изобретение, которое Гоббс довел до всеобщего сведения в 1651 году, состояло из двух положений. Первое после десяти лет гражданской войны не вызывало никаких вопросов:
Пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех [Гоббс, 1991, с. 95].
О том, насколько такая война скверное дело, Гоббсу не требовалось много писать; большинство англичанин к тому времени было согласно на любую власть, лишь бы она обеспечила хоть какой-то порядок. На любую — но на какую именно? Еще недавно считалось, что получивший власть по наследству, а заодно и от самого Бога король — очевидная для всех группировок компромиссная фигура и поддерживать его выгодно в политической борьбе. Но нынче земля Англии усеяна трупами роялистов, а значит, объединяться нужно вокруг кого-то другого. Но вокруг кого? Как заранее узнать, кого в конечном счете поддержит большинство (напомню, что под большинством мы подразумеваем «большинство властных группировок», а не «большинство избирателей»)?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Второе положение Гоббса дает на этот счет точный ответ:
Для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше, чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой [Гоббс, 1991, с. 132–133].
Чтобы узнать, кого поддержит большинство, нужно всего лишь отложить кинжалы и открыто об этом договориться — предложение, кажущееся банальностью нормальному человеку, но человека Власти (которая есть «путь обмана») поражающее своей новизной. Открыто договориться с противниками? Да еще соблюдать потом достигнутые договоренности?! Какого черта, другие же не будут так делать!
Неважно, что они будут делать, отвечает на это Гоббс. Если в момент заключения общественного договора группировки уже передали Левиафану «право управлять собой»[501], то тем самым они не только выделили Левиафану необходимые для такого управления ресурсы, но и придали Левиафану статус легитимного правителя. Все последующие попытки отдельных группировок вытащить фигу из кармана и отказаться от выполнения своих обязательств столкнутся уже не с возражениями отдельных группировок, а с властью Левиафана — согласованной с большинством группировок фигурой, которую этому большинству выгодно поддержать в любом конфликте[502].
Создание Левиафана позволяет прекратить войну властных группировок и перевести ее в относительно мирное русло (придворных интриг или парламентских дебатов, в зависимости от принятого государственного устройства). На смену «священному праву королей», предписывающему поддерживать любого самодура на троне (который может довести дело до гражданской войны), предлагается договорное право Левиафана, специально сконструированной государственной машины, главная задача которой — предотвращение открытого столкновения группировок.
Разумеется, Гоббс не был первооткрывателем идеи о договорном источнике верховной власти[503]; но образ Левиафана (помещенный на обложку книги), «смертного бога», созданного самими людьми для своего же блага[504], оказался отличным инструментом для пропаганды идеи общественного договора. Что делать, когда непонятно, вокруг кого объединяться? Собраться, договориться и сделать себе Левиафана!
Практик. Даже в относительно молодой российской элите после дефолта 1998 года, когда стало ясно, что дальнейшая грызня олигархов оставит всех у разбитого корыта, было принято решение призвать независимого арбитра[505]!
Теоретик. Изобретение Гоббса (конечно, не одного Гоббса, мы же помним, что он лишь высказал от своего имени идеи, сложившиеся у влиятельнейших людей того времени) сразу же было взято на вооружение. В 1653 году английский парламент выбрал Левиафаном Кромвеля, а в 1660-м — Карла II. Но в 1685 году власть Карла II унаследовал никем не выбранный Яков II и сразу же в полной мере проявил все недостатки наследственной монархии, начав продвигать своих единоверцев-католиков. Перед английской аристократией возникла новая проблема: что делать, если Левиафан вместо поддержания мира между группировками сам становится властной группировкой? Гоббс, не рассматривавший вопрос долгосрочной эволюции власти, для решения этой проблемы был бесполезен; требовалось новое изобретение, способное поставить Левиафана на место[506].