А другого глобуса у вас нет?.. - Михаил Вершовский

Просочилась, однако, история. Пофыркала мадам Хансон, конечно, запустила пару истерик – но все ж извинилась потом. Перед… авиакомпанией. Хотя на мой непросвещенный взгляд не только с авиаторами проблемы здесь возникали.

А то вот еще случай, ради которого завернем снова в старую добрую Европу. Задержали там в аэропорту столичного города Осло – в Норвегии, как самые образованные догадались – некую особу. И тут неважно, за что задержали. Суть истории в том, что раздевали особу эту и в аэропорту, и уже позднее обследовали голышом – так оно по бумагам полицейским выходило – в КПЗ. Где и сунули в женское отделение – на целых две недели.

И только по прошествии этих двух недель выяснилось, что особа, мирно сидевшая среди представительниц прекрасного пола, была… мужчиной. Но никакой это не был сложный медицинский случай, когда определить кто есть кто получалось бы нелегко. Нет, самый что ни на есть обычный мужик – арестованный, правда, в женском платье.

Но ведь и в аэропорту, и в КПЗ шмонали его уже в чем мать родила. Получился некоторый неприятный казус, после чего затеялось и обязательное полицейское расследование. А уже по результатам его инспектор столичной полиции Лейф Оле Топнес поведал прессе, что, к сожалению, «наша техника обыска и осмотра задержанных пока еще недостаточно развита». Красиво сказал так. Грустно – и красиво. Не в пример изящнее, чем, скажем, просто: «пардон, обгадились».

Так что – оставляя даже в стороне все амбразуры и пули свистящие – не сказать, чтобы сгорали на работе. Иногда, конечно, на эту тему шум затевается – но это когда совсем уж особый жалобщик попадется. Такой, как судья Строб.

Судействуя в своей родной Айове, поехал как-то Джозеф Строб в гости – в город Омаха, что в штате Небраска. Где у него в первый же день пребывания свиснули автомобиль. Ну, тут, во-первых, вор мог и не знать, что автомобиль этот судейский. А во-вторых, это ведь он у себя в Айове судья – а в штате Небраска визитер, и ни на копейку не более того. Но так ли, иначе ли – а машину угнали.

Дело было вечером – и тем же вечером отправился судья Строб с заявлением в полицию. Добрел уж как-то до участка и принялся в дверной звонок названивать, поскольку двери были закрыты наглухо. Звонил он так с минут пяток (и, как рассказал позднее газетам, видел за стеклом полицейских, которые неспешно прогуливались туда-сюда, на звонок никак не реагируя). Тогда судья Строб избрал другую тактику и решил позвонить в то же отделение из автомата, стоявшего тут же у здания.

Дежурный должным образом снял трубку, но дверь судье все равно открыли не раньше, чем через десять минут. Еще через десять минут появился полицейский, который не возражал принять у Джозефа Строба заявление насчет кражи его автомобиля. Не возражал – но временно исчез. Сменил его сержант, который тоже возражений, вроде, не имел, но исчез с той же пугающей закономерностью. И только когда к зданию подъехала одна из дежурных машин, вылезший из нее полицейский, выслушав Строба, усадил его за стол и записал все необходимые данные.

Ну, конечно, судья Строб раскипятился на весь белый свет. И то сказать, виданное ли дело судью – в Америке должность, как выразился бы великий стилист Ульянов, архипочетная – эдак-то мурыжить. Отчего, конечно, история эта в газетах прогремела, попав, соответственно, и на эти страницы.

Но это, как мы уже заметили, судья. А вот вам и случай с гражданами из попроще. В марте 1996 года некая Эми Хоу была сбита автомашиной в самой столице Соединенных Штатов. Сбита, слава Богу, не насмерть – но перелом ноги все-таки случился. Виновный водитель с места происшествия удрал, но свидетелей было море. И трое из них успели записать номер негодяйского автомобиля.

Тут, казалось бы, для полиции уже и тесто замесили, и сковородку разогрели. Только и осталось, что блинчик испечь. Ан дело как стояло, так и продолжало пребывать в таком вертикальном положении.

Тогда муж Эми Хоу сделал и следующий шаг. По номеру автомобиля он каким-то уж там образом выяснил фамилию и имя владельца, а равно его, владельца, домашний адрес и даже телефон. С каковыми данными и явился в полицию.

И только в сентябре – почти семь месяцев спустя после происшествия – полиция наконец раскачалась. Полицейский спикер, выступая перед прессой – а мистер Хоу поднял-таки некоторый шум, оказавшись из нетерпеливых – сказал, что теперь, когда полиция располагает необходимыми данными, она готова начать расследование.

Что ведь, как вы понимаете, тоже ни черта еще не значит. Здесь речь не о том даже, что расследовать этим столичным полицейским было практически нечего, поскольку пострадавшие и сам-то блинчик за них уже испекли. Речь о том, что ведь взявшись – неизвестно еще чего и нарасследуют.

Этот момент в их полицейской работе для окружающих – однозначно один из самых небезопасных. Что вам хотя бы и Кевин Экерман, студент Бостонского университета, мог бы поведать. В июне 1997 года арестовали его по обвинению в поджоге. После чего расследование на всю катушку и раскрутили.

В оправдание полиции – очень уж относительное и натянутое оправдание -то лишь сказать можно, что типом лица Кевин и впрямь злоумышленника-поджигателя (которого один свидетель вроде бы засек) несколько напоминал. И, хотя был он на ПЯТНАДЦАТЬ сантиметров выше того (что свидетель все-таки отметил), закрывать дело полиции было невтерпеж, отчего бедного Кевина и поволокли на скамью подсудимых.

А уже на судебном слушании выяснилось, что полиция никаких доказательств причастности Экермана к преступлению не собрала и собирать, похоже, не намеревалась. За исключением, конечно, упомянутого физиономического сходства. Никаких следов – ни бензина, ни золы там с пеплом – не было обнаружено ни на его одежде, ни на коже. Не имел он и никакого мотива поджигать что бы то ни было. И еще: ПЯТНАДЦАТЬ свидетелей показали, что в момент совершения преступления Кевин Экерман был с ними на развеселой студенческой вечеринке, никуда ни на минуту с нее не отлучаясь.

А это совсем уж на сладкое. Единственный свидетель, на показаниях которого все это дело полицией и было выстроено, сам сиживал не единожды. К тому же более чем раз-другой именно за дачу ложных показаний.

Конечно, какое уж тут обвинение может быть. Отпустили парня с Богом. Всего-то и отделался тем, что с июня до февраля на нарах отлежаться пришлось.

Расти Стриклэнду, жителю Рима (есть такой в штате Джорджия), полицейское расследование стоило чуть больше крови и нервов. В 1991 году полиция – по какому-то уж там сигналу – ворвалась в его дом, учинив обыск, в ходе которого были найдены десятки пластиковых мешочков с белым порошком. Арестованный Стриклэнд, что удивительно, не особо и нервничал, а всего лишь просил полицию сделать анализ содержимого найденных мешочков. А вот когда полиция положила на стол результаты анализа, согласно которым белый порошок был самым отборным кокаином – у Расти задрожали и руки, и ноги, и все остальное. Братцы, сказал он, да за что ж вы меня так-то под монастырь, какой кокаин?!

Так вот и продолжал орать, даже и на суде, где ему впаяли весомых двенадцать лет. Сидит себе Расти Стриклэнд – в не самой, понятно, для него симпатичной компании. Но и не просто сидит, а строчит слезные письма – начальнику полиции, судье, губернатору. Не с просьбой о помиловании, нет – с просьбой сделать ЕЩЕ РАЗ анализ проклятого порошка.

В общем, через полгода кто-то сверху приказал: черт с ним, порошком, просейте уж там его да засыпьте в положенную колбу, чтобы этому писателю раз и навсегда кислород перекрыть. После чего был сделан анализ.

Который показал, что белый порошок, стоивший Расти двенадцатилетнего срока есть не что иное, как… порошковое мыло. И что мешочки эти криминальные даже следов кокаина не содержали. После чего и получился наш Расти свободным человеком, всего-то год без какой-то малости в тюряге протрубив.

А с первым анализом дело было очень даже просто. Не было там никакого такого злого умысла. И судмедэксперт никаким таким личным врагом Расти Стриклэнду тоже не был. Просто шло у него дело к концу рабочего дня, когда порошок злополучный ему на анализ приперли. Спросил, конечно: на что тут подозрение имеется. Ему говорят: на кокаин. Что он, никаких колб не пачкая, в формуляр анализа и записал.

А уж дальше любой понимает: за подпись данную человек должен даже ценой жизни держаться. Тем более если эта жизнь – чужая. Так что эксперт свой анализ и на суде под присягой отстаивал. Ну, конечно, не вкатили ему, химику, двенадцати годов – как оно по справедливости полагалось бы. Уволили, правда – это уж на всю катушку. Но опять же не единственный же это Рим на планете. Уже химик тот где-нибудь еще химичит…

Вот и вышли мы с вами, как и обещано было, на экспертов – народ даже в полиции совершенно особый. Которому запросто одним росчерком пера – в результате минутной лени (а это у них, похоже, состояние перманентное) – невинного человека на десяток лет в зону сосватать, а то и на вышку определить. Хотя, конечно, случается и с точностью до наоборот – когда из-за той же лени преступник спокойненько продолжает по улицам ошиваться.