Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В XIV в. становление Московской земли прошло несколько этапов. Первый период может быть определен временем формирования основного ядра Московской земли, складыванием самого города-государства. За первую половину XIV в. Москву окружили города-пригороды (Коломна, Переславль, Можайск, Звенигород и др.), в результате административного освоения территорий увеличилось число волостей[238]. А. М. Сахаров справедливо писал о том, что «нельзя не отметить и общего подъема городской жизни в Московском княжестве, на фоне и в связи с которым проходило быстрое выдвижение Москвы» [Сахаров 1959: 84].
Завещание Ивана Калиты подвело итог образованию Московской земли, впервые очертило ее границы [ДДГ: 7–11 (№ 1)]. Его духовные грамоты установили «фундаментальные основы политической системы Московского княжества» [Алексеев 1987: 98] (см. также: [Данилова 1994: 204]). По-видимому, правление Калиты открыло возможность для нового процесса – сращивания Московской земли с территорий великого княжения Владимирского.
Следующий период политического и территориального становления Московской земли растянулся на длительное время. Москва присоединяла города, потерявшие свои связи с прежними политическими центрами, также ей было необходимо сломить независимость крупных городов-государств, выросших, подобно ей самой, в XIV в. А. А. Горский писал об этих изменениях: «Со второй половины столетия процесс консолидации северо-восточных русских земель с центром в Москве начинает брать верх и становится необратимым» [Горский 1996: 47].
Завещание Дмитрия Ивановича Донского [ДДГ: 33–37 (№ 12)] (см. также: [Алексеев 1987: 104–107]) стало следующим важным шагом после духовной Ивана Калиты. Оно показало, что определенные результаты на этом этапе усиления Москвы были уже достигнуты. В духовной грамоте 1389 г. отразилась не только большая забота о землях и имуществе, но и о судьбе великого княжения в Москве. Князь распорядился «своею отчиною, великим княжением», отдавая власть по наследству старшему сыну. В завещании также оговаривался переход владений великого князя в случае его смерти старшему в роде Даниловичей: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мои, ино тому сыну моему княж Васильев оудел…» [ДДГ: 33 (№ 12)]. Исследователи связывали это условие с разными обстоятельствами как внешнеполитического, так и внутриполитического характера[239]. Дискуссионными до сих пор остаются вопросы, вводил ли Дмитрий Донской своим завещанием новую систему наследования и какие цели он преследовал этим распоряжением [Александров и др. 1995: 83–84; Кучкин 2001: 166; Фетищев 2003: 48–51; Кинев 2002: 54–59; Веденеева 2004: 235–239].
Каждый наследник Дмитрия Донского был наделен комплексом владений, делящимся на три категории: Москва, Московские земли и «примыслы» [Фетищев 2003: 45–47]. В категории последних, отошедших младшим сыновьям Дмитрия Ивановича, впервые были названы «купли деда» Ивана Калиты: Галич, Углич, Белоозеро[240] [ДДГ: 34 (№ 12)]. Бесспорно, присоединение «купель» Калиты к Московской земле свидетельствовало об успехах собирания территорий Северо-Восточной Руси в единое государство. Но происходило это еще в очень осторожной форме, они не пополнили состав великокняжеских земель, а перешли под власть местных князей московской династии. Это, вероятно, базировалось на стремлении соблюсти их некую территориально-политическую независимость.
Н. Е. Веденеева отмечала скрытые политические цели, заложенные Дмитрием Ивановичем в своем последнем завещании: «Младших сыновей он наделяет уделами, расположенными в западной части княжества на границе с Литвой и Тверью. Имея такое грозное соседство, они должны были самым тщательным образом заботиться о безопасности границ своих уделов, а объективно границ всего Московского княжества. Кроме того, обладание далеким Белоозером, Галичем и Угличским княжеством создавало серьезные трудности и неудобства в управлении ими» [Веденеева 2005: 104]. Напротив, «отчинные» владения Василия I представляли «единый территориальный массив» [Веденеева 2005: 104].
Завещание Дмитрия Донского также подтвердило третное управление столицей: «А приказываю отчину свою Москву детем своим, князю Василью, князю Юрью, князю Андрею, князю Петру» [ДДГ: 33 (№ 12)]. Василию Дмитриевичу как великому князю изначально досталось больше власти над Москвой, «двою жеребьев половина» [ДДГ: 33 (№ 12)]. Несмотря на различные взгляды исследователей на функционирование и значение третной системы [Тихомиров 2003: 238; Семенченко 1981: 196–203; Аверьянов 2002: 19], со времени Дмитрия Донского можно говорить о преобладании власти старшего наследника над столицей. Н. Е. Веденеева писала: «Налицо стремление сосредоточить в руках “старейшего князя” значительные земельные владения княжества и доходы с них» [Веденеева 2005: 103].
В итоге завещания Дмитрия Донского, как делал вывод В. Д. Назаров, «сугубо формально правило равенства долей наследников соблюдено… К старшему сыну перешло Владимирское великое княжение, остальные получили по городу с уездом из числа «купель» Ивана Калиты. Ни по площади, ни по численности населения, ни по удобству расположения последние не могли сравниться с доставшимися Василию I владениями» [Назаров 2010: 403].
Время Дмитрия Донского со всей ясностью показало, что ко второй половине XIV в. в Северо-Восточной Руси «наиболее могущественным городом-государством становится Москва» [Кривошеев 2003: 399]. Лидерство земли было тесно связано с усилением княжеской власти, вылилось в открытое противоборство с выборными началами: в конце XIV в. в Московском городе-государстве была упразднена должность тысяцкого[241] [Фроянов 2001: 901]. Договор Дмитрия Донского с Владимиром Серпуховским 1389 г. установил служебные отношения последнего с великим князем [Хорошкевич 1980: 172] (см. также: [ДДГ: 31–32 (№ 11)]).
Постоянное усиление великокняжеской власти и расширение московских границ продолжилось и во время Василия I. К Москве были присоединены Мещера, Муром, Таруса, куплен ярлык на Нижегородскую землю. Но при Василии Дмитриевиче осложнились и внутрисемейные отношения Даниловичей.
В своей второй духовной грамоте Василий I оформил передачу великокняжеского стола сыну, что, по мнению современных исследователей, стало ломкой традиций и главным образом подготовило почву для междоусобной борьбы [ДДГ: 58 (№ 21); Кинев 2003: 162; Веденеева 2004: 237]. Возможно, данное условие завещания вызвало конфликт Василия I с младшим братом князем Константином Дмитриевичем, последний бежал в Новгород и был лишен удела[242]. Также А. Е. Пресняков полагал, что выступление Юрия Дмитриевича против племянника по смерти старшего брата «не было неожиданным: оно являлось только завершением тех притязаний и отношений, какие сложились ранее» [Пресняков 1998: 262].
О сложности хода объединительного процесса, нашедшего выражение в межкняжеских отношениях конца XIV – начала XV в., дает представление нумизматический материал. Есть основания предполагать, что Василий I откладывал образование уделов своих братьев, стеснял политические полномочия наиболее
