Трукрайм в кино. Преступления, которые легли в основу культовых фильмов - Гарольд Шехтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда появились Сэл и его соратники, группа соседских подростков сидела на скамейках и болтала без умолку. Среди них были шестнадцатилетние Энтони Кшесински и Роберт Янг, а также их восемнадцатилетний друг Эвальд Реймер, ни один из них не принадлежал ни к «Нордикам», ни к какой-либо другой банде.
Почувствовав неладное, Кшесински и его приятели направились к выходу, но им преградил путь один из «Вампиров», который объявил: «Ни один гринго не покинет парк». Сразу же началась драка. Социолог Эрик К. Шнайдер описывает:
«В ход пошли кулаки, ручки метел, солдатские ремни и бутылки, в живот одному мальчику вонзился заостренный зонтик, а подросток в плаще сверкнул тонкой рукояткой ножа, который вонзился в спину Роберта Янга. Двое мальчиков схватили Энтони Кшесински и удерживали его, пока [Агрон] наносил ему удары ножом в грудь, пронзая сердце и легкое. В то время как Янгу и Кшесински удалось выбежать из парка, несмотря на полученные раны, Эвальда загнали в угол четверо мальчишек, которые били его, пока не вмешался Агрон и не ударил его ножом в живот. Реймер вырвался, но ему поставили подножку и стали бить ногами и топтать, пока кто-то не сказал: «С него хватит».
Янг смог подняться по лестнице в квартиру друга, где рухнул лицом вниз на пол в гостиной и умер. Кшесински забежал в соседнее здание, где скончался в коридоре. Тяжело раненного Реймера доставили в больницу Сент-Клэр, он чудом выжил.
Две ночи спустя Агрон и Эрнандес, вскоре ставшие известными в таблоидах как Человек в плаще и Человек с зонтом, были замечены патрульными в Восточном Бронксе и немедленно арестованы. Представ перед прессой, Агрон попеременно ухмылялся, огрызался и размахивал руками. «Мне наплевать, если я сгорю, – хвастался он репортерам. – Моя мама сможет на меня посмотреть».
Когда один из журналистов сунул ему в лицо микрофон и спросил, как он себя чувствует, Агрон пожал плечами: «Как и всегда». – «Чувствуешь ли ты себя большим человеком?» – «Мне хочется тебя убить, – усмехнулся Агрон. – Вот что я чувствую».
Публика жаждала крови Агрона, подстрекаемая таблоидами, поместившими на первой полосе фотографии ухмыляющегося преступника под заголовками: «УБИЛ ПОТОМУ, ЧТО МНЕ ЭТОГО ХОТЕЛОСЬ, – признался Человек в плаще». Общественность получила то, чего требовала, когда после 13-недельного судебного процесса летом 1960 года Агрон был признан виновным в убийстве первой степени и приговорен к казни на электрическом стуле в Синг-Синге – он стал самым молодым человеком в истории штата Нью-Йорк, приговоренным к смертной казни. За неделю до казни, назначенной на май 1962 года, губернатор Нью-Йорка Нельсон Рокфеллер, прислушавшись к кампании за помилование, поддержанной, в частности, бывшей первой леди Элеонорой Рузвельт, смягчил приговор до пожизненного заключения.
В течение следующих двадцати лет Сэл – неграмотный, опасно неуравновешенный подросток, попавший в тюрьму, – пережил удивительную трансформацию, стал примерным христианином, углубившись в философию, религию и политику, и получил степень младшего специалиста в муниципальном колледже. Известный адвокат Уильям М. Кунстлер назвал его «самым реабилитированным человеком, которого я когда-либо встречал». В ноябре 1979 года он был условно-досрочно освобожден и переехал жить к матери в Бронкс, где, как отмечала газета New York Times, «он пытался найти покой… читал, писал стихи, наслаждался общением с детьми и внуками своей сестры и работал консультантом по делам молодежи в общественном центре на Манхэттене». Он умер от естественных причин 22 апреля 1986 года, всего за несколько дней до своего сорок третьего дня рождения.
«Кейпмэн»: мюзикл
Убийства, совершенные Человеком в плаще, произвели сильное впечатление на юного Пола Саймона, как и на многих других детей, выросших в Нью-Йорке 1950-х годов. Спустя более чем три десятилетия Саймон, ставший одним из самых знаменитых авторов-исполнителей своего поколения, загорелся идеей превратить историю Сальвадора Агрона в бродвейский мюзикл.
По словам репортера New York Times Стивена Дж. Дабнера, этот проект позволил бы ему отдать дань уважения «ду-вопу, рок-н-роллу и пуэрториканской музыке, наполнявшей улицы города, когда и он, и Агрон были подростками».
Под руководством приятеля по имени Карлос Ортис Саймон стал изучать испаноязычные газетные материалы по тому делу, погрузился в латинскую музыку и отправился в Пуэрто-Рико, чтобы взять интервью у матери Агрона, Эсмеральды. Затем он потратил пять лет и 1 миллион долларов собственных денег на сочинение и запись песен для шоу: «оперная пьеса-воспоминание», как описывает ее Дабнер, которая «начинается с освобождения Агрона из тюрьмы, затем возвращается к его детству в Пуэрто-Рико, подростковым годам в Нью-Йорке, тюремному сроку, сюрреалистической поездке в пустыню Аризоны и возвращению домой к Эсмеральде».
Несмотря на полное отсутствие опыта постановки бродвейских спектаклей, Саймон, известный как перфекционист, настоял на том, чтобы полностью контролировать проект, и собрал, казалось, команду талантов мечты, включая лауреата Нобелевской премии поэта Дерека Уолкотта, знаменитого хореографа Марка Морриса, а в ролях подростка и взрослого Агрона – сердецееда и исполнителя сальсы Марка Энтони и знаменитого певца, автора песен и актера (и одно время кандидата в президенты Панамы) Рубена Бладеса. По мере приближения даты премьеры к работе над шоу был привлечен четырехкратный обладатель премии «Тони» режиссер Джерри Цакс.
Отчасти из-за высокомерия Саймона, пренебрегавшего всеми бродвейскими традициями, театральные инсайдеры предсказывали – с нескрываемым злорадством, – что шоу обернется катастрофой. В конце концов дурные предчувствия в основном подтвердились. Хотя критики хвалили песни Саймона как одни из лучших произведений, когда-либо написанных для сцены, само шоу единодушно признали неудачным, с запутанным сюжетом, плоскими персонажами и нединамичной постановкой. Влиятельный драматический критик New York Times Бен Брэнтли назвал спектакль «осточертевшим зрелищем… одним торжественным, беспомощным, растерянным шумом»: мюзикл «Кейпмэн» сняли из репертуара всего после шестидесяти восьми показов.
Полу Саймону потребовалось еще около десяти лет, чтобы признать очевидное: «Писать для театра в первый раз не так-то просто, – сказал он одному интервьюеру. – Тут действительно требуется особый навык. Для людей, пришедших из популярной музыки, написание песен, которые развивают сюжет, отличается от написания того, что вам просто пришло в голову. Это совсем другая дисциплина».
Об авторе
