Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Председатель вначале пробовал оправдываться, дескать, он тут ни при чем, районное начальство скопом навалилось: сдавай хлеб, и баста, там видно будет! Но на фермах от этого кормов не прибавилось, председателя продолжали ругать, и он махнул рукой. Если раньше ему случалось выпивать по нужде или по случаю, то те-перь не проходило дня, чтобы был без "друзей в голове". А уж там известное дело: первую чарку человек выпивает сам, а вторая сама пьет его… Акагуртцы невесело шутили: "Наш председатель с вечера Пьян Иваныч, а с утра Похмель Иваныч…"
Дела в колхозе шли все хуже да хуже. Но в этом вина была не только Василия Ивановича. К тому моменту, когда его избрали председателем, акагуртский колхоз был небольшой, всего две бригады. Прошел год, и люди с облегчением вздохнули: кажется, на этот раз председателя выбрали удачно. На трудодень получили по полтора килограмма хлеба и по три рубля денег. На следующий год прикидывали выдать по полтиннику на трудодень. Колхоз до войны ходил в передовых, но в годы войны сильно захирел, и вот спустя немало лет про акагуртцев вновь стали писать в газетах, на каждом районном совещании поминали добрым словом. И кто знает, как бы оно пошло дальше, но в один прекрасный день вызвали Василия Ивановича в район. Приняли ласково, не забыли справиться о здоровье, а потом ошарашили: "Будем укрупнять ваш колхоз, Василий Иванович! Довольно вам жить пан-баронами, возьмите, а точнее, примите к вашему столу соседей! Укрупняйтесь!" — "С кем?" — "Примите в свою семью Бигру, Красный Яр, Ласточкино, Дроздовку, Поршур…" — "А не слишком ли много?" — осторожно спросил Василий Иванович, хватаясь за сердце. "Нет, в самый раз! — отрезало начальство. — Мы тут прикинули и решили именно в таком разрезе. Без всяких проволочек проведите общее собрание и проверните этот вопрос, но предупреждаем, чтоб все было в полном порядке, без этих самых… излишних дискуссий!" Василий Иванович заикнулся было о том, что чрезмерное укрупнение лишь повредит делу, но его сурово оборвали: "Ты что же, не признаешь указаний из центра? Раз сказано — укрупняйтесь, так оно и должно быть! Рассуждать и разводить антимонию мы вам не позволим, ясно?" Василий, Иванович понял, что, действительно, "разводить антимонию" с начальством бесполезно, должно быть, им сверху виднее, а если начнешь противиться… Нет, тут одним строгачом не обойдется.
Спустя несколько дней после этого разговора в районе появился укрупненный колхоз "Заря", куда влились семь колхозов. В четырех из них дела шли неплохо, могли бы потягаться с акагуртским колхозом, а вот остальные три в районных сводках прочно сидели в последней пятерке. Замыкал же эту пятерку бигринский колхоз.
От Акагурта до Бигры рукой подать, километра четыре, не больше. Деревня большая, дворов двести, вольготно расположилась она возле леса, на отшибе от большой проезжей дороги. За бигринцами издавна укрепилась слава отчаянных "торгашей". В районном центре каждое воскресенье собирается шумный базар, половина людей в нем — бигринские. И чем только не ухитряются они торговать: весной тащат на базар грабли, кадушки, топорища, летом бойко торгуют медом, калиной-малиной, яйцами, а осенью от базарной площади за версту слышен аромат бигринских яблок, на возах грудится всевозможная огородная благодать. Зимой, казалось бы, самое время отдохнуть бигринским "купцам" от трудов, да где там: тащат на рынок деревянные лопаты, березовые веники, масло, тот же мед, ребячьи саночки, отделанные под всамделишные кошевки… Приезжий человек при виде всего этого, конечно, умиляется: "Гляди-ка, живут люди! Должно быть, колхоз ваш богатый?" В ответ бигринцы прячут в бороды ехидные улыбочки: "Живем, слава богу, потихонечку да помаленечку. А колхоз что, колхоз тоже, кхм, само собой… Ничево-о…" Бигринцев хлебом не корми, только дай поторговать, допусти до базара, уж там-то они своего не упустят! Своего товара нет — походит, полюбуется, как другие торгуют, и тем доволен! На всякое рукодельное ремесло способны бигринцы, да вот беда: коснись дело до колхозной, общественной нужды — каждый норовит за спину соседа задвинуться. Сгори целый свет, лишь бы он был согрет! А повелось это баловство не сегодня и не вчера: еще деды и прадеды нынешних бигринцев научились промышлять кто чем может. Кормил, поил и одевал бигринцев издавна лес. До революции здешними лесами владел миллионер Ушков, сам он в своей вотчине показывался раз в три года, а то и того реже, зато лесничие верой и правдой служили своему хозяину, зорко берегли лесное добро. Земли в этих местах неважные, посеешь рожь, а из земли прет хвощ; нужда-то и научила бигринцев кормиться за счет леса. По ночам валили деревья, тайком вывозили, обделывали, все шло в работу, от корья до последнего сучка. В каждом хозяйстве своя мастерская: в одном выделывают лопаты да грабли, в другом гнут полозья, дуги, коромысла, в третьем бондарничают…
Везут все это на продажу, а поди узнай на базаре, как и откуда оно взялось! После революции бигринцы и вовсе прибрали лес к своим рукам: "Хо, теперь сами хозяева, руби, мужики, на наш век хватит, а не хватит, так останется!" Лес давал им и дрова, и деловой материал, и сено для скотинки. А коли корм даровой, отчего же не держать скотину? Если во дворе у мужика меньше десяти овечек, кто же виноват в этом? Выходит, сам хозяин нерастороплив, лень ему привезти лишний воз дарового сена… Через скотину многие бигринцы переключились на новое ремесло: выделывали шубную овчину, катали валенки. И уж совсем в редкость было хозяйство, в котором не держали бы пчел: в лесу липы пропасть, взятка богатая, с каждого улья выкачивали по три-четыре пуда душистого липового меда. Словом, как-то незаметно бигринцы отошли от землепашества: дело это ненадежное, урожай то ли будет, то ли нет, а лес — он не подведет, завсегда прокормит. Кое-как, с грехом пополам поковыряют свои поля, хуже того посеют, а после притворно плачутся: "Шабаш, ничего у нас не получается… Земля наша, видите ли, никудышная, одна маяча с ней…"
К моменту укрупнения бигринский колхоз должен был выплатить государству триста тысяч рублей всевозможных долгов и ссуд, и потому "купцы" очень даже охотно изъявили желание породниться с богатым акагуртским колхозом: мол, вы, братцы, помолотите, а мы поедим! Укрупненному колхозу пришлось расплатиться с долгами прежних маломощных артелей, и в конце года акагуртцы вместо рубля получили на трудодень по 30 копеек: сыпь всем поровну, чего там разбираться, не стоит старое ворошить, нынче все равны! Зато бигринцы были как нельзя довольны таким оборотом дела: раньше, бывало, что ни собрание, что ни совещание в районе — честили бигринский колхоз по всем статьям, — только и слышно было: "Бигра" да "Бигра", а нынче прямо на них пальцем не указывают, ругают колхоз "Заря"…
Вот тогда-то и обнаружил Василий Иванович, председатель укрупненного колхоза, что вино очень даже способствует забвению всяческих неурядиц и даже помогает обретать некое душевное равновесие.
Посмотреть со стороны — человек вроде бы старается, хлопочет о колхозных делах, на собраниях выступает, народ призывает трудиться не покладая рук, а в, глазах застыла тоска и полное равнодушие. Какая-то очень важная гайка ослабла в человеке, пропал всякий интерес к работе, и уже не радовали его успехи, не печалили просчеты. Случается, стоит в лесу дерево, одно слово — красавец, богатырь среди других, а подойдет к нему человек, постучит обухом по стволу и уходит прочь. На другой день глянь — лежит красавец на земле: хоть и не было бури, а его выворотило с корнями. Оказывается, одна видимость была богатырская, а сердцевина давно трухлявая…
В райкоме уже лежало несколько заявлений от Василия Ивановича: просил освободить от председательства по состоянию здоровья. Но в райкоме не спешили: всем было ясно, что Василию Ивановичу не по плечу укрупненный колхоз, но кем, скажите, пожалуйста, кем заменить его? Шутка сказать: рекомендовать колхозникам тринадцатого после войны председателя!
Дела же тем временем шли все хуже и хуже. В райотделении Госбанка текущий счет "Зари" закрыли, в ссудах — краткосрочных, долгосрочных и прочих — отказывают. Колхозный бухгалтер каждый день обивал пороги банка, но управляющий был неумолим, не поднимая головы, сердито бросал: "Ага, понимаю, деньги позарез нужны. Так за чем же остановка? Продавайте, реализуйте свою продукцию, вот вам и деньги! Ах, продукции не имеете? А уж это не наша печаль, дорогой!"
Конечно, управляющий был тысячу раз прав: для того чтобы на счету "зашевелилась копенка", надо было продавать государству мясо, молоко. Но управляющий не знал одной простой вещи, а именно того, что из-за нехватки кормов в колхозе "Заря" чуть ли не каждый день недосчитывалось по нескольку голов овец, свиней, телок. Их бы, как говорил управляющий, реализовать, но какой дурак развяжет свой кошелек, глядя на эти живые скелетины? Внутри пустой колхозной кассы проворные мохнатые паучки беспрепятственно развешивали свои тенета.