Незримая паутина - Борис Прянишников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 ноября полиция арестовала четырех участников собрания. 12 ноября для дачи показаний были вызваны М. А. Георгиевский и Г. П. Перфильев, а 13 ноября — А. И. Занкович, переводивший материалы на сербский язык. 14 ноября из провинции прибыли В. М. Байдалаков и член Исп. Бюро К. Д. Вергун. После данных Байдалаковым объяснений были отпущены с допроса Георгиевский, а через три дня и все остальные члены Союза.
Пепескул и Черташ были интернированы в провинцию.
Так закончилась попытка ликвидации руководства НТСНП, по времени почти совпавшая с похищением генерала Миллера.
Французское следствие
Похищение генерала Миллера и бегство Скоблина дали парижской печати обильную пищу. Правые и умеренные французские газеты указывали пальцем на НКВД — вдохновителей и организаторов похищения. Газеты «Народного Фронта» — коммунистическая «Юманите» и социалистическая «Попюлер» — наоборот, утверждали, что похищение Миллера — дело рук гитлеровских агентов, действовавших в среде белой эмиграции.
Советское агентство ТАСС подхватило сообщения левых французских газет и добавило к ним собственные вымыслы и инсинуации. 30 сентября 1937 года «Правда» вещала:
«Всё отчетливее выясняются связи Скоблина с гитлеровским гестапо и звериная злоба и ненависть, которую питал Скоблин к Советскому Союзу. Ряд газет приводит заявление директора одного из парижских банков, который сообщил, что… Скоблин располагал крупными средствами и часто менял в банке иностранную валюту. Из заявления банкира вытекает, что источником средств Скоблина являлась гитлеровская Германия».
В трудной обстановке слухов, толков и злостной дезинформации французские власти приступили к расследованию «Дела Миллера».
В первые же дни после похищения были произведены обыски и выемки документов: в квартире генерала Миллера 3-бис, авеню Жан-Баптист Клеман в Булонь-сюр-Сен; в помещении Общества Галлиполийцев 81, рю де ля Фезандери; в канцелярии РОВСа 29, рю дю Колизе; в помещении Русского Национального. Союза Участников Войны 87, рю Оливье де Серр; в помещении Русского Исторического Союза (РИС) 44–46, рю Дюрантон; в квартирах подполковника Трошина, лейтенанта А. Н. Павлова, капитана П. П. Савина, Багговута-Коломийцева, Кацмана и многих других лиц, проживавших в Париже и его пригородах.
Тщательные обыски были проведены в доме Скоблиных в Озуар-ля-Феррьер и в отеле «Пакс», где часто останавливались Скоблины.
Власти захватили огромное количество документов на русском языке. Понадобилась целая группа переводчиков, денно и нощно работавшая под руководством присяжного переводчика Цацкина.
Из поступивших к ним опечатанных и занумерованных пакетов у властей постепенно стала выясняться картина жизни русских организаций.
Но, как писал в своем рапорте полицейский комиссар Андре Рош, «изучение этих многочисленных документов было в достаточной мере разочаровывающим. Ни один из них не имел отношения к исчезновению генерала Миллера. Нигде не обнаруживалось хотя бы неясного следа проекта похищения главы РОВСа».
В своем предварительном доверительном рапорте секретарь следственных властей П. Тастевен сообщал 14 декабря 1937 года о трех выдвинутых следствием гипотезах.
Гипотезу о похищении Миллера своими подчиненными власти «отклонили целиком, ибо, по сложности событий, макиавеллизму и законченности выполнения, похищение генерала Миллера может быть делом рук тайной, прекрасно организованной и дисциплинированной ассоциации, обладающей мощными финансовыми средствами».
Гипотезу о похищении Миллера фашистами, будь то итальянскими, испанскими или немецкими, власти отвергли тоже. Изучение документов указывало на полную непричастность итальянских и испанских фашистов. Значительно больше внимания власти уделили национал-социалистам. Бездоказательно подозревая генерала Туркула в связях с немцами, власти учли его поездки в Германию. Мимо внимания следователей также не прошло дезинформационное сообщение социалистической газеты «Попюлер», немедленно подхваченное агентством ТАСС и перепечатанное в несколько измененном виде в «Правде» от 25 сентября 1937 года:
«Газета заявляет, что исчезновение генерала Миллера было проведено с целью поставить во главе белой эмиграции более подходящего для Гитлера человека, что, несомненно, в интересах той части белой эмиграции, которая связана с фашистской Германией. „Попюлер“ передает далее небезынтересные сведения о положении внутри „Российского общевоинского союза“. Миллер, по словам газеты, не проявлял того рвения и горячности в отношении службы Гитлеру и генералу Франко, которых хотели бы от него некоторые из главарей „РОВСа“. Миллер будто бы отказался обратиться с воззванием к членам „РОВСа“ вступить в войска испанских мятежников. Некий генерал, которого газета обозначает буквой „Т“, недавно тайно отправился в Германию. В Германии „Т“ тесно связан с белогвардейским генералом Глазенапом. По возвращении из Германии „Т“ имел встречу с Миллером. После этой встречи Миллер говорил некоторым из своих друзей, что он испытывает тревогу за свою дальнейшую судьбу».
Расшифровать букву Т было не трудно, то был навет на Туркула. Но никакого свидания с Миллером у него не было. И никому, кроме Кусонского, Миллер не высказывал своей тревоги.
Следствие отвело от Туркула злостный навет: «…тщательно проверенные и изученные его поездки и сношения далеки от того, чтобы отвести ему первостепенную роль… По испанскому вопросу у Туркула, однако, было то же мнение, что и у генерала Миллера».
И в доказательство Тастевен цитировал письмо Туркула 28 июня 1937 года, отправленное берлинскому единомышленнику Сергею Владимировичу:
«Испанский вопрос: наше сотрудничество в Испании должно быть лишь символическим — сформирование небольшого отряда. Наше сотрудничество, в силу текущих политических обстоятельств, в большом масштабе невозможно… Мы приветствуем добровольцев, борющихся в армии Франко, но ни один член Союза не имеет права выезжать туда без моего ведома и разрешения».
Ведя интригу против Туркула, Скоблин прикидывался его другом. Часто они сиживали в кафе «Мариньян», обсуждая политические события и дела РОВСа. Однажды за чашкой кофе Скоблин предложил Туркулу и его жене съездить летом 1937 года в его автомобиле в Финляндию с явно благочестивой целью — посетить Валаамский монастырь, расположенный на одном из островов Ладожского озера. Тогда в этом месте советско-финская граница проходила по оси озера. Близость Валаама от советской земли не располагала Туркула к такому путешествию, и любезное приглашение Скоблина он отклонил.
После похищения Миллера Туркул писал генералу Абрамову:
«…Уменя нет больше сомнений в том, что Скоблин сыграл роль провокатора в моем выходе из РОВСа, восстанавливая Миллера против меня рассказами о моих высказываниях по его адресу. Цель его состояла в подготовке к занятию высокого поста в РОВСе для того, чтобы руководить деятельностью РОВСа в направлении, указанном ему большевиками».
Далее Тастевен отмечал провал попытки Скоблина переложить вину с больной головы на здоровую:
«По аналогии с делом Кутепова, когда на следующий день после похищения русская пресса в Париже, по подстрекательству Скоблина, обвиняла полковника Зайцова в преступлении, крайне левая парижская пресса, по стопам московской „Правды“, обвиняла генерала Туркула в похищении Миллера, что и дало ему основание сказать: „Если бы бедняга Миллер не оставил своей знаменитой записки, Плевицкая прогуливалась бы на свободе, а я сидел бы в тюрьме… Если вы хотите найти похитителей генерала Миллера, то ищите их среди членов „Внутренней линии“, активных ее членов“».
В скобках Тастевен комментировал: «замечание, не лишенное прозорливости».
Зная о провале Скоблина, НКВД пытался свалить вину на гестапо, использовав для этого полковника Трошина, «чья ненависть к большевикам и пронемецкие симпатии не внушают сомнений. Грубоватый солдат, круглый невежда в делах политических, Трошин был предан душой и телом своему полковому командиру, генералу Скоблину. Почти каждый день он писал ему рапорты обо всем, что ему приходилось слышать или узнавать.
После исчезновения генерала Миллера, настоящие авторы или сообщники похищения пытались использовать простоватость и поразительную наивность Трошина, внушив ему мысль о причастности немецких фашистов.
Действительно, Кацман, исключенный Трошиным из Корниловского полка в 1932 году, явился к нему и, под предлогом оказания ему материальной помощи, пригласил его в „офисину“ 3.-К.[96] и Шварца, 44–46 рю Дюрантон. Принятый 3.-К., Трошин был огорошен вопросом: „Ты поддерживаешь отношения с немцами. Нужно их прервать и работать с французами“. Трошин согласился на это устно и письменно.
