Осень Средневековья - Йохан Хёйзинга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людовик Орлеанский располагал собственными чернокнижниками и чародеями. Одного из них, чье искусство его не удовлетворило, он предал сожжению1116. Увещеваемый в том, чтобы обратиться с вопросом к теологам, дабы узнать их мнение, допустимы ли столь опасные суеверия, он возражает: «С чего это я должен их спрашивать? Я знаю, что они стали бы меня отговаривать, посему я вполне решился так действовать и так верить и от этого не отступлюсь»1117. – Жерсон связывает внезапную гибель Людовика Орлеанского с его упорством в грехе; он также порицает попытки излечить душевнобольного монарха посредством волшебства – попытки, за которые неудачники уже неоднократно кончали свою жизнь на костре1118.
Один из колдовских приемов особенно часто упоминается при различных дворах – по-латыни называли его invultare, по-французски envoûtement [порча]. Для того чтобы извести врага, – как это было повсеместно известно – его вылепленное из растопленного воска или сделанное из другого материала изображение проклинали под его именем и либо вновь растапливали, либо протыкали чем-нибудь острым. Филипп VI Французский одну такую фигурку, попавшую ему в руки, сам швырнул в огонь со словами: «А ну-ка посмотрим, кто сильнее: дьявол – чтобы меня погубить, или Бог – чтобы меня спасти»1119. – Бургундских герцогов также преследовали подобным образом. «N’ay-je devers moy, – горько жалуется Шароле, – les bouts de cire baptisés dyaboliquement et pleins d’abominables mystères contre moy et autres?»1120 [«И разве нет здесь предо мною <…> восковых огарков, окрещенных дьявольским способом и полных мерзких тайн противу меня и прочих?»]. – Филипп Добрый, который по сравнению со своим монаршим племянником в столь многих отношениях был более консервативен в склонности к рыцарству, в пристрастии к роскоши, в своих планах подготовки крестового похода, в тяготении к старомодным литературным формам, – во всём том, что касается суеверий, склонялся к более просвещенным взглядам, нежели Французский двор да и сам Людовик XI. Филипп не цеплялся за несчастливый день Невинноубиенных младенцев, повторявшийся из недели в неделю, и не пытался заглядывать в будущее, прибегая к искусству астрологов и прорицателей, «car en toutes choses se monstra homme de léalle entière foy envers Dieu, sans enquérir rien de ses secrets» [«ибо во всём выказывал он себя человеком искренней и цельной веры в Бога, не желая в то же время выпытывать Его тайны»], как говорит Шателлен, который сам разделял эти взгляды1121. Именно вмешательство герцога положило конец ужасным преследованиям чародеев и ведьм в 1461 г. в Аррасе – одной из самых обширных эпидемий безумия такого рода.
Невероятное ослепление, с которым проводились кампании охоты на ведьм, частично объяснялось тем, что понятия ведовство и ересь смешивались. Вообще говоря, в понятие ересь вкладывали отвращение, страх и ненависть к неслыханным поступкам, даже если они лежали вне непосредственной области веры. Монстреле называет, например, садистские преступления Жиля дё Ре просто hérésie [ересью]1122. Общепринятым словом для обозначения чародейства во Франции в XV в. было vauderie, утратившее свою первоначальную связь с вальденсами. В великой Vauderie d’Arras мы видим не только жуткое, болезненное безумие, которое вскоре должно было породить Malleus maleficarum, но и всеобщее замешательство, как в народе, так и среди высокопоставленных лиц, сомневавшихся в том, что все эти обнаруженные злодеяния действительно имели место. Один из инквизиторов утверждает, что каждый третий христианин запятнал себя ересью. Его доверие к Богу приводит его к ужасающему выводу, что каждый обвиненный в сношениях с диаволом действительно должен быть виновен. Ибо Господь не допустит, чтобы кто-то был осужден, не будучи причастен к занятиям черной магией. «Et quand on arguoit contre lui, fuissent clercqs ou aulters, disoit qu’on debvroit prendre iceulx comme suspects d’estre vauldois» [«Когда же ему возражали, будь то клирики или прочие, он говорил, что их самих надобно хватать по подозрению в ереси»]. А если кто-либо продолжал утверждать, что та или иная вещь – не более как плод воображения, он говорил, что сами они заслуживают подозрения. Инквизитор этот был убежден, что по одному виду человека он в состоянии определить, замешан тот или нет в колдовских действиях. Позднее он и вовсе лишился рассудка – между тем как ведьмы и колдуны уже превратились в пепел.
Об Аррасе распространялось столько пересудов во время этих преследований, что люди не хотели ни принимать у себя тамошних купцов, ни предоставлять им кредит – из страха, быть может уже на следующее утро быть обвиненными в причастности к колдовству и лишиться всего своего имущества вследствие конфискации. При этом, по словам Жака дю Клерка, за пределами Арраса в истинность обвинений не верил даже один из тысячи: «oncques on n’avoit veu es marches de par decha tels cas advenu» [«никогда в землях, лежащих по сю сторону1123, не видели ничего подобного»]. Когда при свершении казни несчастные жертвы признавались в своих злокозненных действиях, даже самих жителей Арраса охватывало сомнение. Одно стихотворение, дышащее ненавистью к преследователям, обвиняет их в том, что всё это они затеяли, обуреваемые ненасытною алчностью; сам епископ называет это заранее разыгранным делом, «une chose controuvée par aulcunes mauvaises personnes»1124 [«вещью, выношенной некоторыми дурными людьми»]. Герцог Бургундский обращается с призывом к факультету в Лувене объявить о том, что многие не имели никакого касательства к черной магии и речь может идти всего лишь об игре воображения. Затем Филипп Добрый посылает в Аррас герольдмейстера ордена Золотого Руна, и с этого дня не было схвачено более ни одной жертвы, а с теми, над кем тяготело уже обвинение, поступали более снисходительно.
В конце концов все процессы над ведьмами в Аррасе были прекращены. Город откликнулся на это веселыми празднествами и представлениями с назидательными аллегориями1125.
Безумные идеи самих ведьм об их полетах по воздуху и оргиях во время шабаша суть не что иное, как плод их фантазии, – такова была точка зрения, которую уже в XV в. разделяли самые разные люди. Этим, однако, вовсе не зачеркивалась роль дьявола, ибо именно он являлся причиной этого пагубного заблуждения; иными словами, речь шла о наваждении, а оно-то и было наущением дьявола. Так полагает в XVI столетии и Йоханнес Вир. У Мартена Лё Франка, настоятеля собора в Лозанне, автора большой поэмы Le Champion des Dames [Защитник дам], которую он посвятил Филиппу Доброму в 1440 г., мы находим следующее просвещенное представление о связанных с ведьмами суевериях.
II n’est vieille tant estou(r)dye,Qui fist de ces choses la mendre,Mais pour la fair ou ardre ou pendre,L’ennemy de nature humaine,Qui trop de faulx engins scet tendre,Les sens faussement lui demaine.Il n’est ne baston ne bastonneSur quoy puist personne voler,Mais quant le diable leur estonneLa teste, elles cuident alerEn quelque place pour galerEt accomplir leur volonté.De Romme on les orra parler,Et sy n’y auront jà esté.……………………Les dyables sont tous en abisme,– Dist Franc-Vouloir – enchaienniezEt n’auront turquoise ni limeDont soient jà desprisonnez.Comment dont aux cristiennezViennent ilz faire tant de ruzesEt tant de cas désordonnez?Entendre ne sçay tes babuzes.
Ведь малость самую свершитьСтарухи толь не сыщешь ловкой,А тож костром или веревкойСкончает век, доведенаЗловредной дьявольской уловкойДо помрачения ума.Ведь ни жердина, ни батогНе в силе дать им в воздух взвиться.Когда ж затмить нечистый смогИх разум, то летят, им мнится,Невесть куда, чтоб порезвиться,Потешиться по воле всласть.Иная в самый Рим примчится —Куда ей сроду не попасть.………………………В аду у скованных чертей,– То скажет Вольное Хотенье, —Нет ни напилков, ни клещей,Дабы умыслить вызволенье.Отколе ж мерзко наважденье?Чтó христианам вражья ратьЧинит толико злоключенье?Сей дури не могу понять.
И в другом месте той же поэмы:
Je ne croiray tant que je viveQue femme corporellementVoit par l’air comme merle ou grive,– Dit le Champion prestement. —Saint Augustin dit plainementC’est illusion et fantosme;Et ne le croient aultrementGrégoire, Ambroise ne Jherosme.Quant la pourelle est en sa couche,Pour y dormir et reposer,L’ennemi qui point ne se coucheSi vient encoste alle poser.Lors illusions composerLui scet sy très soubtillement,Qu’elle croit faire ou proposerCe qu’elle songe seulement.Force la vielle songeraQue sur un chat ou sur un chienA l’assemblée s’en ira;Mais certes il n’en sera rien:Et sy n’est baston ne mesrienQui le peut ung pas enlever»1126.…………………………..
В земном обличье не взлетишь,И уверенье в том напрасно,Не дрозд есть женщина, не стриж,– Защитник молвил велегласно. —И Августин глаголет ясно:То ум, мечтаньями томим;Григорий мыслит с ним согласно,Амвросий и Иероним.Когда поспать и отдохнутьУбогая в постеле чает,Враг, не хотяй очес сомкнуть,Себя близ ней располагает.Мечтанья ложны навеваетЕй в разум толь искусно он,Что мнится ей, она летает,Когда сие всего есть сон.Мерещится, она стремглавВ собрание ко ведьмам мчится,Кота, собаку оседлав;Сего ж ни с кем не приключится:Ни жердь, ни палка не сгодится,Дабы хоть на вершок взлететь.………………………..
Фруассар, мастерски описавший случай, происшедший с одним гасконским дворянином, который совершил полет в сопровождении некоего духа по имени Хортон, также рассматривает это как «erreur» [«заблуждение»]1127. Вынося свое суждение о том, имеет ли здесь место дьявольское наваждение, Жерсон склонен сделать еще один шаг к объяснению всевозможных проявлений суеверий вполне естественными причинами. Многие суеверия, говорит он, порождаются единственно лишь игрою воображения и меланхолическими мечтаниями; в тысячах случаев это болезненные отклонения фантазии, возможные, например, вследствие каких-то внутренних поражений мозга. Подобный взгляд, а его придерживается и кардинал Николай Кузанский1128, кажется достаточно просвещенным, так же как и мнение, что значительное место в суевериях занимают языческие пережитки и игра поэтического воображения. Однако, хотя Жерсон и соглашается с тем, что эта мнимая чертовщина во многом объясняется естественными причинами, напоследок и он отдает должное дьяволу: внутренние поражения мозга вызываются всё-таки дьявольским наваждением1129.