Черная месса - Джерард О`Нил

Слишком запальчивые высказывания оказались оплошностью.

И адвокаты защиты, и прокуроры внезапно потребовали, чтобы судья Вольф снова призвал Коннолли в суд, раз уж тот постоянно повторяет, что неприкосновенность ему не нужна. Это был один из тех редких случаев, когда Кардинале и Вышак сошлись во мнениях. «Пора поджарить мистеру Коннолли пятки», – сказал судье Кардинале. Джейми Герберт, коллега Вышака, заметил, что во время своих интервью журналистам Коннолли «лгал о том, что происходит в зале судебных заседаний и вне его».

Юристы назвали Коннолли обманщиком, и утром перед Хэллоуином, 30 октября, Джон Коннолли вернулся в федеральный суд. Рядом шел его адвокат, Роберт Попео. Широкоплечий Коннолли выглядел на свидетельской трибуне очень эффектно. Он надел темный, отлично сидевший на нем костюм, красивый желтый шелковый галстук, из нагрудного кармана аккуратно выглядывал белоснежный носовой платок. Волосы он, видимо, недавно подстриг и уложил.

Тони Кардинале сразу приступил к делу.

– Мистер Коннолли, давали ли вы в 1982 году какие-нибудь наличные деньги секретарю ФБР по имени Дебби Ноузуорти, ныне Дебби Моррис?

Кардинале намеренно провоцировал Коннолли. «Я надеялся, что его самоуверенность возьмет верх», – говорил он позже. Он хотел разозлить Коннолли так, чтобы тот выпалил – нет, он не передавал Моррис деньги Балджера! «И тогда – бум! Его бы немедленно обвинили в лжесвидетельстве, – сказал Кардинале. – Это бы меня сильно порадовало после всего, что он сделал моему клиенту и многим другим людям в качестве так называемого защитника закона».

Их взгляды встретились, и вопрос, заданный Кардинале его бархатным баритоном, эхом прозвучал в зале суда. Затем Коннолли поерзал на стуле, вытащил из кармана пиджака карточку и поднял ее правой рукой, аккуратно держа перед глазами кончиками указательного и среднего пальцев.

– По совету моего адвоката я со всем моим уважением отказываюсь от ответа на этот вопрос, полагаясь на свое право не давать показаний против самого себя – согласно Конституции Соединенных Штатов.

КАРДИНАЛЕ: 30 апреля 1998 года, как вам указал Высокий Суд, мистер Коннолли, вы появились перед судом, но отказались отвечать на вопросы, ссылаясь на пятую поправку. Это верно?

КОННОЛЛИ: Это верно.

КАРДИНАЛЕ: После этого вы давали интервью ряду представителей СМИ… это так?

КОННОЛЛИ: Повторяю – по совету моего адвоката.

Кардинале не сдавался. Он продолжал выстреливать вопросы: совершали ли вы лично какие-либо уголовные правонарушения в связи с обещанием, данным мистеру Балджеру и мистеру Флемми? Передавали ли вы мистеру Моррису перед Рождеством ящик вина, в котором лежал конверт с тысячей долларов? Предупреждали ли мистера Балджера и мистера Флемми о каких-либо попытках расследования, направленного на них? Знали ли человека по имени Брайан Халлоран?

И всякий раз Коннолли обращался к пятой поправке.

Затем наступила очередь прокурора Джейми Герберта.

ГЕРБЕРТ: Доброе утро, мистер Коннолли.

КОННОЛЛИ: Доброе утро.

ГЕРБЕРТ: Мистер Коннолли, вам известно, что означает термин «взяточничество»?

КОННОЛЛИ: Я обращаюсь к пятой поправке.

ГЕРБЕРТ: Мистер Коннолли, вы изложили по меньшей мере три версии того предполагаемого соглашения, что заключили с мистером Балджером и мистером Флемми, это так?

КОННОЛЛИ: Я обращаюсь к пятой поправке.

ГЕРБЕРТ: Мистер Коннолли, за все годы сотрудничества ФБР с мистером Балджером и мистером Флемми вы хоть раз задокументировали это предполагаемое соглашение где-нибудь в материалах ФБР?

КОННОЛЛИ: Я обращаюсь к пятой поправке.

За двадцать минут Коннолли, выслушав вопрос, заданный Кардинале или Гербертом, обратился к пятой поправке почти тридцать раз. Судья прервал этот взаимообмен, постановив, что данное упражнение бесполезно, поскольку Коннолли не передумал и давать показания без статуса неприкосновенности не желает. Роберт Попео сообщил судье, что его клиент обращается к пятой поправке по его настоянию, в особенности «в свете того факта, что здесь заседают сразу два раздельных Больших жюри, а прокуроры сообщили, что мистер Коннолли является целью обоих». Пусть даже Коннолли свободно высказывается вне зала судебных заседаний и объявляет о своей невиновности (право на свободу слова, гарантированное первой поправкой), он не откажется от своего права не свидетельствовать против самого себя, гарантированного пятой поправкой.

– При каждом заданном свидетелю вопросе, касающемся существа, – сказал Попео, – он, по моему совету, будет пользоваться привилегией, дарованной Конституцией Соединенных Штатов.

Судья отпустил Коннолли: «Мистер Коннолли, вы можете идти».

Несколько минут спустя Коннолли уже стоял перед новым зданием суда на Фан Пир и разглагольствовал перед кружком телеоператоров и репортеров, подводя итоги своего воинственного противостояния прокурорам Вышаку, Герберту и Келли. Он назвал их «злостными клеветниками», с дьявольским упорством пытающимися сделать из него козла отпущения. Но даже вновь предпринятое наступление не могло стереть неприятное впечатление от наводящего тоску Джона Коннолли, читающего с карточки слова о пятой поправке – и это после того, как он неделями рассказывал всему миру, что больше в этом не нуждается.

Дальше в дело вступила процедура, не гарантировавшая скорого разрешения дела. В своем кабинете, с помощью клерков, судья Вольф начал подготовку постановления суда, изучая свидетельские показания, вещественные доказательства и судебную практику по аналогичным делам. Это затянулось на месяцы, и к началу 1999 года дело практически выпало из поля зрения общественности, хотя время от времени о нем все-таки вспоминали, пусть и в другом контексте. Бывший федеральный прокурор и экс-губернатор Билл Уэльд в 1998 году принял участие в радио-шоу, рекламируя свой первый роман, и наткнулся на ведущего программы, который интересовался сделкой Балджера с ФБР. Кристофер Лайдон из программы «Связь» на WBUR с недоверием отнесся к тому, что Уэльд не попытался как следует разобраться в происходящем с Балджером. «Почему вы не возмущаетесь? – подначивал его Лайдон. – А вашему другу Уильяму Балджеру что-нибудь об этом известно? А вы его спрашивали?»

Обычно словоохотливый Уэльд отмалчивался, отвечая «нет» с ноткой раздражения в голосе. Лайдон продолжал говорить, но это превратилось практически в монолог. Вместо того чтобы присоединиться, Уэльд заполнял эфир молчанием. Особенно беспокоило Лайдона недавнее самоубийство Билли Джонсона, полицейского, грубо поведшего себя с Уайти Балджером в аэропорту Логан из-за контрабандной налички, и уверенного, что та стычка стоила ему карьеры. «Он же убил себя! – воскликнул Лайдон. – Несчастный человек, покончивший с жизнью, которая, как он думал, была с честью посвящена службе в правоохранительных органах».

– Так где же негодование? – снова спросил Лайдон.

Наконец напряжение слегка спало, и они приступили к обсуждению романа Уэльда. Но нежелание Уэльда вступать с Лайдоном в разговор на эту тему символизировало нежелание всего руководства бостонских правоохранительных органов из поколения Уэльда всерьез разбираться в скандале с Балджером.

К концу лета 1999 года по городу распространился слух, что Вольф после десяти месяцев размышлений и писанины вносит в свое постановление завершающие штрихи. В начале августа директор ФБР Луи Фри прибыл в Бостон и на пресс-конференции публично признал, что ФБР «совершило значительные ошибки» во время двадцатилетнего сотрудничества с Балджером и Флемми. Признание сочли попыткой одержимого своим паблисити ФБР лишить ожидаемое постановление федерального суда хотя бы части его остроты. «Мы должны отчитаться за многие ошибки», – заявил Фри и пообещал, что коррумпированные агенты из Бостона будут привлечены к ответственности.

Две недели спустя ФБР объявило, что беглец Уайти Балджер наконец-то внесен в списое «Десяти» – десяти наиболее разыскиваемых ФБР беглецов. Этот шаг – предпринятый спустя более чем четыре года после бегства Балджера (в 1995 году, после предъявления ему обвинения) – расценили как очень сильно запоздавший. В общественном мнении Бостона укоренилось убеждение, что ФБР никогда по-настоящему не было заинтересовано в том, чтобы отыскать своего бывшего осведомителя. Но теперь Балджера приравняли к остальным беглецам, вроде Эрика Роберта Рудольфа, подозреваемого во взрыве женской клиники, и Усамы бен Ладена, террориста из Саудовской Аравии. Кроме того, у него имелось одно значительное отличие: он считался первым осведомителем ФБР, попавшим в знаменитый список «Десяти», включавший в себя со времени своего создания в 1950 году в общей сложности 458 беглецов. Теперь его фото должно было появиться во всех почтовых отделениях страны и в федеральных зданиях, на веб-сайте ФБР и даже в мультфильме «Шоу Дика Трейси», в серии «Разыскивается Федеральным бюро расследований».