451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кесарево там или не кесарево, но дети – это катастрофа. Вы просто не в своем уме, – сказала госпожа Фелпс.
– Я закидываю детей в школу на девять дней из десяти. Так что они остаются со мной всего три дня в месяц, когда приходят домой на побывку; не так уж это и плохо. Загоняешь их в гостиную и щелкаешь выключателем. Это как стирка: загружаешь белье в машину и хлопаешь крышкой, – хихикнула миссис Боулз. – Они могут поцеловать меня, а могут дать пинка. Слава богу, я могу ответить тем же, мой пинок не хуже.
Женщины расхохотались, вывалив языки.
Несколько секунд Милдред сидела молча, а затем, увидев, что муж все еще стоит в дверях, захлопала в ладоши.
– Давайте поговорим о политике, чтобы развлечь Гая!
– Звучит неплохо, – сказала госпожа Боулз. – На прошлых выборах я голосовала, так же как и все, и рискнула поставить на Президента Ноубла. Я думаю, он один из самых симпатичных мужчин, когда-либо становившихся президентами.
– Ох, а что вы скажете о мужчине, которого выставили против него?
– Не очень, правда? Маловат ростом, невзрачный, да еще и брился нечисто, и причесывался кое-как.
– Чего это оппозиции взбрело в голову его выдвигать? Так не годится – выставлять подобного коротышку против высокого мужчины! К тому же он мямлил! В половине случаев я не могла расслышать ни слова. А те слова, что я все-таки расслышала, были абсолютно непонятны!
– Он еще толстый и не умеет скрывать это одеждой. Неудивительно, что Уинстон Ноубл одержал такую сокрушительную победу! Даже фамилии сработали. Поставьте рядом хотя бы на десять секунд: Уинстон Ноубл и Хьюберт Хоуг[14], – результат становится ясен сразу.
– Черт возьми! – закричал Монтаг. – Да что вы знаете о Хоуге и Ноубле!
– Как это что? Мы же недавно видели их на стене в гостиной, еще и шести месяцев не прошло. Один все время ковырял в носу, я чуть не взбесилась!
– Ну же, господин Монтаг, – сказала госпожа Фелпс, – неужели вы хотите, чтобы мы голосовали за такого человека?
Милдред просияла:
– Знаешь, Гай, смойся куда подальше от двери и не нервируй нас больше.
Но Монтаг уже исчез, а через секунду вернулся с книгой в руке.
– Гай!
– Будь все проклято! Проклято! Проклято!
– Что это у вас там, уж не книга ли? А я думала, что в наше время всякие специальные знания даются с помощью фильмов. – Госпожа Фелпс заморгала. – Вы читаете по теории пожарного дела?
– Теория, черта с два! – буркнул Монтаг. – Это поэзия.
– Монтаг! – Шепот.
– Оставьте меня в покое! – Монтагу казалось, будто он несется в гигантском круговороте рева, гула, гама…
– Монтаг, постойте, не надо…
– Вы слышали? Вы слышали, как эти чудовища толкуют про других чудовищ? Бог ты мой, это же надо так трещать о людях, о своих собственных детях, о самих себе! Так рассуждать о своих мужьях, нести такую чушь про войну! Черт подери, я стою здесь – и ушам не верю!
– Должна вам сказать, я и слова-то о войне не молвила, – возмутилась госпожа Фелпс.
– Что до поэзии, то я ее ненавижу, – заметила госпожа Боулз.
– А вы когда-нибудь стихи слышали?
– Монтаг! – Голос Фабера еле пробивался в его мозг. – Вы все погубите! Заткнитесь! Вот дурак!
Все три женщины поднялись с мест.
– Сядьте!
Они сели.
– Я ухожу домой, – с дрожью в голосе объявила госпожа Боулз.
– Монтаг, Монтаг, пожалуйста, ради бога! – умолял Фабер. – Что вы замыслили?
– Почему бы вам не прочитать вслух какое-нибудь стихотворение из вашей книжки? – Госпожа Фелпс кивнула на томик. – Я думаю, это было бы очень интересно.
– Так не годится, – взвыла госпожа Боулз. – Этого нельзя делать!
– Но вы только посмотрите на господина Монтага! Ему же хочется почитать, я знаю, что хочется. А если мы будем хорошо слушать, господин Монтаг развеселится, и тогда мы, наверное, сможем остаться и поделать что-нибудь еще.
Госпожа Фелпс нервно обвела взглядом протяжную пустоту стен, окружавших их.
– Монтаг, еще немного в этом духе, и я отключусь, я брошу вас. – Маленький «жучок» уколол его в ухо. – Какая от этого польза? Что вы докажете?
– Напугаю их до смерти, вот что я сделаю! Напугаю так, что им белый свет не мил будет!
Милдред уставилась в воздушную пустоту.
– Интересно, Гай, с кем это ты разговариваешь?
Серебряная игла пронзила его мозг.
– Монтаг, послушайте, есть только один выход. Скажите, что вы пошутили, загладьте все, сделайте вид, что больше не сердитесь. А затем – подойдите к стенному мусоросжигателю и бросьте туда книгу!
Предчувствуя, что может произойти, Милдред сказала дрожащим голосом:
– Раз в год, милые дамы, каждому пожарному разрешается принести домой одну книгу, из тех, что описывают старые времена, и показать семье, как глупо тогда все было устроено, как эти книжки заставляли людей нервничать, просто делали их психами. Сегодня вечером Гай приготовил сюрприз: он прочитает вам один образчик и продемонстрирует, какая тогда царила неразбериха, чтобы впредь мы никогда не забивали наши старенькие головки этим мусором, не так ли, дорогой?
Монтаг стиснул книгу в руках.
– Скажите «да».
Его губы повторили вслед за губами Фабера:
– Да.
Милдред со смехом выхватила книгу.
– Вот! Прочитай это стихотворение! Нет, дай-ка сюда, вот, это совсем смешное, ты сегодня уже читал его вслух. Дамы, вы не поймете ни слова! Там сплошь – турурум-пум-пум… Давай, Гай, читай на этой странице, дорогой!
Монтаг взглянул на раскрытую страницу.
Мушка в его ухе нежно затрепетала крыльями:
– Читайте!
– Как называется, дорогой?
– «Дуврский берег»[15].
Губы Монтага онемели.
– Только читай хорошеньким ясным голосом и медленно.
Комната была для Монтага огненным пеклом; он весь горел, он весь леденел; дамы сидели посреди голой пустыни, где было три стула и он, Монтаг, который стоял, покачиваясь из стороны в сторону, он, Монтаг, который стоял и ждал, когда госпожа Фелпс кончит поправлять кромку платья, а госпожа Боулз уберет пальцы от своей прически. Затем он начал читать – низким прерывающимся голосом, который креп по мере того, как Монтаг переходил от строчки к строчке, и голос этот
